Нинель Максименко - Ищи Колумба ! Страница 14

Я знаю, почему мама так говорит. Знаю. Потому что она прожила целую зиму в подвале, где через стенку, в соседнем подвале, лежали трупы сотрудников и друзей. Она знала этих людей, привыкла уважать их, восхищаться их знаниями. И вот день за днем - видеть это было невыносимо люди худели и желтели, становились вялыми и безразличными. Однажды они не вставали со своих раскладушек или падали прямо среди дня за работой, и их невесомые трупы переносили в соседний подвал.

Я знаю, это засело в ней навсегда. В каждую клеточку мозга, в каждую капельку крови.

А Матвей этого не пережил. Он очень умный. Очень. Очень. Но он не пережил этого.

Я очень боялась за маму, когда видела по ее лицу, что к ней возвращается та, ленинградская зима.

Мы с мамой всегда все понимали друг про друга. Но вот это я понять не могла. Ну, то есть смерть.

Матвей собрался уходить. Мне ужасно хотелось побыть с ним наедине. Просто необходимо было кое-что ему показать. Мама как будто прочитала мои мысли и сказала мне:

- Тата, проводи, пожалуйста, гостя! Матвей, я давно хотела познакомиться с вами.

Мы пошли с Матвеем, и я ему сказала:

- Сейчас ты получишь новогодний подарок.

Матвей уже открыл рот, наверно хотел отказываться от подарка. Но я не дала ему слова сказать:

- Молчи, молчи, ты глупый, ты совсем глупый. Вижу, ты вообразил, что в универмаге в отделе сувениров я купила тебе деревянного орла или там выжженное на доске Ласточкино Гнездо, а ты, бедненький, потом не будешь знать, куда это выбросить или кому передарить. Нет, мой подарок не захламит твоей квартиры, это...

- О, я ни минуты не думал об универмаге. Твои подарки не могут быть родом из отдела сувениров. Это или вышитый бисером кисет или...

- Это - тайна!

Матвей застонал и схватился за голову.

- О боже, как я не догадался, конечно, тайна!

Я не обиделась, я привыкла к его иронии, мне нравилось, мне хотелось ее побеждать.

Я взяла его за руку, и мы побежали по нашей горбатой улочке вниз, к морю, к моей самой тайной тайне.

Мы спустились к морю. Хоть уже и вечерело, но солнце светило вовсю. Валуны у моря были покрыты льдистой коркой, и они как сумасшедшие сверкали на солнце. Как будто это чудовищно огромные алмазы. А на линии прибоя, на желтом песке, лежала кружевная полоска снега.

Мы оба замерли. Такое чудо не часто увидишь в наших теплых местах.

Я даже думала, что моя тайна померкнет перед этим чудом. Мы прошли по берегу, миновали лодочные гаражи, свернули за ресторан... И вот он, мой Замок, моя тайна. Перед нами высоченная трехметровая дверь, обитая длинными медными скобами. Мы входим в торжественный полумрак высокого пустого зала. Я не отрываясь смотрю в лицо Матвея. От его иронии ничего не осталось. Мощный закатный свет, прорвавшись сквозь щели в крыше, пронзил пыльный воздух, образовав светящиеся колонны.

Над нами на десятиметровой высоте виднелись стропила из благородного темного дерева. Таких мощных стволов не встретишь и в английском замке. А у самого потолка через узкие, как бойницы, оконца видно было высокое небо. Курлыкали голуби. Чуть приглушенно доносился грохот моря.

Я-то уж сто раз бывала в своем Замке, но и то у меня аж сердце захолонуло. День сегодня особенный - и то, что новогодний, и то, что пришел Матвей, и то, что свет такой пронзительный. И внутри у меня зазвучал орган, и все громче, громче и настолько явственно, что я узнаю эту музыку - Бах...

А я стою в своем прекрасном Замке рядом с любимым... Вот я себя и поймала! С любимым... Да, это так. Так, так!

И в этот самый миг Матвей осторожно берет мою руку и кладет к себе на сердце. Оно бьется, как птица в клетке.

- Ты слышишь, Татка, мое сердце? Там звучит Бах. Твой подарок прекрасен. Я благодарю тебя.

Во мне все разрывалось. От счастья, от бурной радости, от желания кричать на весь мир о моем счастье, от желания кружиться в бесконечном вальсе и закружить Матвея.

Мы вышли из Замка и тихо пошли к остановке.

* * *

Мама, мамочка! Я хочу тебе рассказать, что сегодня случилось. Ты ведь знаешь, что Матвей болеет, у него грипп. Сегодня нам выдавали зарплату. И вот я стою в очереди за зарплатой, передо мной еще стоит тетя Маша, и вдруг подходит ко мне какая-то девочка (знаешь, она показалась мне совсем, совсем девочкой) и спрашивает:

- Простите, пожалуйста, вы не знаете, можно ли мне получить зарплату за мужа? Он заболел, а нам нужны деньги, - и она показывает бюллетень, а сама вся покраснела.

- Конечно, вот в это окошечко. Пройдите без очереди.

- Да нет, нет, что вы, я обожду, - а сама покраснела еще больше.

Знаешь, мама, какая она... Вот если бы Рафаэль еще не выбрал лица для своей мадонны, он бы выбрал ее лицо.

Я не могу, мне стыдно говорить и думать о ней...

Мама! Ведь она ждет ребенка. Не помню, как уж я расписалась в ведомости и постыдно бежала от кассы. Не помню сама, как я очутилась в той комнате, ну, знаешь, я тебе говорила, где выставили на поставце наших Умника, Головастика и Радиста. Я подошла и стою, а сердце знаешь как билось! Мама, я даже никогда не представляла, что такое можно испытывать. Я даже не думала, что от стыда может быть так больно. Вдруг я слышу за собой тихие, тяжелые шаги и сразу понимаю, что это она. Куда мне деться? Хоть бы пол провалился, хоть бы гром меня убил на месте! А она тихо так подходит и встала с другой стороны поставца. Я вся сжалась; не знаю бежать мне, что ли, а она вдруг говорит:

- Знаете, я ведь в школе работаю, преподаю историю в восьмом классе, и я ребятам часто рассказываю про эти фигурки. Откуда они? Правда, ужасно интересно? - Она говорит, а сама опять покраснела, и тонкие брови встали смешно так, углом. И говорит снова: - Я часто думаю о них. Может быть, это какая-то совершенно неизвестная нам цивилизация, правда? Ведь нашли же археологи каменных атлантов толтеков, а раньше ничего не знали об этом, правда?

А я стою как аршин проглотила, ничего не могу сказать, а она еще вздохнула и добавила:

- Какая вы счастливая, что здесь работаете! Я вот мужу своему тоже завидую, у вас так тут интересно!

Господи, как только я могла остаться живой. Господи, как у меня сердце не разорвалось, оно ведь так стучало - на всю комнату, на весь музей, нет, на весь свет. Я убежала с работы, хорошо, был уже конец дня, да и к тому же день зарплаты.

Но разве я могу пойти домой! Мама, хоть она и самая родная и самая близкая, она мне не поможет. Да не могу, не могу я, не хочу ни с кем сейчас быть, не могу никому на глаза показываться. Куда деться, куда бежать, куда спрятаться!

Хочется уплыть в море на край света или убежать, куда - не знаю, просто бежать, бежать, бежать... Но я никуда не бежала, а сама не заметила, как оказалась совсем рядом с домом. Но только идти домой я не могла. И я, почти что не соображая, что делаю, пошла в свой Замок.

Дверь была приоткрыта, и я тихо скользнула внутрь. Зачем я сюда пришла? Сама не знаю. Еще так недавно я пережила здесь такое счастье. Сейчас все не так, как тогда.

Небо мрачное, тяжелое, черное. Зловещее солнце садится в свинцовые, багровые тучи. Завтра опять будет волноваться море. Сегодня и внутри моего Замка совсем не то. Нет светящихся стройных колонн. В узкие оконца наверху попадает свет от заходящего солнца, освещая страшным кровавым светом старые черные стропила, высокую деревянную крышу. Сейчас это не волшебный Замок и не собор, в котором звучал Бах, сейчас это никому не нужный ветхий сарай, который неизвестно почему до сих пор стоит, и неизвестно, зачем я сюда пришла.

И тут вдруг я услышала какие-то странные звуки - то ли хрюканье, то ли всхлипывания и в испуге выскочила вон отсюда. Почти тут же вслед за мной на свет вышло то, что издавало эти пугающие звуки. И что же? Это оказалась Людка Кабанова из нашего класса, да и к тому же из секции плавания, мы вместе с ней занимались плаванием. Полгода мы с ней не виделись, хоть и живем совсем рядом. В секцию я ходить перестала, как начала работать. Ужасно я удивилась, увидев здесь Людку, меньше всего на свете я бы ожидала увидеть здесь именно ее. А она удивилась еще того больше.

- Ты что это тут? - воскликнули мы с ней одновременно.

- А ты плакала, - сказала я.

- И ты тоже, - сказала Люда Кабанова. - Пойдем, что ли, по-над морем покейфуем. Только давай разворот сделаем, а то вон те ребята сейчас прицепятся.

Людка Кабанова всегда у нас была самая модная из девчонок. Она сама об этом говорит, а говорит она - умереть можно, без переводчика не поймешь, про себя Людка так говорит: "Все есть, и джинса и шиза, и дома полный кастор, и родители уж такие достоевские, любую фирму нарисуют на высоком научном уровне".

И вот эта самая "клевая чувиха" Людка Кабанова вконец меня ошарашила:

- Знаешь, Татка, решила сдрыснуть от своих предков.

- Ты что это, Людка, с ума сошла!

- Сойдешь с ума, это факт. Во они у меня где! Одним словом, полная конфрантация.

- Ну а что такое, толком расскажи!

- Да какой там толк, просто эта житуха не по мне. Ты думаешь, мне нарисуют фоно, да чепчик, и все дела, ну их, осточертела мне эта житуха, осточертела. Ты у нас просто чиста, как молочный сосунок. Твои предки, что ли, не помешались на отдыхающих?