Густав Гилберт - Нюрнбергский дневник Страница 15

Ради избежания войны Чемберлен вновь призвал к переговорам по вопросу германок-польского конфликта. Ответом Гитлера стало еще более звучное бряцание оружием.

26 августа 1939 года к Гитлеру обратился и премьер-министр Франции Даладье: «…B столь трудный час я искренне верю в то, что любой человек, движимый благородными помыслами, способен понять, что речь идет о развязывании захватнической войны без каких-либо попыток мирного урегулирования разногласий между Германией и Польшей…Как глава правительства Франции, искренне заинтересованный в добрососедских взаимоотношениях французского и германского народов, с одной стороны, и связанный обязательствами дружбы и взаимной помощи с Польшей — с другой, я прямо заявляю, что готов предпринять любые шаги ради благоприятного исхода этого конфликта». Предложив еще раз все трезво взвесить, Даладье добавил: «Ивам, и мне пришлось побывать в окопах последней войны. Вам, как и мне, известно, сколь глубоки в пародах отвращение и осуждение горького наследия той войны… Если вновь, как и 25 лет назад, прольется кровь французского и немецкого народов, но уже в новой, еще более жестокой и опустошительной войне, то каждая нация станет сражаться с верой в свою собственную победу. Самые же пышные лавры побед этой войны достанутся варварству и разрушению».

Обеденный перерыв. Когда обвиняемых уводили на обед, Франк сдавленным голосом шепнул мне:

— Оказывается, было два письма-послания!

Во время обеда Геринг не выказывал ни малейших признаков того, что тронут усугубляющим его личную вину доказательством решимости Гитлера вопреки всем предупреждениям и уговорам все же развязать войну. Он продолжал брюзжать по поводу того, что, дескать, защите всеми средствами стараются связать руки, добавив следующее:

— Вот подождите — дойдет дело до того, что они лишат нас последнего слова.

Дёниц поинтересовался у меня, почему генерал-штабист Дэнован был исключен Джексоном из состава обвинения.

— Да, — злобно сверкнув глазами, тут же вмешался Геринг, — действительно, почему?

Я ответил, что ничего не знаю об этом. Дёниц хотел было сослаться на какую-то газету, но Геринг не дал ему договорить. Судя по всему, речь шла о заметке в «Старз энд страйпс», ссылавшейся на статью в «Арми энд нэйви джорнэл», в которой автор нападал на Джексона за то, что тот, дескать, обрушился с обвинениями на «достойную почета касту солдат», что Дёниц с Герингом сочли за основание для вывода из состава суда Дэнована.

Далее Геринг продолжил свои циничные нападки, затронув тему социальных отношений в Америке. Указав на сидевших на балконе чернокожих офицеров, он поинтересовался, имеют ли они право отдавать приказы своим подчиненным белым, и тем, можно ли им ездить в одном транспорте с белыми штатскими.

Послеобеденное заседание.

М-р Гриффит-Джоунс зачитал телеграмму президента Рузвельта от 24 августа 1939 года, адресованную Гитлеру, в которой президент США вновь призывал к переговорам ради избежания войны: «Ответа на свое апрельское прошлогоднее послание я так и не получил; однако, твердо осознавая, что дело мира во всем мире является самым важным из всех существующих приоритетов человечества, я вновь обращаюсь к вам в надежде на то, что угроза войны и связанные с ней людские беды еще могут быть устранены». Президент США вновь настоятельно призвал Гитлера к переговорам. И снова не получил от него ответа на свое послание.

25 августа Рузвельт выступил еще с одним посланием: «В своем ответе па мое послание президент Польши заверил меня, что правительство Польши преисполнено решимости на основе перечисленных в моем послании принципов обсудить все спорные вопросы, возникшие между Польской республикой и Германским рейхом, на переговорах или на основах взаимных уступок. Еще остается возможность уберечь бесчисленные человеческие жизни, еще есть надежда для создания нациями и народами нынешнего мира основ для добрососедского сосуществования, при условии, что Вы лично и Имперское правительство готовы к избранию пути мирного урегулирования по примеру польского правительства. Весь мир взывает к тому, что и Германия изберет именно этот путь…»

М-р Гриффит-Джоунс обратился к суду с такими словами: «Но, господин председательствующий, Германия не пожелала пойти этим путем; не пожелала и принять во внимание предостережения Папы Римского, изложенные в следующих документах!» 31 августа Римский Папа писал: «Папа не спешит расстаться с надеждой на то, что забрезжившая вдалеке перспектива переговоров может привести с справедливому и мирному решению, о котором вот уже столько времени молит весь мир».

Но все призывы оказались тщетными. Гитлер уже принял решение — война должна начаться еще при его жизни. И пока Гитлер, Риббентроп и Геринг разыгрывали фарс псевдопереговоров, вермахт нанес удар.

Камера Йодля. Во время обеда мне бросилось в глаза, что Йодль сидит отдельно от Кейтеля, и вечером я решил навестить его. Сначала темой нашей беседы было сегодняшнее представление доказательств. Йодль внешне оставался спокоен, однако чувствовалось, что он окончательно избавился от иллюзий.

— Сознание того, что нас предали, куда горше всякого поражения. Я сражался в этой войне с верой в неизбежность этой войны, защищая свое отечество. А то, что Гитлер действительно все запланировал заранее и отклонил все мирные инициативы… Теперь легко говорить… Но знай я об этом тогда, результатом бы стал кошмарный конфликт совести и чувства долга. Может быть, и к лучшему, что я ни о чем не знал. Так я хотя бы сражался в твердой убежденности своей правоты. Есть кое-что, чего никак не совместишь с честью офицера.

— Например, злодейское убийство… — вставил я.

Помедлив пару секунд, Йодль спокойно ответил:

— Разумеется, такого в рамки офицерской чести не втиснуть. Кейтель говорил мне, что Жиро постоянно находился под контролем и что дело потом было передано в ведение РСХА — но ни слова об этом зверском убийстве! Нет, тут уже о чести офицера и речи быть не может! Но такое случается в военной истории — как вы помните, мы заявили, что царя Болгарии отравили. Но я никогда бы не мог подумать, что мы могли и нашего собственного генерала…

Не договорив, Кейтель уставился в пол.

— Я заметил, вы больше не сидите за командирским столом, — бросил я как бы ненароком.

— Так и вы заметили? — Снова Кейтель попытался не встретиться со мной взглядом.

— Только сегодня.

— Нуда, я не из тех, кто привык бить лежачего — в особенности если мы с ним в одной лодке. И Штрейхер — не исключение. (Эта беседа ликвидировала все сомнения в том, что Кейтель утратил авторитет даже в группировке военных, и даже Йодль решил втихомолку отпихнуть его от себя.)

Камера Геринга. Геринг осведомился о ходе событий с назначением генерала Мак-Нарни на должность командующего вооруженными силами США в Европе, в явной надежде заглянуть за кулисы, поскольку понимал, что с уходом генерала Дэнована он теряет и своего защитника (в особенности после пресловутого вырванного из контекста выражения «достойная почета каста солдат», которое «Арми энд нэйви джорнэл» связал с уходом с должности Дэнована). Я ответил, что вообще неизвестно, кто такой генерал Мак-Нарни.

Геринг: — Генерал Мак-Нарни совершил одну великую ошибку, заявив о том, что всех нацистов и их пособников следует превратить в обычных рабочих. Это только подогнало бы страну к коммунизму.

Я возразил, что мне это не совсем понятно, но коль мы уж хотим искоренить национал-социализм, сеявший разрушения в Европе и в самой Германии, то следует научить и немецкий народ жить в мире со своими соседями согласно демократическим принципам.

— Но демократия неприемлема для немецкого народа! — убежденно ответствовал Геринг. — Они просто поубивают друг друга в припадке ненависти — эти лицемеры. Я рад, что мне уже не придется оказаться там, за стенами этой тюрьмы, где каждый пытается сохранить лицо и спасти собственную башку, обвиняя теперь, когда мы потерпели такое поражение, партию. Возьмите, к примеру, этого фотографа Гофмана. Я в газете увидел его снимок с подписью, что он занимается тем, что отыскивает фотографии, содержащие доказательства против нас. И вспоминаю, сколько же он в свое время получил за снимки одного только меня. Не хочу завышать эту цифру, но это, самое малое, — 1 миллион рейхсмарок, при прибыли, скажем, 5 пфеннигов с одного фотоснимка. А теперь он ищет снимки, которые обличают меня! Нет, все это без толку — никакая демократия в Германии невозможна. Люди слишком эгоистичны и враждебны — не переносят друг друга. Разве может демократия функционировать при 75 политических партиях?

Позже Геринг заметил: — Знаете, а Гесс ненормален. Может, память к нему и вернулась, ладно, но он до сих пор одержим манией преследования. Он все время говорит о какой-то там машине, которая встроена под полом его камеры, чтобы своим гулом довести его до сумасшествия. Я сказал ему, что я слышу такой шум и у себя в камере. А он продолжает стоять на своем. Я даже всего и не припомню, что он болтает… Выходит — если кофе слишком горяч, он считает, что его хотят ошпарить, если остыл — значит, специально действуют ему на нервы. Хотя вообще-то он такого не говорил, но все равно нечто подобное приходилось от него слышать!