Н. Нарочницкая - За что и с кем мы воевали Страница 15

Это оскорбление России, разрушенной дотла фашистской агрессией и отдавшей 20 миллионов жизней не только за право на собственную историю. Они погибли, в том числе и за то, чтобы поляки, эстонцы, латыши и литовцы не прекратили бы свою национальную историю вообще. По нацистскому плану они должны были бы едва читать на немецком географические указатели в «Ингерманландии». В СССР у них были и страдания, но они стали академиками и генералами, литераторами и изобретателями и награждались Государственными премиями. Это проявления оккупационного режима?

Теперь Латвию патрулируют натовские самолеты, а этнократический режим лишает русских права на язык и культуру, гражданских прав на том основании, что Латвия была под оккупационным режимом. Президент Латвии Вике-Фрайберге не постеснялась сказать, что «русские должны стать латышами русского происхождения». Это принудительная ассимиляция или вытеснение из страны. И вот парламентарий Кирштейнс — Председатель Комитета по международным делам латвийского сейма — уже требует «вывезти всех оккупантов на поезде». Такая демократия теперь — норма «объединенной» Европы, представляемой эталоном для всего цивилизованного мира. Не похоже ли именно это на нацистские времена? И какую реакцию вызвало бы гипотетическое требование какого-нибудь российского президента, чтобы, например, татары стали «русскими татарского происхождения»?

Многократно увеличившееся давление на некоммунистическую Россию, очередное вытеснение ее на Северо-Восток Евразии ведется под самыми фарисейскими за всю историю лозунгами. Поистине не схватка «идеологий раскола» и не «борьба демократии и тоталитаризма» составляют суть истории XX века. Похоже, опять «нельзя терпеть на Востоке такого колоссального государства».

«Вот уже полтораста лет Запад боится России» — горько заметил Иван Ильин в годы «холодной войны», и мало что изменилось в век «общечеловеческих ценностей». Он прав: «никакое служение общеевропейскому делу не меняет этого отношения — ни освобождение Европы от Наполеона, ни спасение Пруссии в 1805–1815, ни спасение Австрии в 1849 и Франции в 1875, ни миролюбие Александра III, ни Гаагская конвенция, ни жертвенная борьба с Германией в 1914». Добавим, ни освобождение Европы от тотального уничтожения Гитлером, ни, наконец, даже самоустранение России как великой державы. «Для них Россия, — с горечью делает вывод И. Ильин, — это загадочная, полуварварская „пустота“; ее надо евангелизировать или обратить в католичество, „колонизовать“ (буквально) и цивилизовать; в случае нужды ее можно и должно использовать для своей торговли и для своих целей и интриг, а, впрочем, — ее необходимо всячески ослаблять».

На этом поприще неустанно трудится З. Бжезинский,[34] называющий Россию «черной дырой», и на каждой странице бросающий замечания об отсталости и культурной неполноценности русских уже не только перед Западом, но и перед всеми народами мира и населяющими историческое государство Российское, повторяя схожие сентенции Р. Пайнса.

Современная пресса Запада демонстрирует такой антирусский накал, которого не было даже в период «холодной войны». С удивительной преемственностью просматривается и гегелевская теория исторических и неисторических народов, и нетерпеливая злоба Ф. Энгельса, предвкушавшего исчезновение антиисторичных славян и имманентно реакционного русского народа. Однако, вспомним, что эта преемственность имеет не полуторавековую, а почти тысячелетнюю историю. Этот мотив антихристианства и варварства православных славян звучал еще в письме Бернарду Клервосскому, вдохновителю первого крестового похода, от Епископа Краковского Матфея, который побуждал к крестовому походу против русских варваров.

Пока общественное сознание России не освободится от иллюзий «вхождения в так называемое цивилизованное сообщество», которое ее совсем не ждет, именно это сообщество будет все так же триумфально пожинать плоды нашего национального упадка и безволия.

Запад всегда будет приветствовать только такого российского лидера, который окажется сугубым западником — не столь важно, либерально-космополитического или классово-интернационального толка.

Запад будет всегда демонизировать лидера, который хочет сильной и самостоятельной России. Это подтвердил С. Хантингтон, первым из маститых политологов Запада указавший на глобальный характер цивилизационного противостояния именно после краха коммунизма, ибо идеологическое противостояние между либеральным Западом и его коммунистическим оппонентом — дискуссия в рамках одного мировоззрения, тогда как возрождение подлинного религиозно-исторического лица России делает ее уже представителем иного мирового проекта.

Мы видим, как только Россия начинает «сосредоточиваться» и искать формы самовосстановления и укрепления, восстанавливать контроль за своими ресурсами, ее обвиняют в фашизме и отступлении от демократии.

Окончательное крушение всей русской истории — вот назначенная цена за мнимое место в мировой олигархии для той постперестроечной элиты, что до сих пор почитает «нецивилизованным» даже слабо возражать против уничтожения уже не только российского велико державия, но и самой русской исторической личности во всех их геополитических и духовных определениях.

Сопротивление — это возврат к «тоталитаризму», а любая защита национального достоинства и истории — это «русский фашизм». Но только слепец не увидит за этим клише извечные западные фобии в отношении Православия и России, рядившиеся в разные одежды, но единые для папского Рима и Вольтера, для де Кюстина и К. Маркса, для Ленина с Троцким, но и для кумиров московских либералов А. Сахарова, В. Новодворской, электрификаторов и трубадуров либеральных империй — «царизм», «русский империализм», «филофейство», «византийская схизма», «варварство варягов» и «любовь к рабству».

Поистине наша национальная катастрофа есть плод очередного самоуничижения и комплекса культурной неполноценности российской интеллигенции, воплощенного то либералами XIX века, то ранним большевизмом, то диссидентами и номенклатурно-партийной и интеллектуальной элитой эры Горбачева, наконец, первым постсоветским истэблишментом.

Но, как и прежде, главным инструментом разрушения является манипуляция нашим историческим и национальным самосознанием.

Это поднимает перед всем русским обществом огромные проблемы излечения болезни национального сознания и более глубокого осмысления собственных грехов, своих потерь и обретений. Подлинная причина катастрофы и неспособности русских панорамно оценить все, что происходит с ними и Россией — есть духовное ослепление и оскудение в силу отпадения от Православной веры, давшей в свое время русским смысл их исторической жизни и необычайную энергию и способность к творческому акту в мировой истории. Утрата христианского чутья ко злу и его источнику, к подменам и иллюзорным соблазнам привела к исчезновению чувства личной и соборной ответственности за себя и каждого, за нашу поруганную Победу, за русское присутствие в мире.

Вовлечение России как явления мировой истории и культуры в очередной глобальный проект очень напоминает драму и утраты России при столкновении с первой универсалистской идеей XX века под флагом марксизма. Если бы окружающий мир в 1917 был менее скован войной и ее последствиями, он воспользовался бы нашей драмой еще активнее, и геополитические потери нашей страны были бы куда страшнее.

Путь, судьба и итог СССР показали, что исторически жизнеспособная и «национальная государственность должна опираться на дух народный, который составляет нравственное могущество государства, подобно физическому нужное для его твердости».[35] Держава и нация, впитав «дух народный» в годы Великой Отечественной Войны, испытала взлет могущества на мировой арене, но потом вновь растеряла его, тщась строить коммунизм, и при столкновении с очередным глобалистскими соблазном пришла к распаду, к кризису самосознания и нигилизму к своей истории.

Сегодняшние итоги и задачи взывают к чувству национальной солидарности не перед внешним врагом, а для духовно-исторического делания и продолжения исторической жизни. Они призывают бедного и богатого, простого и образованного, старого и молодого. Ибо нация, способная сохранить себя в истории, это не простая сумма индивидов, а преемственно живущий организм с целями и ценностями национального бытия, с общим духом и верой, представлениями о добре и зле, с общими историческими переживаниями. Именно это и делает из народонаселения нацию, способную к творческому историческому акту.

Те, кому знакомо чувство во время вдохновенной молитвы на литургии, прекрасно знают чувство принадлежности к Соборной Церкви — соединяющей с Христом всех верующих — ушедших, нынешних и будущих. По этому образу будем стремиться к освященному Духом чувству принадлежности к своему Отечеству.