Сергей Голяков - Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика Страница 15

Однажды услышал душераздирающие крики: "Газы!..". Ветер переменился, и ипритное облако повисло над своими же окопами. Харкал кровью, но выжил.

Сейчас уже не вспомнить, когда он впервые задумался: ради чего воюем? Скорее всего, это было уже после войны. Его не демобилизовали, а направили в часть, которая должна была силой подавить восстание рабочих в Берлине. Но почему немцы должны стрелять в немцев?

В марте 1919 года он демобилизовался. Хотел вернуться в кузницу, но здоровье не позволило. Иприт ослабил легкие. С большим трудом получил место воспитателя в исправительной школе. Но долго и там не задержался. Истерзанные войной дети вызывали сострадание, и Макс не мог обращаться с ними сурово и строго, как от него требовали. В это время умер отец. Макс любил старика. Отец был очень набожен, а Макс не верил в Бога. Война сделала его безбожником. И она же заставила его понять, что кузнец своего счастья — сам человек. Эта вера укрепилась в нем после того, как он переехал в Гамбург.

В Гамбурге вступил в члены Союза моряков. Ушел в политику — самую трудную из всех наук. Постигал азы по книгам, а практику проходил в порту, на городских улицах. Летом 1922 года — первый арест. Получил три месяца тюрьмы за участие в потасовке с полицейскими во время забастовки механиков. Прямо из тюрьмы пошел на улицу Ротессодштрассе. Здесь находилась рабочая ячейка моряков.

В 1927 году от причала Гамбургского порта отходил большой танкер "Нептун". Его должны были перегнать в Батуми за нефтью. Клаузена зачислили в команду. Хотелось своими глазами посмотреть на новую Россию.

Потом был еще один рейс к советским берегам. На этот раз в Мурманск. И снова захватывающее ощущение огромной стройки. Он видел, как спорилось дело в руках этих плохо одетых и не всегда сытых людей…

…Мерно стучали колеса экспресса. Позади остались Чанчунь, пыльный Мукден. Поезд мчался меж пологих скалистых сопок. Скоро Дайрен. За окном розовая кипень цветущих садов. Здесь царит весна, а там, в Москве, высокие сугробы на бульварах, во дворе их радиошколы на Воробьевых горах, думал Макс.

Когда гамбургские товарищи сказали: поедешь в Москву, он ушам своим не поверил. Думал, его решили разыграть. Но с ним не шутили. Объяснили: ты хорошо знаешь радиодело, а Москве нужны опытные радисты. Учти, задания могут быть самыми ответственными. Не подведешь? Что он мог им ответить?

В Москве Макса поселили вместе с Вейнгартом, которого он хорошо знал по Гамбургу. Жили в большом доме с большими квадратными окнами. Изучали системы радиопередатчиков. Собирали схемы. Отрабатывали работу на ключе. Год учебы прошел незаметно. И вот задание. Перед отъездом пригласили к Старику.

Берзин долго расспрашивал о Германии. О предстоящей поездке заговорил в самом конце разговора. Спросил:

— Не страшно уезжать?

— Нет, страха не чувствую…

…Поезд загромыхал на пристанционных стрелках, сбавил ход. Проводник объявил: "Дайрен". Макс находился в дороге почти две недели. Теперь на пароход и — в Шанхай. В отеле "Плаза" его будут ждать. И действительно, на следующий день после приезда в номер постучался человек. Войдя, спросил:

— Как поживает Эрна?

— С Эрной все в порядке. От нее сердечные приветы.

Макс узнал вошедшего. Он видел его фотографию в Москве, в управлении. Константин Мишин. Бывший русский офицер. Приехал в Шанхай в начале двадцатых годов вместе с семьей. Бежал от революции. Не понял ее, не сумел найти свое место в жизни. Потом почувствовал, что сделал ошибку. Но исправлять ее было поздно. Жизнь шла к концу. Дни, когда можно начинать все сначала, безвозвратно прошли. И все же Мишин нашел способ оказаться полезным Отечеству.

Из отеля Мишин проводил Клаузена на улицу Думер. Здесь, на третьем этаже дома № 9, Макс снял две комнаты. Рядом с домом была небольшая пристройка. Клаузен решил открыть в ней мастерскую по ремонту велосипедов и мотоциклов.

Через несколько дней на квартиру доставили передатчик. Похожий на несгораемый шкаф, он был тяжел и неуклюж. Вместе с приемником марки "Пилот" он занял в комнате целый угол.

"Если нагрянет полиция, такие игрушки не спрятать", — подумал Макс. Все же он установил на крыше антенну. Провел несколько коротких сеансов с Владивостоком. Связь была неустойчивой, слышимость — слабой.

Макс решил сделать новый передатчик, купил несколько трубок для автомобильных бензопроводов и бутылку шампанского. Дома принялся за дело. На темное стекло бутылки виток за витком легла медная трубка. Несколько последних паек, и вот уже замигала контрольная лампочка. Хитросплетение проводов, конденсаторов и сопротивлений превратилось в чуткий аппарат. Передатчик, собранный Максом на чужой земле, действовал. Владивосток подтвердил: слышимость хорошая, работа устойчивая.

К приезду Рихарда все было готово. Они встретились в маленькой гостинице на окраине Шанхая, в квартале Гонкю.

— Давно вас жду, — сказал Макс. — Рация собрана, связь с "Висбаденом" установлена.

"Висбаден" — условное название станции связи во Владивостоке.

— Хорошо. Передайте в Центр: группа приступает к работе.

Вскоре Рихард направил в Москву подробный доклад о положении в освобожденных районах Китая.

"В настоящее время, — писал он, — советское движение развивается в 300 южных и центральных уездах. Оно располагает организованной армией в составе 36 корпусов, около 200 тысяч бойцов и примерно миллионом, хотя и слабо вооруженных, рабочих и крестьян, объединенных в партизанские отряды, отряды молодой гвардии и другие массовые организации. Последовательная ликвидация гнета империализма и всех пережитков феодализма в советских районах, конфискация и распределение между крестьянами помещичьей земли, уничтожение долговых обязательств — все это превращает советские районы в центры, практически показывающие путь к освобождению всего Китая. Нанкинское правительство не может справиться с советскими районами даже при очень широкой и всесторонней поддержке многих империалистических держав. Возвещенные Чан Кайши с такой помпой походы против советских районов один за другим проваливаются. Однако гоминьдановцы не собираются складывать оружие. В ближайшем будущем следует ожидать новых походов против свободных районов…".

Рихарда и его товарищей тревожили происходившие время от времени провокации на КВЖД. Зорге передавал в Москву сведения о готовящихся к заброске в советское Приморье и Забайкалье белогвардейских бандах и обо всех других событиях, назревавших на обширной территории от Шанхая до советской границы и представлявших угрозу для СССР. В этой мозаике вырисовывались главные тенденции, все явственнее обозначалась для Рихарда главная опасность, которая угрожала как Китаю, так и Советскому Союзу. Предположения Берзина подтверждались: именно со стороны империалистской Японии на Дальнем Востоке надвигалась главная опасность.

В конце первого года своей работы Зорге направил со связником в Москву доклад с обстоятельным анализом событий в Китае и своими выводами. Вскоре Клаузен принял радиосообщение: доклад произвел в Центре хорошее впечатление. Рихарду рекомендовали и впредь особое внимание уделять китайско-японским отношениям.

* * *

Сеансы радиосвязи с "Висбаденом" учащались и удлинялись. Работать на одном месте становилось опасно. Передатчик могли обнаружить. На некоторое время Макс перебрался в "Отель де Франс". Там он узнал, что хозяин отеля венгр с американским именем Джо Бакли — содержал небольшой пансион. В пансионе были свободные комнаты, но на втором этаже. На третьем, последнем, наиболее удобном для работы, этаже имелись две большие комнаты и одна маленькая. Квартира как нельзя лучше устраивала Макса, но все три комнаты были заняты. С двумя жильцами удалось договориться довольно быстро: хозяйка переселила их этажом ниже. В третьей комнате жила одинокая женщина, которая наотрез отказалась куда-либо переезжать. Прошла неделя-другая — никакие уговоры не действовали. Тогда Макс сам решил встретиться с ней. Вечером он надел самый лучший костюм и поднялся наверх. Мог ли он знать, что в следующее мгновение постучится в дверь самой судьбы?

Ему открыла молодая женщина в скромном легком платье. Не то чтобы хорошенькая, но от всей ее фигуры веяло чистотой и опрятностью. Глаза темные, волосы цвета спелой ржи гладко зачесаны и уложены в тяжелый пучок. Тоненькая золотая цепочка на открытой шее. Женщина пригласила войти в комнату:

— Я, кажется, догадываюсь, что вас привело ко мне, герр…

— Клаузен, Макс Клаузен, — подсказал он.

— Вы, герр Клаузен, вероятно, и есть тот самый приезжий, который никак не может привыкнуть к местной духоте?

Она говорила по-немецки, но для Макса было ясно, что это не родной ее язык.

— Хозяйка уже прожужжала мне все уши о том, что хочет сдать вам весь верх. Может быть, она и права. Но почему она думает, что я приспособлена к шанхайскому климату лучше, чем вы?