Алла Бегунова - Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I Страница 15

Впрочем, бывало, что встречи с императором приносили совершенно другой результат. Так, в декабре 1807 года на аудиенцию в царский кабинет был вызван унтер-офицер Польского уланского полка Соколов, который вышел оттуда уже не унтер-офицером и не Соколовым, а корнетом Мариупольского гусарского полка Александровым. О тайне этого превращения рассказано в книге «Кавалерист-девица. Происшествие в России», впервые изданной в Санкт-Петербурге в 1836 году:

«Если вы полагаете, — сказал император, — что одно только позволение носить мундир и оружие может быть вашею наградою, то вы будете иметь ее!» При этих словах я затрепетала от радости. Государь продолжал: «И будете называться по моему имени — Александровым! Не сомневаюсь, что вы сделаетесь достойною этой чести отличностью вашего поведения и поступков; не забывайте ни на минуту, что имя это всегда должно быть беспорочно и что я не прощу вам никогда и тени пятна на нем!.. Теперь скажите мне, в какой полк хотите вы быть помещены. Я произведу вас в офицеры». — «В этом случае позвольте мне, ваше величество, отдаться в вашу волю», — сказала я. «Мариупольский гусарский полк — один из храбрейших, и корпус офицеров из лучших фамилий, — говорил мне государь, — я прикажу поместить вас туда. Завтра получите вы от Ливена, сколько вам надобно будет на дорогу и обмундировку. Когда все уже готово будет к вашему отправлению в полк, я еще увижу вас…»{44}

Таким образом император Александр I решил судьбу первой в России женщины-офицера и создал исторический прецедент. Женщины стали служить в армии, но только спустя много-много лет. А Надежда Андреевна Дурова в начале января 1808 года отправилась из Санкт-Петербурга в свой полк, который входил тогда в состав 9-й дивизии под командованием сына великого полководца А. В. Суворова генерал-лейтенанта Аркадия Суворова и был расквартирован на Волыни.

Согласно полковому расписанию от 8 февраля 1811 года (более ранних документов не сохранилось) корнет Александров числился в эскадроне майора Станковича (1-й шефский батальон). Вместе с ним там служили ротмистр Мервин, поручики Черняк и Текутев, корнеты Вонтробка и Жолондовский. Всего же в Мариупольском гусарском полку в это время по списку состояло 72 штаб- и обер-офицера. Шефом полка был генерал-майор и генерал-адъютант барон Меллер-Закомельский, полковым командиром — полковник Клебек 1-й{45}. Дурова упомянула в своей книге о четырнадцати однополчанах и написала немало теплых слов об офицерах-мариупольцах: «храбрые мои сослуживцы», «достойные товарищи», «отличное общество офицеров».

Слова о «корпусе офицеров из лучших фамилий», которые Надежда Андреевна вложила в уста императора, можно считать авторским преувеличением, обычным для того времени комплиментом родному полку. На самом деле титулованных дворян (кроме шефа полка барона Меллера-Закомельского) и других представителей «лучших фамилий» здесь не было. Судя по формулярным спискам, вместе с Дуровой в мариупольских гусарах в основном служили выходцы из мелкопоместного дворянства, как российского, так и малороссийского, а также из польско-литовской шляхты. Еще были штаб- и обер-офицерские дети и воинские поселяне, выслужившиеся в офицеры из нижних чинов.

Правда, сохранилось всего 40 формуляров из 70 фамилий, упомянутых в полковом расписании от 8 февраля 1811 года. Но все же они дают представление об особенностях формирования офицерского корпуса армейских гусарских полков в александровскую эпоху и разрушают некоторые стереотипы, порожденные, как правило, советской исторической наукой и пропагандой.

Так, из сорока офицеров крепостными владели прямо или опосредованно только три человека: ротмистр Петр Борисович Мервин, у которого в Тамбовской губернии имелась 21 душа крестьян мужского пола, поручик Петр Иванович Полазан — «за отцом его в Костромской губернии 40 душ»{46} и корнет Александров — «за отцом его в Вятской губернии 150 душ» (так сказано в формулярном списке Н. А. Дуровой за 1815 год, но другие документы ее семьи не подтверждают этого). Остальные офицеры крестьян не имели, следовательно, жили на жалованье и богачами, привыкшими без счета сорить деньгами, их назвать никак нельзя; скорее они были бедняками.

Другое заблуждение касается уровня образованности гусарских офицеров. Гуманитарное образование с углубленным изучением иностранных языков, истории, географии, литературы было тогда доступно далеко не всем представителям дворянства. В формулярных списках 30 офицеров-мариупольцев значится короткое: «Грамоте российской читать и писать умеет», что соответствует нынешней программе начальной школы. Более обширными знаниями могли похвастаться только выпускники кадетских корпусов. Таковых в Мариупольском полку в 1810 году насчитывалось шесть человек: майор Дымчевич, штабс-ротмистр Горич, поручик Шишка, корнеты Бобылов, Дрентель и Клебек 2-й (сын полкового командира полковника Клебека). «Грамоте российской, французской и немецкой, чистописанию, арифметике, геометрии, тригонометрии, алгебре, артиллерии, фортификации, архитектуре, истории, географии, рисованию, черчению, военным экзерцициям, верховой езды искусству обучался», — написано в формулярном списке Осипа Осиповича Шишки, дворянина из Литовской губернии, который провел в стенах Гродненского кадетского корпуса 10 лет и был выпущен в марте 1810 года в Мариупольский полк сразу поручиком{47}.

Некоторые выходцы из польско-литовской шляхты: поручик Жуковский, корнеты Збороницкий, Жолондовский и Коциевский кроме русской грамоты знали польскую, немецкую, иногда — латынь.

Путь к офицерскому чину для молодого дворянина в это время начинался обычно с поступления в полк юнкером, унтер-офицером, а случалось, что и рядовым. В этом смысле интересна биография подполковника Ивана Васильевича Павлищева, о семье которого Дурова писала в своей книге. Он происходил из дворян Екатеринославской губернии, крестьян не имел. В марте 1782 года в возрасте 16 лет поступил в Луганский пикинерный полк рядовым, вместе с полком пережил потемкинскую реформу, когда луганские пикинеры стали мариупольскими легко-конниками, и в это время получил чин ротного квартермистра. В 1786 году Павлищев стал вахмистром, через год — кадетом и еще через восемь месяцев — корнетом, произведенным за боевые отличия в сражении с турками под Кинбурном. В поручики его пожаловали в 1792 году, через два года — в ротмистры за отличную службу. Майорского чина он дожидался шесть лет, подполковничьего — восемь. Павлищев совершил с полком все походы и ни разу не брал отпуска. В 1812–1814 годах он заслужил четыре награды: орден Святого Георгия 4-й степени, орден Святой Анны 2-й степени, орден Святого Владимира 4-й степени и золотую саблю с надписью «За храбрость»{48}.

Кроме Павлищева, который пять лет пробыл в нижних чинах, в Мариупольском полку находились и другие офицеры-дворяне, начинавшие службу в кавалерии рядовыми. Однако производство у них шло гораздо быстрее. Например, Николай Михайлович Васильев, из дворян Екатеринославской губернии, поступил в конно-егерский полк рядовым в сентябре 1796 года; в октябре того же года он уже ротный квартермистр, через три месяца — вахмистр и переведен в Мариупольский гусарский полк, где юнкером стал в мае 1802 года, корнетом — в августе того же года, поручиком — в 1804-м, штабс-ротмистром — в 1811-м. Выходец из польской шляхты Юзеф Иванович Жуковский поступил рядовым в Мариупольский гусарский полк в июле 1801 года, в апреле 1802-го был произведен в унтер-офицеры, через месяц — в юнкера, через год — в корнеты и спустя четыре года (в 1807-м) — в поручики. Штабс-ротмистром стал в 1813 году. Васильев и Жуковский в 1805 году участвовали в походе полка в Австрию. За отличие в сражении под Аустерлицем они удостоились первого офицерского ордена — Святой Анны 3-й степени.

Унтер-офицерами в армейских полках начинали военную карьеру другие сослуживцы Н. А. Дуровой — дворяне. Список их довольно длинен: Степан Алексеевич Агеев (каптенармусом — в 1785 году), Матвей Иванович Онилов (ротным квартермистром — в 1794 году), Иван Данилович Малиновский (ротным квартермистром — в 1797 году), Бонифатий Антонович Добровольский (подпрапорщиком — в 1786 году), Петр Борисович Мервин (капралом — в 1782 году), Федор Фомич Чернопятов (капралом — в 1794 году), Степан Яковлевич Черняк (вахмистром — в 1794 году), Василий Абрамович Ферлаковский (унтер-офицером — в 1795 году), Михаил Дмитриевич Улин (унтер-офицером в 1802 году). Чин юнкера для них являлся далеко не первой ступенью в служебной лестнице. Дольше всех дожидался его Ферлаковский: семь лет. Быстрее всех получил юнкера Улин: через четыре месяца.

В нашей литературе немало написано об обычае XVIII века, когда дворянских сыновей с малолетства записывали нижними чинами в гвардию, с тем чтобы к совершеннолетию они могли выйти в армию офицерами. Но дело в том, что при тогдашней неразвитой системе военного образования это был едва ли не единственный способ готовить для армии образованный командный состав. При записи недоросля в полк родители брали на себя обязательство учить его дома «указным наукам», перечень которых был установлен законодательно в 1736 году. Для будущего офицера считались необходимыми: русская грамота, арифметика, геометрия, тригонометрия, фортификация, часть инженерная и артиллерийская, французский и немецкий языки и военная экзерциция{49}. Наиболее известный пример — поступление в солдаты великого полководца А. В. Суворова в октябре 1742 года: «…по указу Ея Императорского Величества в лейб-гвардии Семеновского полку приказали явившихся с прошениями нижеозначенных недорослей, а именно… Александра Суворова… написать в лейб-гвардии Семеновский полк сверх комплекта без жалованья и для обучения указных наук… отпустить в домы их на два года»{50}. Суворов явился на действительную службу в 1747 году, сразу получил чин капрала и дальше служил в унтер-офицерах лейб-гвардии Семеновского полка: с 1749 года — подпрапорщиком, с 1751 года — сержантом. В армию он был выпущен в мае 1754 года поручиком в возрасте 24 лет.