Игорь Стодеревский - Автобиография. Записки офицера спецназа ГРУ Страница 15

Батальон стал окапываться, но лопаты не брали мёрзлую землю. Тогда первые 10–15 сантиметров мы стали вырезать штык-ножами. Самые слабые из нас, слабые психологически, собрались около бронетранспортёра и, ноя на жизнь, пытались согреться у работающего двигателя. Я даже видел одного плачущего, противно было смотреть.

Работая, мы согревались. Часа через два никого из пехоты уже не было видно. Ребята выкопали круглые ямы, не большого диаметра, позволяющие туда пролезть. Накрылись сверху плащ-палатками, и их занесло снегом.

Я на этих учениях оказался в артиллеристах. Мы вшестером часов пять копали окоп под орудие. Но ещё сложнее было тем, кто попал в танкисты. На учения нам дали танки Т-34, где их только откапали, дело в том, что в них не было приборов наблюдения, а были просто смотровые щели. Пока машины были ещё тёплые, они над нами посмеивались, а как остыли, им приходилось вылизать и бегать вокруг танков.

Но самый сильный мороз был под утро, когда стало рассветать. Приехал новый начальник училища, полковник Лебедев, генерал-майор Положенцев ушёл на повышение. И стал осматривать наши боевые порядки. Мы уже лежали в цепи готовые к атаке, ни когда в жизни так не желали быстрейшего её начала. Кому уже было совсем невтерпёж, ротный разрешал согреться, побегав в соседнем овраге, но для этого сначала надо было проползти метров 150, противник за нами наблюдает, и ходить в полный рост было нельзя. Когда, перед атакой, нам подали команду «Газы», у преподавателей приехавших вместе с начальником училища, челюсти отвисли. Мы так замёрзли, что никакая сила не могла нас заставить снять шапки, и мы, надели противогазы, прямо на них. Получив команду «В атаку», первые 500 метров пробежали как стометровку, разогрелись, и только потом перешли на ускоренный шаг.

В конце зимы 1969 года, по программе учёбы, у нас была войсковая стажировка. Нашей роте, как я и хотел, выпало ехать в Кушку. Правда, второй взвод роты высадили в Чарджоу, там было наводнение, начались грабежи и мародёрства. Ребята недели три патрулировали по улицам города, пока не спала вода. Милиция не справлялась, а как только наши парни применили оружие по грабителям, патрулировали с автоматами, бесчинства прекратились.

По приезду в Кушку, при распределении, я попал в мотострелковый полк, который располагался на холмах, рядом с крестом. Таких крестов, поставленных ещё царём батюшкой по окраинам империи, было четыре. Наш был самый южный. Полк размещался в бывших казачьих конюшнях, переоборудованных под казармы. Новым зданием была только столовая. Стажировку я проходил в должности командира пулемётного отделения. Время для стажировки было выбрано удачно, в частях шла интенсивная боевая учёба, и месяц пролетел как один день.

Позже, такую стажировку в должности командира отделения, в училище отменили. Оставили только стажировку в конце третьего курса, в должности командира взвода. Я считаю это ошибкой, тем более, что и время было выбрано неудачно. В войсках заканчивался зимний период боевой подготовки и наступал подготовительный период. Шла подготовка к летнему периоду боевой учёбы. В это время приводились в порядок военные городки, полигоны, войсковые стрельбища. Я, на третьем курсе, попал на стажировку в город Ашхабад, в учебную часть. Но вместо того, чтоб заниматься боевой подготовкой и командовать взводом, был старшим по ремонту столовой.

В Кушке я обратил внимание на две инициативы командира полка. Первая то, что по его приказу солдатам готовили пельмени, такого блюда в рационе солдат не предусмотрено. Но солдату надоедает армейская пища, хочется чего-нибудь домашнего, и эти пельмени как праздник. Так как повара с такой массой пельменей справиться не могли, в полку около 2000 человек, для лепки привлекалась, почему-то, разведрота.

Став командиром полка, я всегда старался на праздники солдатам готовить пельмени, хоть этому и пытались, мешали дивизионные начальники. Первая причина, что не существует расчёта продуктов на приготовление пельменей. А вторая, что у меня в полку готовили жены офицеров, по моей просьбе это делали члены женсовета, а им нельзя готовить, так как они не проходят ежемесячного медицинского осмотра. Я пытался объяснить начальству, что у меня в полку нет ни одного больного офицера, а вот солдат пол санчасти. Узнав, за сутки, о наших кулинарных приготовлениях мне позвонил заместитель по тылу командира дивизии и запретил это делать. Но меня остановить было уже нельзя. На следующий день, в тот момент, когда женщины уже закончив лепить, готовились к варке, в столовую буквально ворвался заместитель по тылу дивизии. Пообещав мне 101 наказание, запретил выдавать пельмени солдатам, выдвинув всё те же аргументы. Но тут уже ему пришлось спорить не со мной, а с женщинами. В какой то момент мне его даже стало жалко, казалось, что они его живьём в котле сварят. Будучи джентльменом, он был вынужден отступить, и пельмени были спасены.

Вторая инициатива командира Кушкинского полка, это то, что на всех приёмах пищи в столовой играл духовой оркестр. Правда, это я на вооружение брать не стал, в столовой стоял такой грохот, что хотелось быстрей из неё выскочить. А вот по воскресеньям в военном городке, оркестр у меня играл. Два часа с 12.00 до 14.00 народ собирался слушать вальсы и марши.

В Кушкинском полку солдаты нам рассказывали, что прошлым летом у них испытывалась новая форма одежды. Весь батальон переодели в шорты и рубашки с коротким рукавом. Это была бы прекрасная повседневная или выходная форма, а батальон занимался в ней боевой подготовкой. Конечно, она не прошла как полевая. Солдат не мог бежать через заросли верблюжьей колючки, ноги голые, не мог ползти, сбивал колени и локти, не мог стрелять лёжа, сбивал локти. Хорошая идея, но её загубили на корню.

Уже служа в Афганистане, я ввёл у себя в отряде шорты, обрезав по колено один комплект спецформы, и рубашки с коротким рукавом, обрезав по локоть рукава на одном комплекте рубашек. Но это была повседневная форма, в ней ходили во внутренний наряд и находились в лагере. Я это сделал в 1982 году, в Советской Армии рубашки с коротким рукавом ввели лишь в 1988 году, да и то только для офицеров.

В апреле месяце нас стали готовить к спортивному параду, который должен был проходить, в честь праздника 1мая, на центральной площади Ташкента. Но я готовился не долго, на первой же тренировке сломал себе большой палец на ноге. Было это так. Меня, раскачав на скрещенных руках, подбрасывали вверх четыре курсанта. А я должен был, толкнувшись от них, сделать ласточку, и упасть плашмя на скрещённые руки ребят стоявших в две шеренги. Но у меня к этому времени уже был выработан чёткий рефлекс, падать только головой в низ, как в воду. Что я и сделал. В результате проскочил мимо рук товарищей и головой в асфальт. Разбил себе нос и ударил ногу. Ротный отправил меня в санчасть. Там сделали рентгеновский снимок и за результатом сказали подойти на следующий день. Сдав с утра экзамен по вождению автомобиля, на водительские права, я, прихрамывая, явился в санчасть. Врач увидевшая, что я в сапогах, всплеснула руками и сказала, что у меня перелом. С гипсом на ноге я уже через пол часа лежал в койке.

Но просачковал я не долго. На следующий день в училище был вечер танцев, этого я пропустить не мог. Сбежал с санчасти, в казарме снял гипс, и натянул хромовые сапоги. Спустя три часа возвращаясь, прихрамывая, в санчасть, гипс уже был на ноге, на ступеньках увидел дежурного врача.

«Молодой человек. Я лицезрела ваши па с дамами. Вы в лечении не нуждаетесь», и указала рукой в сторону казармы. Оказывается, меня искали, и направление поиска врач сразу определила правильно. Недели две я как скоморох ходил по училищу на занятия, одна нога в сапоге другая в тапочке.

В конце второго курса нам, что-то ударила дурь в голову и мы всем взводом окрасились в чёрный цвет. Глядя на нас, ребята второго взвода нашей роты окрасились в рыжий цвет. Утром, на построении, глядя на разномастные взвода, ротный хмыкнул и сказал, что чёрный цвет это ещё терпимо, а вот рыжие поедут в отпуск, когда почернеют. На следующий день второй взвод стоял стриженный наголо.

Но в отпуск мы все равно поехали на месяц позже запланированного срока. Брежнев объезжал с визитами республики Средней Азии. И мы, являясь ротой почётного караула, должны были бы его встречать, если бы он приехал в Ташкент. Как мы тогда его материли. Да к тому же сидение оказалось напрасным, объехав все без исключения республики, именно в Узбекистане он и не появился.

Выполнена команда: «На караул».

За этот месяц мы вдоволь походили по плацу, да ещё по жаре, и к тому же в форме старого образца.

Новую форму ввели весной 1970 года. Форма почётного караула была стального цвета. Мундир был похож на мундир солдат войны 1812 года, вставка на груди с красного материала (мы называли её слюнявчиком) и два ряда пуговиц.