Руслан Скрынников - Святители и власти Страница 15

Митяй сделал карьеру как приказной человек — печатник. Поэтому он преуспел в сборе денег и оброков. Но ему трудно было выдерживать диспуты с епископами, далеко превосходившими его своими познаниями в Священном писании. Рукописный сборник «Цветец духовный», найденный филологом И. Срезневским, а затем потерянный, сохранил выписки: «Еже написана право во истинну митрополит Михаил от Пчелы правоверья, укоризны наводяче на Дионисия, еже о иноцех властолюбцех». Старания Митяя были тщетными. Дионисий далеко превосходил образованностью и авторитетом новика-архимандрита, занявшего митрополичий дом.

Полагают, будто соперничество Дионисия с Митяем имело политическую подоплеку. Дионисий якобы домогался митрополии для себя, будучи ставленником ордынской дипломатии и нижегородских князей. Однако источники не подтверждают подобных подозрений. Дионисий имел большие заслуги перед русской культурой и летописанием. По его благословению «мних» Лаврентий переписал одну из самых замечательных летописей XIV века, получившую наименование Лаврентьевской. Летопись, подробно описывавшая Батыево нашествие и его трагические последствия, привлекала особое внимание современников накануне решающего столкновения с Ордой.

Пользуясь поддержкой влиятельных старцев, Дионисий продолжал открыто враждовать с Митяем. Однажды любимец великого князя сделал Дионисию выговор за то, что тот при очередном посещении столицы не пришел к митрополиту и «не потребова» благословения от него. Суздальский владыка высокомерно отвечал: «Не имаши на мне власти никоея же, тебе бо подобает паче прийти ко мне… предо мною поклонитися: аз бо есмь епископ, ты же поп». Митяй не сдержал раздражения и пригрозил Дионисию расправой: «Потрьпи, прииду из Царяграда, ныне не мщу тебе, скрыжалы твои своими руками спорю, ни поп не будеши». Дионисий решил искать справедливости у патриарха и стал готовиться к отъезду в Византию. Проведав об этом, Митяй донес великому князю и настоял на аресте епископа: «Князь великий повеле Дионисия нужею държати». Тогда в дело вмешался Сергий, взявший суздальского епископа на поруки. Как повествует тверской летописец, князь «устыдился поручника его и отпусти Дионисия». Оказавшись на свободе, Дионисий, «не пождав с неделю», бежал, поставив под удар своего заступника. Возвратившись в Нижний Новгород, он сел на судно и поплыл вниз по Волге в Сарай, с тем чтобы оттуда пробраться в Константинополь.

Проклятия Киприана, неодобрение троицкого игумена и его сторонников, побег Дионисия побудили великого князя поспешить с утверждением Михаила на митрополию. Митяй исполнял обязанности наместника русской церкви «лето едино и шесть месяц». Во второй половине июля 1379 года он покинул Москву и выехал в Византию для официального поставления в митрополиты. Его сопровождала многочисленная свита. Но старейшиной посольства назначен был мирянин: «А се боярин Юрий Васильевич Кочевин-Олешеньскый, то есть большии боярин, тоже и посол князя великого, тому и стареишиньство приказано». По иронии судьбы, главный посол был сыном того самого боярина Василия Кочевы, насилия которого вынудили семью Сергия переселиться из Ростова в Радонеж.

Открытые и тайные приверженцы Киприана не скрывали своего отношения к посольству Митяя и Кочевина в Царьград. Согласно «Житию», Сергий предсказал, что Михаил не получит желаемого и не увидит Царьграда. Митяя сопровождали три архимандрита. Старшим из них считался Иван — настоятель Петровского монастыря в Москве и «общему житию начальник на Москве». Создание общинножительства возглавил Сергий, а потому едва ли можно усомниться в том, что Иван был его сторонником и единомышленником. В состав посольства включили четырех митрополичьих бояр.

Посольство Митяя выехало в Константинополь тотчас после бегства Дионисия. Не желая попасть в руки Мамая, Дионисий избрал окружной путь и потому потерял много времени. Митяй и его свита двинулись кратчайшим путем через Рязань в Орду. Во время следования через степи русское посольство было захвачено татарами и доставлено в ханскую ставку: «И проходящим им Орду, и ту ят (взят. — Р.С.) бысть Митяй Мамаем». Однако Митяй обладал навыками политика, и ему удалось убедить татар, что русская церковь будет следовать курсу митрополита Алексея и позаботится о мире с Ордой. Заверения Митяя не были хитрой уловкой. Начав войну с Литвой, Москва нуждалась в мире на татарской границе. Боярин Кочевин, надо полагать, получил от князя Дмитрия полномочия на мирные переговоры. Соглашение, достигнутое послами при переговорах с ханскими сановниками, было скреплено выдачей ярлыка. По приказу Мамая («Мамаевою дядиною мыслию») хан Тюлякбек выдал ярлык «митрополиту Михаилу», подтвердивший привилегии, полученные митрополитом Алексеем от хана Бердибека. Ярлык освобождал русское духовенство, его дворы и владения от даней, поборов и повинностей в пользу Орды.

Проведя немного времени в ханской ставке, русское посольство было отпущено Мамаем и достигло «моря Кафиньского», иначе говоря, вышло на побережье Черного моря в районе Кафы. Наняв корабль, послы благополучно переплыли «пучину морскую» и добрались до Константинополя. С корабля можно было видеть город. В это самое время Митяй «разболеся в корабли и умре на море». Русский летописец объяснял кончину Митяя вмешательством бога, не желавшего допустить несправедливость, ибо «все же епископи, и презвитери, и священицы того просиша и бога о том молиша, дабы не попустил Митяю в митрополитех быти». Поздний редактор XVI века полагал, что Митяя извели его недруги из посольской свиты, то ли задушившие его, то ли «морьскою водою умориша его».

Смерть Митяя вызвала растерянность послов. Никто не знал, что предпринять. Некоторое время их корабль оставался на виду у города, «не поступая с места ни тамо, ни семо, а инии мнози корабли плаваху мимо его, минующе семо и овамо». Вскоре же послы узнали, что патриарх Макарий, благословивший Митяя на митрополию, низложен и заключен в тюрьму, а его покровитель император Андроник изгнан из Константинополя и бежал под защиту генуэзского флота в Галат. Тогда там же высадились и русские послы. Они привезли мертвого Митяя «в Галату, и ту погребен быть». Не исполнив воли монарха, послы боялись вернуться в Москву. Боярин Кочевин знал о непримиримой вражде князя Дмитрия с проклявшим его Киприаном. Неудача посольства означала бы торжество последнего. Покончить с притязаниями болгарина можно было только одним способом — поставив законного митрополита Киевского и всея Руси из числа преданных князю Дмитрию лиц. Церковь оставалась без пастыря более года, и посольство решило не возвращаться в Москву без митрополита. Но вопрос о том, кому принять сан, вызвал яростные споры.

Светские власти не включили в посольство ни одного лица, который был бы саном выше Митяя. По этой причине в Византию прибыли сразу три архимандрита и ни одного епископа. Митяй не пользовался авторитетом у сотоварищей. Будучи старше Митяя и имея за плечами многие годы монашеской жизни, архимандриты полагали, что смогут исполнять обязанности митрополита гораздо лучше, чем умерший «новик». Наибольшие права имел столичный архимандрит Иван, «общему житию начальник на Москве». Переяславский и коломенский архимандриты стояли ступенькой ниже на иерархической лестнице духовных чинов. Однако старейшинство в посольстве было предоставлено не духовной, а светской особе. Боярин Юрий Кочевин представлял особу великого князя, а потому ему принадлежало решающее слово. Между послами возникли «распри и разгласив: одни хотеша Ивана в митрополиты, а друзии Пимена; и, много думавше промежи собою, и яшася бояре за Пимена, а Ивана оставиша поругана и отъринуша и».

Самым подходящим кандидатом в митрополиты был архимандрит Иван. В Москве его поддержали бы Сергий и епископы. Но в Константинополе верх взяли бояре — сторонники Пимена. Среди митрополичьих бояр старшим был Федор Шолохов. Сохранился родословец Шолоховых-Чертовых, в котором записано, что родоначальник Шолоховых Алексей, введенный дьяк Василия II, был якобы за измену приговорен к смерти, но прощен и передан с вотчиной в службу митрополиту Ионе, просившему о его помиловании. По-видимому, родословец отразил в себе семейные предания, не отличавшиеся точностью. Митрополит Иона возглавлял церковь не при Василии II, а при его сыне Иване III, в конце XV века. Федор же Шолохов был принят на службу в митрополичий дом Митяем — любимцем княза Дмитрия. Вместе с ним митрополичьими боярами числились братья Коробьины, Н. Бармин, С. Кловыня. Однако решающий голос принадлежал не им, а великокняжескому боярину Юрию Кочевину.

Потерпев поражение, Иван Петровский пригрозил, что донесет на согрешивших против истины послов то ли патриарху, то ли московским властям. «Аз, — сказал он, — не обинуяся, възглаголю на вы, единаче есте не истиньствуете ходяще!» Тогда Кочевин по совету архимандрита Пимена выбрал удобный момент и, «пришедше, возложиша руце на Ивана и яша его, и посадиша его в железа», чтобы не мог бежать с корабля.