Хэммонд Иннес - Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков Страница 15

Именно в этот момент в лагерь нанесли визит пятеро индейцев из племени тотонаков. Они пришли из города Семпоала. У этих индейцев были большие отверстия в нижней губе и в ушах, куда вставлялись круглые каменные диски и золотые пластинки. Они сказали, что не осмелились войти в лагерь, пока там находились люди из Кулуа, но теперь, когда они ушли, им хочется своими глазами увидеть людей, победивших жителей Табаско и Чампотона. Фактически эти индейцы были шпионами, пытавшимися выяснить потенциальные возможности испанцев как союзников против мешиков. Впервые Кортесу дали понять, что недавно завоеванные прибрежные племена неспокойны под правлением Моктесумы. Он одарил этих индейцев и отослал их с сообщением для касика, обещая в скором времени нанести в Семпоалу визит.

В этот поход Кортес взял с собой большую часть своего воинства, поскольку очень хорошо знал, к чему приводит безделье – корень многих бед и проблем в любом военном лагере. Короткий переход в три лиги[25] вывел испанцев из страны дюн, прочь от населенных москитами топей, на плодородную, засаженную маисом равнину, напоминавшую саванну, протянувшуюся на многие мили от побережья, почти совершенно плоскую, но поднимавшуюся постепенно к далеким горам. За рекой Сан-Хуан испанцы наткнулись на глинобитно-бревенчатый склад, с множеством отделений, наполненных медом и маисом, а также отделанными перьями и золотом хлопковыми одеждами. Там были и другие дома, пыльное беспорядочное скопление крытых соломой глинобитных хижин, и Кортес велел объявить, что любой человек, пойманный на грабеже, будет казнен. Он всеми силами стремился продемонстрировать этим индейцам свои мирные намерения – ведь они способны были оказать ему поддержку, в которой он отчаянно нуждался.

Там был и храм, о котором Гомара пишет, что он напоминал дом с невысокой, но массивной башней, увенчанной своего рода часовней, вмещавшей несколько больших идолов. Чтобы попасть в эту часовню, нужно было подняться по двадцати ступеням, и там испанцы обнаружили множество смоченных кровью клочков бумаги и каменный блок, на который укладывали предназначенных в жертву людей. Они также увидели кремневые ножи, которыми вскрывали грудь жертвы, чтобы добраться до сердца. Все вокруг было залито кровью. Испанцы посетили еще несколько деревень, в каждой из которых было не более двухсот домов. Дома оказались покинуты, «но полны провизии и крови, как в первой деревне».

Поскольку описания несколько расходятся, вероятно, Кортес и сам был в нерешительности и не знал, что лучше предпринять. Он надеялся набрать дополнительное индейское войско, но обнаружил только покинутые деревни и испытал такое же горькое разочарование, как и от отказа Моктесумы встретиться с ним. Он вернулся в лагерь, намереваясь двинуться на север к Киауицтлану и поставить суда в излучине илистых отмелей реки Сан-Хуан, где густо растущие деревья должны были служить абсолютно надежной защитой от любых шквалистых ветров. Его лагерь в этом случае также будет защищен от ветров и удален от туч москитов, кишащих в топях позади дюн.

Однако теперь сторонники Веласкеса стали в открытую оппозицию Кортесу, и их поддержали все те, кому было что терять на Кубе. Только неимущие, настоящие солдаты удачи, были готовы идти и дальше навстречу неведомому. Большинство из них в составе четырех сотен ходило с Кортесом на север. Похоже, что через наиболее верных капитанов – таких людей, как Пуэртокарреро, братья Альварадо, Олид, Луго, Авила и Эскаланте, – Кортесу удалось внушить солдатской массе собственные аргументы в пользу того, чтобы не оставлять занятый лагерем мыс. Теперь уже солдаты требовали основать настоящее поселение, с алькальдами и регидорами, то есть старшинами, – фактически с настоящим городским советом, который в таком случае будет иметь право избрать собственного капитана и мэра. Таким образом Кортес сманеврировал и как будто уступил пожеланиям своих людей. Поселение это – первое в Новой Испании – было названо Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус (Богатый Город Истинного Креста) из-за богатства здешних земель и того факта, что испанцы высадились на этом отрезке побережья в Страстную пятницу.

Этим несложным маневром Кортес многократно усилил собственную позицию. Вся процедура напоминала образование частной компании, поскольку, как только поселение было надлежащим образом юридически оформлено согласно желанию и воле всех присутствующих, оно превращалось в самодостаточное формирование, обладающее всеми законными правами испанского города – правом избирать людей для управления городом, выпускать приказы, издавать законы и, что самое важное, подчиняться непосредственно испанской короне. Короче говоря, город сразу же начал свое независимое существование, отдельно от экспедиции, направленной Диего Веласкесом, губернатором Кубы. А Кортес, как избранный капитан и главный судья города, получил свои полномочия непосредственно от города, а не в результате своего назначения руководителем экспедиции. Это был умный ход, до которого додуматься мог только человек, имеющий подготовку в юридических и гражданских делах. Теперь он обретал право напрямую, в обход Веласкеса, сноситься с Испанией. Кроме того, его люди решили выделить ему долю в двадцать процентов всего золота, оставшегося после выделения причитающейся королю одной пятой. На этом он настоял сам, ибо власть, не имеющая средств на свое поддержание, похожа на здание без фундамента.

Изменение положения Кортеса незамедлительно отразилось на его действиях. Алькальдами он назначил Пуэртокарреро и друга Веласкеса Монтехо. Остальных приверженцев Веласкеса, которых не удалось привлечь на свою сторону, он приказал схватить и заковать в цепи. Позже он, конечно, освободил их, поскольку люди в кандалах были Для него бесполезны. Одновременно он собрал всех недовольных солдат – а их оказалось около сотни – в один отряд и направил его в экспедицию за продовольствием под командованием Педро де Альварадо. Они обнаружили только покинутые деревни и теокали, где еще лежали тела недавно принесенных в жертву мужчин и мальчиков с отрезанными руками и ногами. Стены и алтари были залиты их кровью, а их сердца лежали перед идолами. Альварадо привез из похода провизию, в основном маис; однако тот факт, что все деревни оказались покинутыми в день его прибытия, не оставлял сомнений во враждебности индейцев. Кортес решил поэтому переместить свой лагерь в Киауицтлан, где он надеялся на более дружественное отношение индейцев-тотонаков. Это было важное решение, оно не только определило окончательное положение поселения Вера-Крус, но более того – в городе тотонаков Семпоала, расположенном на его пути вдоль побережья, Кортес обнаружил ключ, который и должен был открыть для него ворота Мехико.

Вид города Семпоала разительно отличался от песчаных дюн, среди которых испанцы жили уже многие недели, «он весь состоял из садов и зелени и хорошо политых фруктовых садов». Это было самое крупное индейское поселение из виденных испанцами за все время путешествия: настоящий город, улицы полны народа, жаждущего увидеть, как они входят в город; стены внутреннего двора крепости, где их разместили, свежевыбелены известью и отполированы до серебристого блеска.

Сейчас Семпоала всего-навсего деревня, ее улицы представляют собой грязные грунтовые дороги, а дома немногим лучше хижин, и главной достопримечательностью являются развалины построек центральной площади города. Полированная штукатурка, блестевшая как серебро, давно рассыпалась в пыль, однако отшлифованные водой камни, взятые из русла реки, хорошо сохранились в облицовке основных зданий. Пирамиды, платформы и стены раскопаны и частично восстановлены, и, поднявшись на вершину большой пирамиды, возвышающейся над плоской равниной, убегающей к востоку к побережью, а к западу к увенчанной снеговой шапкой громаде Орисабы и туманной линии горного хребта, можно представить, что должны были чувствовать Кортес и его сподвижники. За этими горами лежали самые крупные города ацтеков, а здесь, в Семпоале, им дано было почувствовать мощь и величие ацтекской архитектуры. Даже сегодня, хотя и заросшие наполовину травой, эти сооружения производят необычайно сильное впечатление. К северу располагается большая пирамида, ярусы ее основной части поднимаются к вершине, как террасы, и напоминают ступени громадной каменной лестницы; к востоку – храм необычной архитектуры с колоннами, которые сейчас напоминают ряды торчащих вверх дымоходов, а когда-то поддерживали крышу, предположительно сложенную из пальмовых листьев; а еще дальше к востоку, уже за пределами центральной площади, располагается еще один храм, с высеченными на камне изображениями лиц на фасаде и украшенными фресками стенами внутренних помещений. На некотором расстоянии, уже непосредственно в городе, есть еще более древний, вероятно доацтекский, храм. Ступени на его лицевой стороне как бы взломаны ступенями, обращенными вбок, а тыльная сторона его представляет собой гладкую полукруглую каменную стену, так что с некоторого расстояния храм немного напоминает пиктский брок[26]. Это место посвящалось служению Кецалькоатлю.