Сергей Кормилицын - Третий Рейх. Гитлер-югенд Страница 15

Школы основывались в каждой общине, где количество детей, нуждающихся в специальном обучении, было не менее 20–25 человек, то есть, не менее одного класса[176]. В общинах, где создание новой «вспомогательной школы» было, по каким-либо причинам, невозможным, создавались «вспомогательные классы» при обычных базовых школах. Критерием, по которому оценивалось, нуждается ли тот или иной ученик в коррекции, была успеваемость. Ученик переводился во «вспомогательную школу», если по завершении очередного года обучения им утрачивались знания и навыки прошлого учебного года.

Было официально признано, что они могут выполнять несколько важных задач:

1. служить накопителями для наследственно больных детей школьного возраста (к 1941 году по данным партийной статистики в Германии было около 3 000000 больных наследственными или врожденными заболеваниями)[177];

2. изолировать их от окружающих и, таким образом, служить целям расовой гигиены;

3. избавить базовую «народную школу» от детей с отставанием в развитии;

4. социализировать неполноценных детей, сделать их полезными для Империи.

Таким образом, функции вспомогательных школ были несколько изменены: их задачей стала не помощь всем детям с патологиями развития, а воспитание на благо государства, партии и общества только и исключительно тех, кто мог принести пользу.

Многие неполноценные с точки зрения расового учения немцы не только не подвергались гонениям и не подпадали под распоряжение о стерилизации, но и включались в партийные и государственные структуры. Так, например, в 1937 году в Марбурге для слепых от рождения детей было создано специальное отделение Гитлер-югенд, так называемое «Подразделение Б», члены которого не только не были «отягощающим общество грузом», но были заняты достаточно квалифицированным трудом: девочки — вышиванием, мальчики — сборкой радиоаппаратов[178]. Проводилась четкая граница между инвалидами от рождения и теми, кто ослеп в результате несчастного случая. Официальная пропаганда утверждала, что последние, как и другие лица, получившие увечье на войне или как-либо иначе, могут быть даже более перспективными родителями, нежели обыкновенные люди, так как страдания закаляют их волю и характер[179]. Естественно, что они не подпадали под действие жестоких норм закона «О предотвращении рождения наследственно больного потомства»[180].

В ходе кампании унификации «вспомогательные школы» были включены в общую структуру германской системы школьного образования. Они разделялись по роду деятельности на школы сурдо-, тифло- и олигофренопедагогики. Такие учебные заведения могли существовать как самостоятельные школы, «вспомогательные классы» при обычных «народных школах» или как закрытые школы-интернаты. В последних обучались дети, которые не могли, вследствие каких-либо причин, находиться на протяжении обучения под опекой семьи. «Вспомогательные классы» рассматривались как временная мера, однако до конца существования Третьего Рейха так и не были изжиты: в 1938 году в 360 базовых школах было организовано в общей сложности 3746 «вспомогательных классов», а к 1940 году их число выросло до 4213[181].

Образование для инвалидов стоило Империи недешево: от 15 000 до 20000 марок на человека[182], при том, что на начало 1940 года в Германии насчитывалось 103 094 ученика «вспомогательных школ»[183]. Согласно закону об обязательном школьном образовании, обязанность посещать учебное заведение распространялась и на тех, кто считался неполноценными: «Для детей, которые вследствие душевной слабости или физической неполноценности не в состоянии следовать обычным путем образования в „народной школе“, или не могут достичь на этом пути достаточных успехов, их обязанность состоит в посещении соответствующих коррекционных школ»[184].

Наиболее перспективными среди инвалидов от рождения для нужд Империи считались глухонемые и слепые. Программа их обучения практически не отличалась по степени насыщенности от программы обыкновенной «народной школы», однако, так как им было необходимо привить дополнительные навыки, обучение продлевалось на три года и начиналось на один год позже. Более позднее начало обучения могло быть связано также с диагнозом «задержка развития»: детей, которые к шестому году жизни не были «достаточно духовно и физически развиты», могли принять в обычную «народную школу» по прошествии некоторого времени, когда необходимый уровень развития будет достигнут. Не так обстояло дело с диагнозом «врожденное слабоумие» или «шизофрения». Такие люди были не нужны партии и государству, так как не могли принести экономической пользы и не окупали затрат на обучение. Пропаганда утверждала: «Они живут словно животные, не зная, как и почему они, собственно, живут. <…> Такая жизнь, безусловно, не ценна»[185]. Поэтому страдающие слабоумием или шизофренией стали главными объектами сперва кампании стерилизации, а затем — программы эвтаназии.

Постепенно происходила шлифовка понятий, связанных с наследственностью и корректирующей педагогикой. К началу сороковых годов исчезла уже упоминавшаяся ранее путаница с понятиями «наследственный» и «врожденный». Из пропагандистских речей и со страниц газет пропало слово «неполноценный». Его сменили более мягкие, политкорректные эпитеты, как, например, «лицо с заторможенным развитием». Понятие «неполноценный», применявшееся ранее по отношению ко всем инвалидам от рождения, стало применяться только по отношению к асоциальным элементам, преступникам или страдающим тяжелыми формами слабоумия. В основополагающем документе, регулировавшем отношения «вспомогательных школ» и государства — «Общем распоряжении о „вспомогательных школах“», изданном Имперским министром образования Бернгардом Рустом в 1938 году, — дается следующее определение учеников «вспомогательных школ»: «дети, способные получить образование, однако не могущие следовать общему образовательному процессу „народной школы“ из-за заторможенности их общего физического и духовного развития»[186].

Тем не менее, несмотря на общее смягчение тона, кампания стерилизации продолжала идти полным ходом. Стерилизации подвергались дети обоих полов, страдавшие глухонемотой, слепотой или различными формами психических заболеваний. Среди учеников «вспомогательной школы» 96 % стерилизованных были отправлены на эту операцию на основании диагнозов шизофрения, слабоумие и эпилепсия[187].

Для проведения стерилизации было необходимо произвести врачебное обследование ребенка. В частности, в обследование входили тесты, выявляющие степень адекватности реакций на окружающую действительность. Тест состоял из семи разделов: вопросы на общее ориентирование — о собственном имени, нынешнем числе и дне недели и т. д.; вопросы на базовые школьные знания — о некоторых исторических персонажах (Лютер, Бисмарк), географии Германии (столица, государственное устройство и т. д.), а также простейшие арифметические задачи; вопросы на «общее знание жизни»: «почему дети ходят в школу?», «где встает солнце?», вопросы о ценах на продукты питания и пр.; задания на ассоциации, связанные с профессиональной деятельностью; задания, выявляющие способность ребенка вести повествование, объяснять пословицы и афоризмы; вопросы на общие представления о жизни в обществе: «зачем следует учиться?», «что следует сделать, найдя 500 марок?» и т. п.; задания на внимательность[188].

От результатов выполнения этого теста зависело, будет ли ребенок признан умственно неполноценным, и, как следствие, будет ли он стерилизован. Впрочем, операция не означала прекращения обучения. Для прошедших стерилизацию в школьную программу вносились некоторые изменения: среди девочек вместо обычной пропаганды материнства пропагандировался образ жизни образцовой домохозяйки. Чтобы не вызывать в учениках ощущения ущербности от лишения их репродуктивных способностей, проводилась постоянная идеологическая обработка. Им внушалось, что страдающий наследственными заболеваниями «не должен переносить эти страдания на своих детей. Тот, кто все же делает это — эгоистичен и думает лишь о себе. Он совершает грех перед своими детьми и перед немецким народом»[189]. Таким образом, подвергшиеся стерилизации подростки должны были ощутить себя пострадавшими за благо своей страны. Едва ли не героями.

Те же, кто не мог принести Рейху вообще никакой экономической пользы, становился мишенью для программы эвтаназии. Физически устранены должны были быть не только умственно отсталые дети, но и те, кого учителя признавали невоспитуемыми. Эвтаназия среди подопечных «вспомогательных школ» проводилась в ходе двух акций. Первой из них называлась «Акция Т 4»[190] и была начата в августе 1939 года. Ее объектами стали все инвалиды, проходившие обучение в воспитательных учреждениях в течение пяти и более лет, если они не были способны к физическому труду или были способны к выполнению только простых механических действий[191]. Критерием отбора будущих жертв этой акции стала экономическая ценность того или иного инвалида. Заключение о профессиональной пригодности или непригодности составляли педагоги «вспомогательной школы» и специально отобранные врачи — члены СС.