Алексей Щербаков - Декабристы. Беспредел по-русски Страница 15

Двуногих тварей миллионы

Для нас орудие одно…

1. Министр с Парнаса

Когда в 1823 году после долгого перерыва Пестель приехал в Санкт-Петербург, дела в Северном обществе обстояли не ахти как хорошо. А если точнее – никак не обстояли. Директорами считались Никита Муравьев, Сергей Трубецкой и князь Евгений Оболенский. Первый писал и переписывал свою «Конституцию» и, кажется, больше этой работы ему ничего и не было нужно. К этому времени Муравьев уже сообразил, что юношеское увлечение радикальными идеями – это не повод портить себе жизнь и очертя голову лезть неизвестно во что. Сергей Трубецкой был вообще типом загадочным: он постоянно мутил воду, но в случае опасности всегда благоразумно оказывался в отъезде. Оболенский (хотя и более деятельный товарищ) переломить ситуацию тоже был не в состоянии. В общем, на севере идея догорала и начинала чадить. И тут на тусклом северном горизонте нарисовался Кондратий Рылеев – человек, сыгравший в истории декабристов, пожалуй, самую неприглядную роль.

Знакомьтесь: Рылеев Кондратий Федорович, 1795 года рождения. В отличие от большинства лидеров движения он был из дворян, балансирующих на грани между «средними» и «мелкими» помещиками. Чтобы было понятно, вспомним Гоголя. Средний помещик – это, к примеру, Манилов. Мелкий – Коробочка.

Напомним, что Никита Муравьев жаловался на «бедность», потому что его отец имел всего-то 400 душ. Рылееву после смерти матери досталось в наследство 48 крепостных. В гвардию его никогда не заносило. Да и в армии Рылеев послужил как-то сбоку. Он участвовал в заграничных походах русской армии, но ничем там не отличился. Знатностью рода похвастаться не мог. В общем, к высшему свету он не принадлежал ни по каким параметрам.

В армии Рылеев служил немного: в 1819 году в чине подпоручика он был уволен «по семейным обстоятельствам». Обстоятельство было серьезным и обычным в такой среде: Кондратий Федорович нашел богатую невесту. Далее тянуть служебную лямку было уже ни к чему.

Но живость характера гнала Рылеева в Петербург; там он стал работать заседателем от дворянства Петербургского уголовного суда. Впоследствии почитатели декабристов объяснят его вступление на эту должность тем, что на ней лучше можно было послужить Отечеству. На самом деле тогдашний заседатель – это не присяжный. От него, по большому счету, ничего не зависело. А деньги за этот труд платили очень даже немалые. Подобную работу тогда называли синекурой, а теперь – халявой.

Впоследствии Рылеев и вовсе ушел, говоря современным языком, в частный бизнес – он стал управляющим делами Российско-Американской компании. Позже я вернусь к тому, какое влияние оказала эта структура на последующие события. А пока скажу, что Российско-Американская компания была не какой-нибудь Богом забытой канцелярией, а очень серьезной организацией, имевшей связи на самом верху. Как в нее на руководящий, ответственный и очень выгодный пост попал человек, никогда ничем подобным не занимавшийся и не имевший в петербургском свете «большой волосатой руки»?

Запомните начало его коммерческой деятельности – 1824 год. И не будем забегать вперед.

Рылеев был поэтом. Не только в том смысле, что он писал стихи. То есть он их, конечно, писал. Но тогда этим занимались чуть ли не все представители дворянской молодежи. В знаменитом Царскосельском лицее сочинение рифмованных строчек входило в ОБЯЗАТЕЛЬНУЮ учебную программу. Знаменитая картина, где Пушкин читает стихи Державину, изображает обыкновенный экзамен.

Так что удивить кого-то собственно писанием стихов было в ту пору невозможно. Но с Рылеевым дело обстояло сложнее: он хотел быть Поэтом. Именно так, с большой буквы. Позиционировать себя как служителя муз. Стать властителем дум. Каким как раз в это время становился Пушкин и уже был Грибоедов. Так вот, Рылееву очень хотелось того же самого.

Но была одна проблема. Стихи его… Конечно, это дело вкуса, но, честно говоря, на фоне Вяземского, Жуковского, Дениса Давыдова он просто теряется. О Пушкине и речи не идет[7].

Но если трудно взять качеством, то стоит попробовать активностью в тогдашней поэтической среде и «крутизной». Крамольные произведения – или те, в которых между строк можно прочесть «крамолу», – будут всегда пользоваться популярностью. Вот, для примера, стихотворение Рылеева «К временщику», которое упоминается чуть ли не во всех учебниках. Приведу четыре первых строчки:

Надменный временщик, и подлый и коварный,Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный,Неистовый тиран родной страны своейВзнесенный в важный сан пронырствами злодей!

И так далее в том же духе. Это можно читать? А ведь написано в те же времена, когда писали Пушкин и Грибоедов! Что только и оправдывает эти вирши, так это антиправительственный пафос…

Пушкин как-то бросил фразу: «По журналам вижу необыкновенное брожение мыслей; это предвещает перемену министерства… Если «Палей» пойдет, как начал, то Рылеев станет министром».

Много лет подряд люди, открывшие в воспевании декабристов свой «маленький Клондайк», приводили эту фразу как пример признания Пушкиным большого таланта Рылеева. Да только это не комплимент, а скорее повод для драки (простите, для дуэли). Пушкин был великий мастер на тонкие насмешки. Он отлично разбирался в людях и не мог не видеть это самозабвенное стремление Рылеева к «министерству», жажду любым путем добиться признания.

В поэме «Медный всадник» у Пушкина есть строки:

«…Уж граф Хвостов,Поэт, любимый небесами,Писал бессмертными стихамиНесчастье невских берегов».

Так вот, граф Хвостов – это классический образец претенциозного графомана. За графомана его в те времена и держали. Так что здесь с пушкинскими строками все понятно: откровенная насмешка. Но дело в другом. За два дня до мятежа на Сенатской площади Хвостов обедал у Рылеева. Там были и другие декабристы. Подвыпив, заговорщики откровенно заговорили о своих ближайших планах. Хвостов, хотя никогда в политику не играл, поддакивал… Ему все это сошло с рук: по какой-то причине его на следствии не выдали. Забыли, наверное. А если бы нет? За «недонесение» граф мог понести какое-нибудь небольшое наказание. И тогда присяжные специалисты по декабристам, вытащив пушкинскую цитату, сделали бы из него еще одного «талантливого русского поэта-революционера». И защитили бы на нем еще с десяток диссертаций.

Но вернемся к Рылееву. Кроме своих поэтических и издательских забав (вместе с Бестужевым он издавал журнал «Полярная звезда») Рылеев пытался прославиться в литературной среде своим русофильством. Точнее, тем, что называется «квасным патриотизмом». А лучше сказать – капустным. Так, одно время в его богатой квартире, расположенной в здании Российско-Американской компании, представители тогдашней литературной молодежи собирались на завтраки, которые состояли из большого количества хлебного вина (водки), черного хлеба и кислой капусты. Михаил Бестужев, тоже впоследствии видный декабрист, рассказывает (без всякой иронии), как молодые «письменники» бродили по комнатам, курили сигары и закусывали водку капустой.

Во дворе своего дома, находящегося в самом аристократическом районе Петербурга, на Мойке, Рылеев, дабы продемонстрировать свою любовь к «простой мужицкой жизни», завел… корову! Меня больше всего интересует, кто за ней ухаживал. Вряд ли сам хозяин. И каково было бедному животному в такой обстановке.

Но кого люто не любили в кружке Рылеева – так это немцев. За что – непонятно. В тот момент (да и задолго до того, с Семилетней войны) Россия ни с одним германским государством не враждовала. Тем не менее немцев не любили. Впоследствии Рылеев в своих агитационных песнях в качестве одного из решающих аргументов использовал такой: «Наш царь – немец русский».

Я уже упоминал о пренебрежении, с которым относились декабристы и их окружение ко всем, «кто не они». В компании Рылеева это вошло в культ. Презирать «чужих» здесь было делом чести, их просто за людей не считали: они там по балам вертятся, а мы занимаемся науками и искусствами. Кстати, ни в чем особо выдающемся члены тусовки замечены не были. Если кто из них и попал в историю – так только как участник мятежа.

Однако Рылеев отнюдь не являлся эдаким безбашенным человеком богемы: он был весьма и весьма расчетлив. В своей компании он играл роль первого парня на деревне как по способностям, так и по радикализму. При этом, к примеру, он дружил с Фаддеем Булгариным и Николаем Гречем, чьи взгляды, мягко говоря, были несколько иными. А если точнее – полностью противоположными. Но эти люди были влиятельными в литературной среде…

А тем временем на Парнасе и в самом деле происходили большие перемены. Стремительно восходила звезда Пушкина: тогдашнее культурное общество стало понимать: есть Пушкин, а есть все остальные. Он вырывался из узкой компании на широкий простор.