Сергей Кремлёв - Имя России. Сталин Страница 15

Итак, вопрос индустриализации для России был вопросом жизни и смерти. Но чтобы работать, рабочему надо есть. А тогдашнее село хлеба городу не давало — даже на полуголодный паёк…

15 января 1928 года литерный поезд со Сталиным отправился на три недели в Сибирь. Новосибирск, Барнаул, Рубцовск, Омск… Разговоры выявляли ситуацию невесёлую: сельскохозяйственная проблема заходила в тупик. В 1926/27 году СССР вывез 2 миллиона 178 тысяч тонн зерна, а через год — только 344 тысячи, и 248 тысяч даже пришлось ввезти. Причина была не в неурожаях, а в том, что село не хотело отдавать зерно «задёшево». Кулаки саботировали хлебопоставки и выжидали повышения рыночных цен втрое (!).

Чем должна была Советская власть кормить тех, кто на заводах и фабриках должен был заложить основу новой индустриальной мощи России?

Чем она должна была кормить тех, кто должен был строить тысячи новых заводов и фабрик?

Ещё пятнадцать лет назад на среднего жителя Российской империи приходилась в день одна чайная ложечка сахара. Среднестатистический же крестьянин сахара не видел, по сути, вовсе. В докладе Пятому съезду уполномоченных объединённых дворянских обществ 1909 года его автор В. Гурко писал:

«Вывоз хлеба происходит не от достатка, а от нужды, происходит за счет питания населения. Наш народ, как известно, вынужденный вегетарианец, то есть мяса почти никогда не видит».

Советская власть дала мужику землю и сытость — во второй половине двадцатых годов, при восстановлении дореволюционного производства зерна, его вывозилось в четыре-пять раз меньше, чем раньше!

В наследство же от столетий царизма остался у села кругозор не дальше воробьиного носа. Заканчивалась первая треть двадцатого века, а психология среднего крестьянина недалеко ушла от века этак восемнадцатого. В обстановке тех лет такой разрыв грозил уже не отсталостью, а гибелью страны. Россия не смогла бы ни развиваться, ни защищаться.

К тому же могло ли тогдашнее село Россию прокормить — даже при желании?

При «демократическом» кандидате на право олицетворять собой в XXI веке всю историю России — царе Николае хлеба вывозили много за счёт голодного брюха крестьянина, а не за счёт крупного товарного производства зерна, о чём, как видим, беспокоились даже дворяне на своих съездах. Когда началась Первая мировая война, эта слабость русского сельского хозяйства проявилась очень быстро. И не большевики, а царское правительство 29 ноября 1916 года впервые ввело понятие «принудительная продразвёрстка», выпустив постановление «О развёрстке зерновых хлебов и фуража».

Всё это вполне определённо показал профессор Кондратьев в своей книге «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». В 1922 году её издали тиражом в две тысячи экземпляров, и один из них был в личной кремлёвской библиотеке Ленина. Второе издание — 1991 года — тоже массовым не назовёшь: четыре тысячи экземпляров.

Из данных Кондратьева сразу было видно, что хлебный экспорт царя держался на недоедании мужика без всякой пользы для последнего, зато с большой выгодой для первого. Не было бы заплат на заду у Ивана, и любовница царя и великих князей, балерина «Малечка» Кшесинская, не имела бы ни дворца, ни бриллиантовых гарнитуров.

Теперь, в конце двадцатых годов, надо было пойти даже на крайность, на «перелом», на заплаты, для того чтобы взамен у крестьянина появились трактор и свой, русский, ситец. Но главное — чтобы у России появились в необходимых для обороны количествах свои самолёты и танки!

Но для этого надо было накормить миллионы новых рабочих России…

Понимала ли необходимость этого деревня?

Нет.

Что оставалось? Только то, что предлагал…

А кто и что предлагал?

Читатель наверняка ответит: «Конечно, Сталин! Это ведь он предложил немедленно обобществить крестьянские хозяйства!»

Однако, ответив так, читатель ошибётся!

И тут я должен сообщить, что форсированную коллективизацию российского сельского хозяйства предложил не Сталин и вообще не член партии, а беспартийный — выдающийся русский экономист Василий Сергеевич Немчинов.

Родившийся в 1894 году (умер в 1964-м), он был представителем той же русской экономической школы, из которой вышел один из крупнейших экономистов мира Василий Леонтьев и которая сложилась в конце XIX — начале XX века. Специалист в области экономики сельского хозяйства и аграрных отношений, к середине 50-х годов автор более 40 научных трудов, среди которых был удостоенный в 1946 году Сталинской премии учебник «Сельскохозяйственная статистика с основами общей теории», и кавалер двух орденов Ленина, Немчинов был не политиком, а учёным и в конце 20-х годов входил в коллегию Центрального статистического управления СССР.

Немчинов и написал историческую, без преувеличений, докладную записку, собственно — исследование, в котором были не декларации, а цифры. И они показывали, что до 1917 года более 70 % товарного (то есть на продажу) хлеба давали крупные хозяйства капиталистического типа, использовавшие в 1913 году четыре с половиной миллиона наёмных работников! Что к 1928 году в сельском хозяйстве СССР преобладал середняк, не способный обеспечить страну хлебом при всём желании… Что село конца 20-х годов, хотя и обеспечивало общее производство хлеба на 40 % больше, чем дореволюционное крестьянство в целом, почти всё потребляло само, отправляя на продажу только 11,2 % производимого зерна!

Для Сталина знакомство с исследованием Немчинова означало без преувеличения коренной переворот в сознании! Ещё 13 февраля 1928 года, сразу после сибирской поездки, Сталин направил обращение ко всем организациям ВКП(б) под названием «Первые итоги заготовительной кампании и дальнейшие задачи партии». И там он объяснял неудачи в заготовках, во-первых, ошибками центральных и местных властей и, во-вторых, тем, что крестьянам не было обеспечено потребное количество промышленных товаров в обмен на зерно, а точнее — в обмен на деньги, выплаченные им за хлебопоставки.

И вдруг Немчинов строго научно, с цифрами в руках, доказал, что даже если бы село завалили граммофонами, бальными платьями и сарафанами, штиблетами и бочками с «карасином», то всё равно тогдашнее село с его структурой производства не смогло бы дать стране необходимого ей для развития продовольствия!

Слишком отсталым было сельское хозяйство даже Советской России в конце 20-х годов. И «благодарить» за это надо было прежде всего «демократического» кандидата на право олицетворять собой в XXI веке всю историю России — царя Николая Второго… А также его отца, царя Александра Третьего, а также деда Николая — царя Александра Второго, а также прадеда царя Николая Второго — царя Николая Первого…

Это они, вместо того чтобы отдавать делу государственного управления и развития вверенного им государства — как это делал Сталин — все свои силы и всё свое время, тешили гордыню, устраивали смотры, ублажали элиту, закатывали балы, строили любовницам хоромы, попустительствовали казнокрадам… А Россией занимались так — между делом. И даже когда занимались ей, делали это до преступного бездарно!

Что оставалось делать Сталину после того, как он ознакомился с докладной Немчинова?

Ещё 13 февраля Сталин заявлял:

«Разговоры о том, что мы будто бы отменяем нэп, вводим продразвёрстку, раскулачивание и т. д., являются контрреволюционной болтовнёй, против которой необходима решительная борьба…».

Теперь же он узнал из записки Немчинова, что в урожайном 1926 году село произвело 65,5 миллиона тонн зерна — на 25 миллионов тонн больше, чем в хороший год до революции, а продано было всего 7,4 миллиона тонн. Собственно, саму цифру Сталин знал и до этого, но общую картину и её анализ мог дать лишь умный и хорошо знающий проблему профессионал. Выдающийся профессионал Немчинов общий анализ проблемы и дал.

Решение же проблемы должен был дать политик, глава государства. То есть Сталин. Через год начиналась первая пятилетка с её неизбежным увеличением городского населения… Да и без этого к концу 1928 года в городах пришлось ввести хлебные карточки.

Что оставалось Сталину, да и вообще любому ответственному перед прошлым и будущим России государственному деятелю?

Отказаться от форсированной индустриализации? Это означало, скорее всего, безнаказанную оккупацию России в перспективе ближайших пяти-десяти лет.

Восстановить те хозяйства, которые давали до 1917 года почти весь товарный хлеб? Это означало, по сути, возврат к капитализму, то есть возврат к ситуации, когда кто-то жрал устрицы в Париже, а кто-то не имел к столу даже чайной ложечки сахара. Этого Россия, пережившая три революции и две войны, позволить себе уже не могла и не позволила бы этого Сталину.

Да и он сам на это не пошёл бы — он что, за это харкал кровью на сорокаградусном морозе в Туруханском крае?