Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2 Страница 15

Председатель. — Вы сказали несколько раньше, что Распутин тяготился свиданиями со Штюрмером?

Мануйлов. — Это уже под конец. Тут будет для вас много интересного, я думаю. И вот дело в том, что у Распутина были приемы, до 70 человек являлось к нему с просьбами, с прошениями, при чем было много вещей, которые он делал даром, а за многое он брал деньги, при чем он брал столько, сколько давали. Много и мало. У него не было какой-нибудь таксы определенной, никаких требований, но, конечно, денежные дела он настойчивее проводил, и вот, когда Штюрмер был назначен министром внутренних дел, а тут опять-таки Распутин способствовал назначению, потому что вышел конфликт с А. Н. Хвостовым, и тогда Распутин поехал к бывшей царице. Я был как раз у него в тот момент, когда он уезжал, и он говорил: «Вот сегодня утром Аннушка (это — Вырубова) звонила и говорила: «Кого же назначить министром внутренних дел?». Потом я вам расскажу, как произошло это назначение. «Я сам, — говорит, — не знаю, кого. Щегловитов хочет; но он — разбойник». Я вам доподлинные слова Распутина говорю. «Крыжановский меня тащит обедать, он хочет, но он — плут». Я могу рассказывать так, как он говорил?

Председатель. — Да, пожалуйста, именно так и нужно.

Мануйлов. — «Затем Белецкий хочет. Он, если меня не убивал, то наверное убил бы. А уж старикашка сидит, пусть он один и правит». Это значит — министр внутренних дел. Доподлинные его слова. И с этим он уехал в Царское, и вскоре, кажется, через два или три дня, состоялось назначение Штюрмера. Когда он был назначен министром внутренних дел, тогда Распутин считал поле для себя уже более широким, именно для этих прошений и для удовлетворения этих ходатайств. Но тут произошло то, чего он не ожидал. А именно, что Штюрмер совсем почти не откликался на его просьбы.

Председатель. — Почему?

Мануйлов. — Думаю, что он считал себя достаточно крепким потому, что во время его поездок в Ставку верховного командования он был очень хорошо встречаем всегда, и тот же Распутин говорил, что Штюрмер — второй царь.

Председатель. — Про Штюрмера?

Мануйлов. — Да, про Штюрмера. Так как против него был один Алексеев, который его не любит, а остальных он сумел обойти.

Председатель. — Это Распутин говорил?

Мануйлов. — Распутин.

Председатель. — Распутин, повидимому, великолепно разбирался в этих вопросах?

Мануйлов. — Он был очень умный. Он был великий комедиант. Но все-таки Штюрмер боялся без Распутина, т.-е. боялся, что Распутин может ему испортить, и поэтому настаивал на свиданиях.

Председатель. — В качестве меры предупредительной?…

Мануйлов. — Предупредительной. В это время уже многие сановники стали интриговать, было свидание Крыжановского с Распутиным, при чем это свидание было обставлено очень таинственно. Я совершенно случайно об этом узнал. Это было в поезде железной дороги, между Петроградом и Москвой. Крыжановский ехал нарочно в имение, когда Распутин уехал отсюда. Затем, недовольство Штюрмером росло, но кого назначить, он боялся рекомендовать.

Председатель. — Кто боялся рекомендовать?

Мануйлов. — Распутин боялся. Недовольство росло у Распутина и одновременно у Вырубовой. Я Вырубову встречал у Распутина раза четыре-пять, может быть. Не стесняясь, она отзывалась очень нехорошо о Штюрмере.

Председатель. — На какой почве?

Мануйлов. — Т.-е., что он неверный человек, что на него нельзя положиться, не считается достаточно с мамашей — с царицей бывшей.

Председатель. — Это Вырубова выразилась так? И уже после назначения Штюрмера на пост министра внутренних дел?

Мануйлов. — Да, да. Так что дамская половина, вместе с Распутиным, шла против Штюрмера; очень рельефно это сквозило. Тут однажды произошел прямо переполох. Штюрмер уехал в Ставку верховного главнокомандующего, при чем никто не знал о том, что он едет, как-то таинственно было обставлено это, — даже Распутин не знал, следовательно, не знала и царица бывшая, раз Распутин не знал. Возвратившись оттуда, он стал министром иностранных дел. Я именно подчеркиваю переполох, потому что этого никто не знал, и Распутин рвал и метал.

Председатель. — Почему?

Мануйлов. — Потому что, как он мог уйти из министерства внутренних дел и стал во главе министерства иностранных дел, в котором он ничего не понимает?

Председатель. — Это Распутин вам говорил?

Мануйлов. — Да он кричал, кулаком ударяя по столу: «Этот старикашка совсем с ума сошел. Итти в министры иностранных дел, когда ни черта в них не понимает, и мамаша кричала». А он, бывало, 3–4 раза в неделю ездил в Царское Село, к Александре Федоровне. Так что это было на другой день после его посещения Царского. — «Как он может браться за это дело и, кроме того, еще с немецкой фамилией!»

Председатель. — Это говорил Распутин?

Мануйлов. — Распутин. Так что тут было большое недовольство Штюрмером, и Штюрмер стал реже ездить к императрице Александре Федоровне. До этого он довольно часто ездил к ней.

Председатель. — А как часто?

Мануйлов. — Два-три раза.

Председатель. — Чаще, чем к бывшему императору?

Мануйлов. — Да. Фактически, собственно, управляла делами она, несомненно.

Председатель. — Вы не знаете, со слов Распутина и со слов Штюрмера, как же они собственно объясняли, с какой целью Штюрмер ездил два раза в неделю к бывшей императрице?

Мануйлов. — Он, во-первых, держал ее в курсе решительно всех дел.

Председатель. — Откуда вы знаете?

Мануйлов. — Сам Штюрмер говорил, и Распутин говорил, и Вырубова говорила, что императрица решительно всем интересуется, что она в курсе всего.

Председатель. — В курсе всех государственных дел?

Мануйлов. — Да. При чем каждый раз беседа касалась Распутина, когда бывал Штюрмер, и она всячески просила прислушиваться к голосу Распутина, потому что она считала, что он несомненно находится в непосредственных отношениях с благодатью божиею.

Председатель. — Так. Это вам рассказывал Штюрмер, что во время этих бесед ему говорили, чтобы он считался?

Мануйлов. — Да, чтобы прислушивался.

Председатель. — Таким образом, эти встречи Штюрмера с Распутиным до некоторой степени были подсказаны Штюрмеру в Царском, Александрой Федоровной?

Мануйлов. — Несомненно.

Председатель. — Стало быть, они носили до некоторой степени и государственный характер?

Мануйлов. — Безусловно. Я в дальнейшем расскажу. Значит, это назначение было очень неприятно встречено, и образовался такой холод между дамской половиной и Штюрмером.

Председатель. — А вам Штюрмер не говорил, зачем ему нужно было это назначение и вообще получение этого портфеля?

Мануйлов. — Наоборот, он скрывал. Я был у него по его возвращении из Ставки, когда еще не было назначения А. А. Хвостова на пост министра внутренних дел. Я как раз был у него, и он ни одного слова не говорил о том, что он будет министром иностранных дел. Нужно вам сказать, что давно уже, когда он был еще директором департамента общих дел, и я у него бывал, он всегда мечтал быть послом или даже посланником, он считал себя почему-то способным к дипломатической службе. Давно был такой разговор: «А вот, если бы меня послали в Париж или в Рим, Берлин…» Так что, очевидно… Единственный человек, который был решительно в курсе всего, это был, как я уже вам говорил, Гурлянд. Он от него не скрывал ничего. Так что это назначение было встречено сразу, так сказать, нехорошо, и отношения как будто бы даже испортились между Распутиным и Штюрмером. Хотя он видел его несколько раз и после назначения его министром иностранных дел, здесь, в крепости. Он здесь с ним встречался.

Председатель. — Что, эти свидания были наедине? Или при ком-нибудь?

Мануйлов. — Я думаю, начинались они при всех, а потом они наверное уходили. Я так думаю потому, что даже у Питирима, как я вам говорил, сам Питирим вышел.

Председатель. — Вы видите в этом уходе Питирима некоторый общий прием?

Мануйлов. — Да. Питирим более близкий человек, чем генерал Никитин, более посвященный, значит, наверное свидания были один-на-один, при чем Распутин всегда тащил с собой прошения разные. Когда же случился этот скандал в государственной думе…? Позвольте вспомнить…

Председатель. — А вы что-нибудь о состоянии Штюрмера министром иностранных дел знаете?