Анна Мурадова - Кельты анфас и в профиль Страница 15

Погребения Латенской эпохи рассказывают нам о воинах, чьи тела в бою защищали панцири из материи или кожи и прикрывали щиты, обитые железом, а сражались эти воины с помощью копий и железных мечей с богато украшенными ножнами. Впрочем, украшением оружия латенские знатные воины не ограничивались. В те времена кольца, браслеты и прочие нательные ювелирные изделия не считались исключительно дамскими игрушками.

Руки знатных воинов украшали бронзовые и золотые кольца, браслеты; плащи застегивались при помощи богато украшенных фибул. «Визитной карточкой» аристократа Латенской эпохи принято считать торквес — украшение, которое у славян именовалось шейной гривной. Этот незамкнутый обруч с шариками на обоих концах, чаще всего сделанный из золота, носили на шее. Обруч часто был не прямой, а витой, а шарики украшались различными орнаментами или делались в виде голов животных или людей. Тут можно сказать одно — фантазия ювелиров и их заказчиков не знала пределов. И археологам, раскапывающим очередное захоронение, остается только восхищаться древними мастерами, которых иначе как художниками не назовешь.

Но, разумеется, для представителей воинской знати украшения были в первую очередь не произведениями искусства, а показателями принадлежности к высшим слоям общества, или, по-простому говоря, признаками собственной крутости.

Вообще, если говорить о нравах кельтских воинов, хочется употреблять самые простые и хлесткие выражения, поскольку нравы в воинской среде царили отнюдь не утонченные. И если судить по древнеирландской литературе, главным вопросом для воинов было выяснение того, кто из них самый геройский герой. В те далекие времена героизм заключался не в спасении детей из горящих домов и не в принесении себя в жертву родной стране, а в убиении врагов и отрезании их голов, угоне скота и прочих действиях, которые сейчас мы назвали бы преступными. Поводом похвастаться такими подвигами и выяснить, кто же всех смелее и удачливее, служили застолья: самый большой и самый лакомый кусок за столом доставался тому, кто оказывался самым сильным и смелым среди присутствующих. Легко представить себе, сколько находилось желающих признать себя самым-самым… Нередко пиры заканчивались драками. Самый известный рассказ о такой неудачной дележке — это ирландская сага «Повесть о кабане Мак-Дато», которую обычно читают все студенты, изучающие древнеирландский язык. Начинается она с того, что в доме у человека, прозванного Мак-Дато, начинается пир, на который собираются самые известные воины. Перед ними оказывается зажаренная туша кабана…

— Добрый кабан, — сказал Конхобар.

— Поистине добрый, — сказал Айлиль. — Но кто будет его делить, о Конхобар?

— Чего проще! — воскликнул Брикрен, сын Карбада, со своего верхнего ложа. — Раз здесь собрались славнейшие воины Ирландии, то, конечно, каждый должен получить долю по своим подвигам и победам. Ведь каждый нанес уж не один удар кому-нибудь по носу.

— Пусть будет так, — сказал Айлиль.

— Прекрасно, — сказал Конхобар. — Тут у нас немало молодцов, погулявших на рубеже.

— Нынче вечером они тебе очень пригодятся, о Конхобар! — воскликнул Сенлайх Арад из тростниковой заросли Конолад, что в Коннахте. — Не раз оставляли они в моих руках жирных коров, когда я угонял их скот на дороге в тростники Дедаха.

— Ты оставил у нас быка пожирнее, — отвечали ему улады, — своего брата Круахнена, сына Руадлома, с холмов Кополада.

— Лучше того было, — сказал Лугайд, сын Курой, — когда вы оставили в руках у Эхбела, сына Дедада, в Темре Тростниковой, вашего Лота Великого, сына Фергуса, сына Лете.

— А что, если я напомню вам, как убил я Копганкнеса, сына Дедада, сняв с него голову?

Долго бесчестили они так друг друга, пока из всех мужей Ирландии не выдвинулся один, Кет, сын Матаха из Коннахта. Он поднял свое оружие выше всех других. Взяв в руку нож, он подсел к кабану.

В переводе Александра Александровича Смирнова, знаменитого русского литературоведа и одного из первых исследователей кельтских языков в России, воины выражаются весьма интеллигентно. Ирландский текст несколько проще. Впрочем, можете себе представить, как именно шел разговор, если спор продолжился следующим образом:

— Эй, отойди от кабана! — воскликнул Конал.

— А у тебя какое право на него? — спросил Кет.

— У тебя есть право вызвать меня на поединок, — сказал Конал. — Я готов сразиться с тобой, Кет! Клянусь клятвой моего народа, с тех пор, как я взял копье в свою руку, не проходило дня, чтобы я не убил хоть одного из коннахтов, не проходило ночи, чтобы я не сделал набега на землю их, и ни разу не спал я, не подложив под колено головы коннахта.

— Это правда, — сказал Кет. — Ты лучший боец, чем я. Будь Анлуан здесь, он вызвал бы тебя на единоборство. Жаль, что его нет в доме.

— Он здесь, вот он! — воскликнул Конал, вынимая голову Анлуана из-за своего пояса. И он метнул ее в грудь Кета с такой силой, что у того кровь хлынула горлом. Отступил Кет от кабана, и Конал занял его место.

— Пусть поспорят теперь со мной! — воскликнул он.

Ни один из воинов Коннахта не дерзнул выступить против него. Но улады сомкнули вокруг него щиты наподобие большой бочки, ибо у плохих людей в этом доме был скверный обычай тайком поражать в спину.

Конал принялся делить кабана. Но прежде всего он сам впился зубами в его хвост. Девять человек нужно было, чтобы поднять этот хвост; и, однако же, Конал быстро съел его весь без остатка.

Коннахтам при дележе Конал дал лишь две передние ноги. Мала показалась им эта доля. Они вскочили с мест, улады тоже, и все набросились друг на друга. Началось такое побоище, что груда трупов посреди дома достигла высоты стен. Ручьи крови хлынули через порог. Затем вся толпа ринулась наружу. С великим криком стали они там резаться. Поток крови, лившейся во дворе, мог бы привести в движение мельницу. Все избивали друг друга. Фергус вырвал дуб, росший посреди двора, вместе с корнями, и вымел им врагов за ограду двора.

Побоище продолжалось за воротами.

Даже если допустить некоторое художественное преувеличение, можно представить себе, что примерно так оно и бывало на самом деле: дележка, драка… А зажаренный кабан остывал… И благородные воины в богатых одеждах и золотых украшениях вели себя примерно так же, как современные мальчишки-пятиклассники. Только учителя, который бы мог на них прикрикнуть и вызвать в школу родителей, рядом не было.

Впрочем, я слишком упрощаю: нельзя сводить действия древних воинов к одной необузданной агрессии и желанию заявить во всеуслышание «Я тут самый сильный!». И если герои ирландских саг то в одной истории, то в другой произносят слова типа: «Не было и ночи, чтобы я не спал, подложив под колено голову убитого врага», дело не в дикой кровожадности. Отрубленная голова (предпочтительно вражеская) у кельтских воинов от Галлии до Ирландии считалась вместилищем силы убиенного. Считалось даже, что отрубленная голова какое-то время может жить собственной жизнью. В древней Ирландии воины носили головы врагов на поясах — чем их больше, тем больше почтения победителю.

В южной Галлии, в местечке Рокпетрюз, археологи обнаружили храм с колонами. В колоннах имелись особые ниши, где хранились человеческие черепа. Наверное, когда-то неизвестные нам воины приносили сюда головы врагов и посвящали богам. Хотя, как и в Ирландии, многие здесь не расставались с жутковатыми на наш современный взгляд трофеями. О том, как с этими головами обычно обращались в Галлии, рассказывает Диодор Сицилийский: по его словам, головы наиболее сильных врагов галлы бальзамировали кедровым маслом, а потом укладывали в ларцы, чтобы при случае похвастаться гостям — вот какого врага победил я сам, или мой отец, или кто-то еще из родственников.

Да что там античные авторы — даже сказки современных кельтских народов делают отрубленные головы действующими лицами повествования. До сих пор помню, какое впечатление произвела на меня в юности бретонская легенда «Собака мертвой головы», которую я прочитала мрачной непогожей ночью под завывание океанского ветра: в ней злой брат убил доброго брата, отрубив ему голову. Эта голова потом зажила свой жуткой жизнью и так и бродила по окрестностям кладбища, пока не встретила злого брата… И ничем хорошим встреча не кончилась. Эта легенда была записана в самом начале двадцатого века. Так что отрубленные головы действительно оказались весьма живучими: в народной памяти они просуществовали примерно два тысячелетия. Охоту за головами в Галлии запретили римляне, как только завоевали галлов — уже в I веке до н. э. этот обычай считался диким и жестоким.

В Ирландии, возможно, он продержался дольше. При этом ирландские саги описывают особый, не совсем понятный нам, современным читателям, ритуал. Рассказывается, как знаменитый воин по имени Коналл Кернах из Улада сражался с противником по имени Мее Гегра. Понимая, что битва проиграна, Мее Гегра решил покориться врагу достойно.