Алексей Дубровин - Бурные дни Кавказа. Изменение ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне Страница 15

События в Польше влияли на изменения состава участников войны. С одной стороны начиная с 1830-х гг. в Кавказский корпус в значительной степени стал пополняться поляками. Одни попадали сюда как ссыльные элементы или военнопленные, переходящие на службу в российскую армию, другие же сами отправлялись на Кавказ для доказательства своей лояльности новой Родине. С другой стороны, значительные группы мятежных поляков-эмигрантов чтобы помочь «врагу своего врага» в массовом порядке отправлялись в страну «независимых горцев». Наиболее знаменитой акцией польских эмигрантов оказалась экспедиция полковника Т. Лапинского (1857—1860), организовавшего у западных черкесов артиллерию и наделавшей много препятствий продвижению российских войск164. Силы горцев также пополнялись за счет польских солдат, дезертировавших из российской армии.

Следует заметить, что массовое дезертирство солдат польского происхождения по отзывам многих кадровых офицеров Кавказского корпуса, являлся предвзятым стереотипом о неблагонадежности поляков. По наблюдениям очевидцев в пропорциональном плане они ничем особым не отличались от остальных категорий нижних чинов российской армии.

Определенное влияние на некоторые аспекты Кавказской войны оказывали происходящие параллельно колониально-захватнические войны западных держав. Образованная часть российского офицерства с особым интересом отслеживала ход и характер завоеваний Англии, Франции и США. Во многих российских периодических журналах и книгах публиковались сводки и материалы по анализу различных боевых конфликтов. Наибольшую популярность имела тема, связанная с войной в Алжире, где более всего прослеживались с аналогии с войной на Кавказе. Здесь были и горы, и воинственное население, предпочитавшее партизанские методы противоборства. Завоевание, которое самонадеянные французы думали завершить без особых хлопот, стало одной из самых тяжелых войн в истории страны. Многие российские офицеры не могли удовлетвориться сугубо теоретическими познаниями и, стремясь глубже изучить чужой опыт, отправлялись в «горячие точки» планеты и становились непосредственными очевидцами военных противоборств других держава.

Своеобразным внешним фактором можно назвать влияние высшей власти в государстве. Император и его правительство в виду незнания или искаженного представления о реальной обстановке часто давали некомпетентные указания по методам покорения Кавказа. При этом они оказывали разностороннее давление на кавказских главнокомандующих, требуя от них немедленного и полного разгрома противника165.

Одной из причин непонимания кавказской реальности была субъективная оценка обстановки166. Ведь основным источником информации для «Петербурга» являлись рассказы «фазанов», непродолжительное время находившихся на Кавказе и любивших приукрасить действительность167. Горцы для императора и гражданских сановников являлись «взбунтовавшимися подданными», к которым необходимо проявлять дружелюбие168. В то время как сами горцы воспринимали подобное отношение как слабость169.

В юридическом отношении межгосударственного взаимодействия значительная часть кавказских народов, включая «враждебные», в самый разгар Кавказской войны являлись подданными Российской империи. Начиная еще с XVI в. в титулах русских правителей перечислялись названия кавказских владений. Например, в титуле императора Петра I помимо всего прочего значилось: «…Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей…». Во второй половине XVIII в. правители или представители «вольных обществ» Кабарды, Осетии, Ингушетии, Чечни и Дагестана присягнули на верность России. В начале XIX в. присяги неоднократно повторялись. В первой трети ХIX в. в состав России на формальном уровне вошли Черкесия, Закавказье и часть Дагестана. Они были присоединены по условиям мирных договоров с Турцией и Персией, которые ранее обладали «номинальными правами» над соответствующими территориями и населением Кавказа.

Кавказским командирам приходилось лавировать между здравым смыслом и указаниями высшего руководства. Они на свой страх и риск проводили самостоятельные инициативы. Подобное часто сходило им с рук по причине необходимости быстрого принятия решения, умелого искажения рапортов и главное – удаленности от центральной власти. Стремясь сохранить свободу своих действий, князь А. И. Барятинский, будучи Кавказским наместником, был крайним противником прокладки в регионе телеграфной линии170.

Завершая обзор общих особенностей формирования особой ментальности офицеров, участвовавших в Кавказской войне, следует обратить внимание, что она прошла ряд эволюционных этапов развития, соотносимых с периодизацией войны. Так, с момента начала постоянной дислокации российских войск на Кавказе во второй половине XVIII в. появляются зачатки уникальных «кавказских» особенностей, формируются основные направления модификации ментальности. В первой четверти XIX в. под воздействием резкого увеличения количества войск, активизации боевых действий и появления пассионарных командующих (П. Д. Цицианова и А. П. Ермолова) происходило интенсивное обособление и формирование «кавказской» ментальности. В последующие годы (середина 20-х гг. – середина 60-х гг. XIX в.) ментальность военных на Кавказе стала в значительной степени обособленной от «общероссийской». Начиная с середины 60-х гг. XIX в. по окончании боевых действий и развернувшейся активной инкорпорации Кавказа в российское социокультурное и правовое пространство наблюдалось резкое сокращение количества уникальных ментальных черт, происходило обратное поглощение общероссийскими нормами.

Глава 2. Военно-профессиональные мировоззренческие особенности

2.1. Социальная самоидентификация

Одним из основных элементов мировоззрения любой социальной группы является самоидентификация, определяющая восприятие ее членами своего места в социально-культурном пространстве. Она позволяет понять своеобразие видения этими людьми окружающего мира, объяснить особенности реагирования на него. В этом смысле «ментальность» предстает как некая интегральная характеристика людей, связанных общностью целей, задач, способом существования.

Исходя из особенностей жизнедеятельности российского офицерства, как участников боевых действий на Кавказе, их идентификационную систему следует разделить на два уровня. Первый – «внутренний», позволяет выявить процессы дифференциации внутри российской армии участников Кавказской войны, второй – «внешний», отражает характер отношения к противнику. Данная часть книги посвящена анализу внутренней самоидентификации.

Причисление людей к той или иной социальной категории обуславливается наличием или отсутствием ряда отличительных признаков (религиозные или политические воззрения, национально-культурная составляющая, сословная принадлежность и т.п.).

Анализ широкого корпуса источников личного происхождения и официальной документации выявил весьма противоречивую ситуацию. Бесспорно ощущая себя частью общей российской имперской системы, отстаивающей ее интересы в Кавказском регионе офицеры Кавказского корпуса чувствовали свою «особость» по отношению к коллегами из других регионов России.

Исследователь В. В. Лапин называл сложившуюся систему идентификации представителей Кавказского корпуса «племенным сознанием»171. Оно стало прямым следствием долголетней жизнедеятельности в уникальной исторической реальности, сложившаяся на Кавказе в начале 60-х гг. XVIII в. – середине 60-х гг. XIX в.: перманентной войны и специфических методов ее ведения, удаленности от центральной власти, непривычными для европейской части России природно-климатическими, ландшафтно-географическими особенностями региона, пестрым этническим составом местного населения и др.

По мнению В. В. Лапина, российские войска за продолжительный период жизнедеятельности в специфических условиях сроднились с регионом и образовали особый субэтнос – «кавказцы». При этом следует подчеркнуть, что данный термин в то время ни в коей мере не являлся обозначением национальной принадлежности, а имел сугубо территориальное значение. В данном плане он являлся обозначением особой социальной группы российской армии и общества с их изначально полиэтничным составом, имеющим многие отличия на социально-культурном плане. Здесь прослеживалось значительное влияние материальных и духовных аспектов горской цивилизации, ее обычаев, морально-нравственных норм, мировоззренческих установок, моделей поведения и даже языков автохтонного местного населения. Причем «кавказцы» были также неоднородны. Существовало множество модификаций, зависящих от особенностей отдельной народности, проживающей на территории дислокации подразделений. «Племенное сознание» также включает особое мышление, для которого были характерны некоторые элементы военно-демократической (племенной) организации. В частности, командир воспринимался как вождь, а ветераны – старейшины172.