Неизвестен Автор - Севастополь (сборник) Страница 15

Огонь моряков внес замешательство в ряды фашистов.

— В атаку! — раздалось справа от Красносельского.

— Коммунисты — вперед!

"Это нас зовет политрук, — мелькнуло в голове у Красносельского. — Я коммунист и должен подняться первым…" Мгновенье, и он выскочил из окопа на бруствер, легко, словно стряхнувши тяжелый груз, побежал вперед, выставив блестевший на солнце штык. Красносельский не видел, как вслед за ним ринулись в атаку все бойцы, а слева и справа поднялись навстречу врагу другие роты.

Батальон закрепился на новом рубеже. Как дорога была матросам эта узкая полоска земли, отвоеванная ими у врага! Рота Бабушева понесла большие потери. Смертельно ранен был сам командир. Фильченков принял командование ротой.

…Вступив в бой, батальон четыре дня отражал яростный натиск врага. Рота Фильченкова, в которой осталось столько людей, сколько полагалось иметь во взводе, удерживала гребень высоты, контролирующий дорогу в Бельбекскую долину. Четверо суток непрерывных боев вымотали матросов, многие были ранены, но никто не просился в тыл, в госпиталь. Перевязки раненым делались тут же в окопах, и бойцы настойчиво протестовали, когда им предлагали отправиться в санбат. Боевое вдохновение охватило моряков. Они были полны решимости выстоять, победить.

К исходу четвертого дня гитлеровцы усилили натиск. По позициям подразделений Кагарлицкого били два дивизиона артиллерии, налетала авиация, сбрасывая тяжелые фугаски. Фашисты шли в атаку за атакой. Им удалось несколько продвинуться вперед. На участке батальона они выбили моряков с высоты, что прикрывала выход на Симферопольское шоссе…

В блиндаж командира батальона пришел Фильченков. Комиссар Мельник сидел на краю койки. Он знаком предупредил: тише. На походной койке лежал тяжело раненый Кагарлицкий.

Комиссар посмотрел в воспаленные глаза политрука и спросил:

— Устал, Коля?

— Нет, не устал, только сон начинает одолевать. Да пустяки, пройдет. А вот вам бы отдохнуть не мешало, товарищ старший политрук.

— Некогда. Сейчас, полагаю, немцы начнут новую атаку, а людей у нас мало осталось. Придется, видимо, батальон свести в одну роту, да и та неполная будет.

Комиссар дал указания на предстоящий бой. Он знал, что гитлеровцы попытаются вырваться на шоссе, к Дуванкою, и устремиться на Севастополь. Единственным проходом к шоссе была узкая дорога, огражденная слева и справа высокими крутыми скалами. Она была в руках врага, занявшего высоту. Впереди батальона не было наших войск, а слева и справа сражались небольшие подразделения приморцев, которые не могли оказать батальону существенной поддержки. Им самим приходилось с трудом сдерживать натиск врага.

— И все-таки высоту надо вернуть, — решил комиссар.

Свои соображения он высказал раненому командиру.

— Я думаю поручить эту операцию политруку Фильченкову. У него там и людей побольше, и фланг справа лучше прикрыт соседом.

— Добро, — согласился комбат.

В два часа ночи бойцы Фильченкова начали наступление. Была непроглядная темнота. Моряки бесшумно пробирались к переднему краю врага. Их бушлаты сливались с темнотой.

Фильченков забыл о валившей с ног усталости, ступал легко и уверенно, как будто все видел в этой кромешной тьме. Он подходил к бойцам и шепотом подбадривал их. Поднялись по склону высоты и перед гребнем ее залегли. Политрук выслал разведку. Разведчики доложили: немцы не ожидают атаки и все, за исключением часовых, спят. Бойцы Фильченкова напряглись, приготовились. Предстоял последний победный прыжок.

…Огонь и грохот разорвали тишину и мрак. Во вражеские окопы полетели гранаты. Фашисты переполошились. В черное небо с шипеньем взвились ракеты, затрещали пулеметы, зло и противно завыли мины. Из-за гребня высоты глухо ударило орудие.

Моряки рвались вперед. В свете ракет Фильченков видел, как бежали с ручными пулеметами Цибулько и Щербаков, как швырял гранаты Красносельский, широко взмахивая своей могучей рукой. Вот Цибулько остановился, прилег у пулемета. Огненная струя хлестнула по вспышкам вражеских выстрелов.

Фильченков первым влетел в окоп врага. Увидев ощеренное, полное злобы лицо фашиста, он с размаху ударил его прикладом, а гитлеровца, наскочившего слева, прикончил штыком.

Следуя примеру своего политрука, моряки дрались храбро, ломая сопротивление врага. Для них наступили те минуты боя, когда нет ничего невозможного, когда опасность смерти уже не может погасить того душевного порыва, который выше и сильнее смерти.

Николай направлял свою группу в обход высоты, чтобы отрезать гитлеровцам путь к отступлению. Но у него оставалось уже не больше десятка бойцов. Двое из них были ранены, но скрывали это.

— Вперед, друзья! — подбадривал бойцов политрук.

Немцы не выдержали. Они побежали с высоты, бросая оружие. Краснофлотцы закрепились в только что отвоеванных окопах.

Стрельба затихла. Бойцы деловито осматривали захваченные позиции, проверяли и заряжали оружие, перевязывали раны, сожалели об убитых друзьях и товарищах.

Светало.

Замаскировавшись ветками дубняка, Николай внимательно осмотрел местность. Перед ним внизу расстилалось широкое полынное поле. Кое-где росли кусты вереска. Многие ветки были срезаны пулями и висели на тонких волокнах. Левее высоты Фильченков видел большую насыпь. Она тянулась вдоль той самой дороги, что шла между скалистых круч к Симферопольскому шоссе. Около насыпи он разглядел полуразрушенный блиндаж и пустые окопы. Там еще недавно сражались бойцы боевого охранения полка и по приказу оставили этот рубеж.

"Если пойдут фашистские танки, то обязательно по этой дороге, мимо насыпи, — размышлял Фильченков. — Вот бы засесть там с запасом гранат и бутылок с горючей смесью… Пусть бы попробовали сунуться фашистские танки в узкий проход!"

…В окоп, где сидели политрук и его бойцы, зашел войсковой почтальон. Он раздал письма и вручил Николаю пачку газет.

— Московские! — обрадовался Цибулько, увидев в руках политрука «Правду» и "Красную Звезду". — Как-то там наша столица?

— А ведь сегодня — 6 ноября, в Москве будет торжественное заседание, — душевно проговорил Одинцов.

— Жаль, что мы не послушаем доклад, — заметил Красносельский. — Я всегда просиживал у репродуктора этот вечер.

— Завтра доклад отпечатают и привезут нам.

— Да, завтра праздник, — задумчиво произнес Паршин.

— Будет праздник, — уверенно сказал Фильченков. — Суровый праздник, в бою, в труде, ведь враг под Москвой, но будет.

Бойцы замолчали, охваченные воспоминаниями. Наблюдавший за противником Паршин вдруг сказал:

— Товарищ политрук, что-то вижу.

— Что?

— Не могу разобрать.

Фильченков и бойцы выглянули из-за бруствера. Они увидели нечто странное: два черных ручья ползли с высоты в долину.

— Овцы это, овцы, товарищ политрук! — крикнул Одинцов.

— Это что еще за трюк? — недоумевающе глядя на командира, спросил Цибулько.

— Все ясно, — ответил Фильченков, — гитлеровцы гонят впереди себя овец, хотят атаковать нас, прикрываясь ими.

— В плен брать надо только овец, отправим в Севастополь, — улыбаясь, заметил Паршин.

Стадо приближалось. Овцы заполнили все пространство впереди. Одна часть их шла прямо на рубеж Фильченкова и его бойцов. — Цибулько, пулемет!

— Есть пулемет, товарищ политрук!

— Изготовиться к стрельбе, приготовить гранаты!

Николай различил за черной массой овечьих тел серо-зеленые мундиры. Гитлеровцы, низко пригибаясь, бежали, едва поспевая за тонконогими перепуганными овцами.

— Цибулько! — крикнул политрук. — Огонь!

Пулемет хлестнул меткой уничтожающей струей. Овцы шарахнулись в стороны, обнажив прятавшихся за ними фашистов. Те бросились вперед, к позициям моряков.

— Бить гранатами! — скомандовал политрук и первым бросил гранату. Но морякам помешали овцы. Обезумевшие от грохота боя, они повернули на высоту и, прыгая через окопчик моряков, устремились на противоположные скаты. Цибулько стал стрелять по овцам, чтобы разогнать их и дать возможность товарищам бросать гранаты во врагов. Овцы в страхе шарахнулись назад, сбивая гитлеровцев с ног. Фильченков заметил замешательство противника, выскочил из окопа, метнул в фашистов одну за другой несколько гранат. За Фильченковым на бруствер окопа выскочили остальные, стали забрасывать врагов гранатами.

Атака была отбита. Моряки, удовлетворенные победой, вернулись в окоп. Хозяйственный Красносельский начал перетаскивать убитых овец на свою сторону.

— Не пропадать же добру, — приговаривал он.

Паршин и Одинцов смеялись, глядя, как бойцы соседней роты, чьи позиции были неподалеку, гонялись за овцами, забежавшими в тыл, собирая их в кучу. К морякам на высоту поднялся комиссар Мельник. Фильченков доложил ему, как прошел бой.