Матросская революция - Владимир Виленович Шигин Страница 15

В конце концов, по мнению Г.К. Графа, его товарищи приняли версию об уничтожении офицеров по неким спискам, заранее подготовленными большевиками и немецкими шпионами. Подобная «бульварная» версия для флотских офицеров, недоумевающих, за что же, история именно их выбрала «стрелочниками», по-человечески объяснима. Хотя при этом многие офицеры, сделав в свое время правильные выводы из «червивого мяса» «Потемкина», находя теперь объяснение и «рыбе», тем самым определяли и свое место в наступившей революции. Кстати, именно эту версию в 1917 году подхватили широко не только правые газеты, но даже такие деятели, как Питирим Сорокин. Эту версию можно встретить и у некоторых современных авторов. На самом деле, думается, все обстояло гораздо сложнее. Кровавые расправы над офицерами стали результатом стечения сразу нескольких факторов.

Ряд историков считает, что убийства офицеров носили организованный характер. Жертвами убийств пали начальники, начиная с командующего флотом, командиры судов и офицеры-специалисты: штурманы, минеры, артиллерийские офицеры. В результате чего флот был практически обезглавлен. Таким образом, делается намек на происки германской разведки. В подтверждение приводится тот факт, что если убийство по личной мести имело место лишь в нескольких случаях, то в остальных случаях личных мотивов не могло быть, так как убийцы не знали раньше своих жертв. Их жертвы были офицерами и должны были быть убиты. С какой целью? Для торжества революции и победы немцев! Ведь офицеры к 3 марта еще никак не успели определиться в своем отношении к революции. При этом именно офицерский состав был той силой, на которой держался Балтийский флот во время войны с Германией. Увы, при всей внешней логичности, данная конспирологическая гипотеза не соответствует всем реалиям марта 1917 года.

***

Самосуды над офицерами на Балтике в марте 1917 года были, безусловно, напрямую связаны и с декларированной «авангардной ролью» матросов в революции 1917 года. В научной и мемуарной литературе советского периода сложились следующие представления о причинах этой роли: резкая социальная разница между матросами и офицерами, в основном выходцами из высшего дворянства, весьма строгая дисциплина на кораблях и в базах, достаточно высокий уровень грамотности матросов, а также возросшее значение самого флота, как военной силы, в условиях Первой мировой войны (на 1 января 1917 г. в списках боевых судов флота состояло 558 кораблей). Кроме этого, несомненно, свою роль сыграла и близость основных флотских баз к столице, а также накопленные с 1905 года революционные традиции и активная подрывная деятельность революционных партий на флоте.

В частности, этот факт особо подчеркивал бывший нарком юстиции левый эсер И.З. Штейнберг в известном труде «Нравственный лик революции». В целом причины трагических событий представителями различных партий целиком определялись их политическими пристрастиями. При этом диапазон мнений о причинах самосудов был очень велик: от абсолютной стихийности происшедшего до полной сознательности в действиях матросов в период Февральской революции, а сами эти действия представлялись то героическими, то преступными.

Разумеется, что сама революционная обстановка перевернула у многих матросов все прежние представления о незыблемости самодержавия, разрыв в сознании между привычными понятиями и реальной действительностью был мгновенным и огромным, и поэтому многих, как говорится, просто «накрыло». Если раньше матросы достаточно спокойно терпели унижения от офицеров, считая это их неотъемлемым правом, как дворян и лиц, приближенных к царю, теперь же революция декларировала, что, оказывается, такой порядок был несправедлив. И многие матросы просто мстили за свои унижения.

«Достойно удивления, что это никем не руководимое движение с поразительной меткостью наносило свои удары. От стихийного гнева толпы пострадали только те офицеры, которые прославились наиболее зверским и несправедливым обращением с подчиненными им матросско-солдатскими массами», — писал лидер кронштадтских большевиков Ф.Ф. Раскольников.

Доктор исторических наук К.Б. Назаренко пишет об этом так: «Накопившееся в душах матросов чувство унижения выплеснулось на поверхность во время революции. Этот всплеск антиофицерских настроений во многих случаях вылился в стихийные расправы, жертвами которых стали как вызывавшие персональную ненависть офицеры, так и случайные лица. Однако неправомерно видеть в стихийных расправах над офицерами плоды “большевистской агитации”, как это делали сторонники Белого дела во время Гражданской войны, и как делают это некоторые современные историки. Эти расправы не были инспирированы какой бы то ни было партией, но все политические силы, поддерживавшие Февральскую революцию, одобрили их как следствие справедливого гнева масс. В 1917 г. существовала тенденция сильно преувеличивать степень разумности действий толпы матросов в первых числах марта 1917 г.».

Зачастую поводом к убийству мог стать формальный повод. Порой убивали просто для того, чтобы убить. Среди матросов-убийц были и такие, которые из-за своих монархических убеждений искренне сотрудничали с охранкой. На кораблях считали, что тем самым они стремились замести следы. Во всяком случае, основная матросская масса оправдывала убийства, но не самих убийц, и последние сразу после февраля «ушли в тень», исчезли из флота, и в мемуарах практически нигде не фигурируют.

Отметим, что в исторической литературе имеется немало фактов, свидетельствующих о том, что убежденные противники царизма, матросы-каторжане, как раз в первую очередь и принимали меры против самосудов, понимая их вред для дела революции.

Доктор исторических наук М.А. Елизаров справедливо считает: «Данные причины следует дополнить, прежде всего, социальнопсихологическими факторами. Как представляется, среди них особенно важную роль играл оставшийся невыясненным на флоте вопрос о виновниках поражения в Цусимском проливе и в других сражениях Русско-японской войны 1904—1905 гг., носившей морской характер. Матросы были склонны считать виновниками офицеров и все командование, а офицеры — революцию и революционно настроенных матросов. Важными также были психологические причины внутрифлотского соперничества: повышенная революционная активность в 1917 году Балтийского флота по сравнению с Черноморским, в то время как у последнего была авангардная роль в революции 1905—1907 гг. Здесь очевидно значительно повлияла разница отношения к Первой мировой войне. Черноморцы активно участвовали в боевых действиях и видели продолжение революции в продолжении войны как революционной, что совпадало с позицией правых и соглашательских партий. Ядро Балтийского флота — линкоры — в сражениях участия не принимали, и, когда началась революция, их экипажи стремились максимальной активностью в ней заявить о себе. В дальнейшем развитие революции больше пошло по антивоенному большевистскому пути. В стремлении теперь уже черноморцев “догнать” балтийцев при замалчивании трагизма февральско-мартовских событий волна самосудов, схожая с Балтийским флотом, прокатилась на Черноморском флоте зимой 1917—1918 гг.».

Что касается жертв самосудов, то это были, в первую очередь, не потенциальные политические противники революционеров и не самые строгие начальники, а те, кто допускал унизительное отношение к матросам, кто считал матросов «чернью». При этом