Степан Шешуков - Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов Страница 16

Напостовцы справедливо борются за идейное искусство, утверждают, что в наш век только коммунизм является высшим идеалом человечества. «Кто же с этим спорит!» – говорит Воронский. Многие писатели-эмигранты «сделались литературными импотентами потому, что «самоопределились» в сторону мракобесия, за которым нет исторического будущего»[112]. Но Воронский не согласен с утверждением напостовцев, что «прежде всего важна идейная ценность художественного произведения и уже затем художественное мастерство»[113].

Призыв Воронского к писателям «сочетать художественную правду с идеалами коммунизма», «глубже, внимательнее, сосредоточеннее» изучать жизнь, «идти плечом к плечу с новыми строителями», ибо только это позволит им создавать художественно правдивые произведения, – этот призыв свидетельствует, насколько правильно понимал Воронский задачи создания новой художественной литературы. Именно поэтому он так непримирим к примитивным утверждениям Ил. Вардина, в которых выражается непонимание сложного процесса перехода попутчиков на позиции коммунизма. Вардин пишет: «Воронский должен взять за пуговичку Пильняка, Вс. Иванова, Есенина и сказать им: чтобы понять объективную истину, вы должны стать более или менее политически грамотными, вы должны усвоить основы пролетарской идеологии, хотя бы в размере уездной совпартшколы»[114]. В. Маяковский в стихотворении «Сергею Есенину» зло высмеял этот примитивизм напостовцев:

Дескать,к вам приставить быкого из напостов —Стали бсодержаниемпремного одаренней.Вы быв деньписалистрок по сто,Утомительнои длинно,как Доронин.А по-моему,осуществисьтакая бредь,На себя быраньше наложили руки.Лучше ужот водки умереть,Чем от скуки![115]

«Вопрос, следовательно, не в одном усвоении политграмоты, как то думает тов. Вардин, – как бы продолжая мысль Маяковского, говорит Воронский, – ой гораздо серьезнее и глубже. Что толку в том, что у нас целые кружки заняты передачей газетных передовиц в рифмованных стихах»[116].

В воинственном походе против попутчиков, объявленном напостовцами, Воронский увидел смертельную опасность для всей советской литературы. Он так и пишет: «Позиция «На посту» в практике ведет не к выпрямлению партийной линии, а к уничтожению и удушению современной советской литературы – и пролетарской и непролетарской»[117]. И он это обосновал. Он прежде всего решительно возражает против огульной оценки попутчиков, будто бы сплошь клевещущих на революцию или воспринимающих ее «как анархический, слепой, мужицкий бунт». Он дает свою развернутую характеристику попутчикам, которая может быть перенесена в современную историю советской литературы с небольшими коррективами и составит ее лучшие страницы: «Наши попутчики – народ довольно пестрый. Часть их следует отнести к новой интеллигенции, выпестованной революцией. Они беспартийны, но они боролись за нас, за советскую землю. Они выросли из революции, они дети революции, ее воспитанники. Таковы: Вс. Иванов, Сейфуллина, Ник. Тихонов, Асеев, А. Малышкин… Неверно, что они воспринимают революцию как анархическую, слепую, мужицкую стихию. Но они знают нашего крестьянина, знают, что, делая революцию, наш крестьянин окрашивал ее иначе, чем рабочий, и, как подлинные художники, они не могли пройти мимо этого факта. Но все их симпатии на стороне города…

Недостатки, какие у них имеются в подходе к коммунистам, объясняются сложностью и новизной темы; они мало знают внутренний быт коммунистической партии, и это тоже кладет свой отпечаток на их вещи. Но они художественно честны; их работы дают куски подлинной жизни, а не сладостно творимые легенды; живую жизнь, живого человека они начали изображать еще задолго до призывов тт. Авербаха и Лелевича. Эти попутчики первыми ударили по деревянным агиткам, по отвлеченности и схематике в художестве… Такие вещи, как «Дите», «Полая Арапия», «Цветные ветра», «Бронепоезд» Вс. Иванова, «Перегной» Сейфуллиной, «Падение Дайра» А. Малышкина, как стихи Тихонова и Асеева, останутся ценными художественными документами нашей эпохи… Общее освещение, какое они дают революции, для нас приемлемо, а от недостатков они стремятся освободиться в меру своих способностей и сил. И сколько бы тов. Лелевич ни требовал для них процентной нормы, они будут занимать такое место в литературе, какое принадлежит им по праву, в зависимости от их таланта и приносимой пользы»[118].

Затем Воронский переходит к характеристике второй группы попутчиков – «стариков». И здесь допускает серьезную ошибку, оказывается в плену распространенного тогда заблуждения. Речь идет об отношении к А. М. Горькому, которого он высоко ценит, но недопонимает его значения и относит к попутчикам. Это заблуждение трудно понять у Воронского, хорошо знавшего отношение Ленина к Горькому, вместе с которым они были у Владимира Ильича, вместе по поручению Ильича начали «Красную новь». Видимо, ошибки Горького в первые годы революции (1918–1919), резкая критика их в партийной прессе дали повод для такого распространенного заблуждения.

И все-таки в той характеристике, которую он дает второй, более сложной, группе попутчиков, исключая оценку Горького, много поучительного и справедливого. Он видит серьезные заблуждения «стариков», понимает, что они примиряют себя с революцией «ценой тягчайших усилий», но, в отличие от напостовцев, глубочайше убежден, что ход самой жизни заставляет этих писателей «идти с революцией, а не против нее».

Отметив, что «старики» отличаются от молодых революционных писателей не только серьезными заблуждениями, но и «большим мастерством и пониманием существа искусства», Воронский видит общее у всех честных попутчиков: 1) «они не мистики, а реалисты», и «это очень здоровое и положительное явление»; 2) «их отношение к буржуазной цивилизации отрицательное»; 3) «прошлый царский уклад они ненавидят»; 4) «сознают, что только с большевиками и через них намечается действительный выход из тупиков, созданных всесветными плутами и захребетчиками трудовых масс»[119].

Вся эта огромная армия советских писателей – и попутчики, и писатели-коммунисты Д. Бедный, Ю. Либединский, С. Семенов, Ф. Гладков, В. Маяковский, «стоящий где-то на отшибе, но очень к нам близко», – все «они являются наглядным аргументом революции». Они говорят о том, что Советская власть неодинока, «что у нее и в ней – огромная притягательная сила, что ее позиция достаточно крепка, что она располагает целым кадром талантливых художников «божьей милости», что русская революция не импотента в духовном, а следовательно, и в иных смыслах, что рабочие, крестьяне, наиболее демократичная, разночинная интеллигенция («кухаркины дети»), совершившие революцию, – не разрушители, а подлинные творцы будущего».

Воронский отвергает обвинения напостовцев в том, что дто «Красная новь» радушно открывает двери попутчикам из-за «преступного пристрастия» в период нэпа. Это делается тому, «что Демьяном Бедным и повестью Ю. Либединского «Неделя» русская современная литература ограничиться не может…Честь и место писателям-коммунистам, пролетарским писателям, но в меру их таланта, в меру их творческой способности. Партийный билет – великое дело, но размахивать им не к месту не следует».

То, что в резолюции ЦК партии от 1925 года будет квалифицироваться как «проявление комчванства», в статье Венского именуется размахиванием партбилетом «не к месту», о «размахивание» будет еще не раз предметом и поводом для суровой партийной критики, вплоть до начала 50-х годов, когда А. Велик попытается возродить рапповское комчванство. Но если в 50-х годах этот новоявленный рапповец получит единодушное и всеобщее осуждение, в начале 20-х годов все обстояло значительно сложнее.

Как известно, напостовцы во всех своих декларациях подчеркивали, что пролетарский художник должен изображать «современную действительность, творцом которой является пролетариат»[120].

Воронский придавал важное значение изображению «жизни и борьбы пролетариата», за отсутствие этого изображения он критиковал пролетарских писателей. Но он был решительным противником тематической, узости, цеховщины, которые проповедовали напостовцы вслед за пролеткультовцами. В разбираемой нами работе он утверждает, что «задача пролетарского художника совсем не в том, чтобы изображать только ту действительность, творцом которой является пролетариат, а всю современную действительность в совокупности. Нужно только эту действительность видеть глазами коммуниста»[121].

В заключение работы Воронский дает принципиальную оценку деятельности журнала «На посту». Эта оценка сурова, но абсолютно справедлива в той части вопросов, которые затронуты в его статье.