Алексей Мартыненко - Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого Страница 16

Однако ж масонство, при этом, просто так денег не выдает, требуя отчетности о проделанной работе. Вот именно эта отчетность, попавшая не по назначению, достаточно ясно теперь и вскрывает деятельность агента иностранных спецслужб, являющегося масоном из ордена «Василия Великого», тайного униата по вероисповеданию — Самуила Емельяновича Петровского-Ситниановича, вошедшего в высшие эшелоны власти при дворе Алексея Михайловича под монашеским именем Симеона Полоцкого.

То есть отчетность растраты казенных денег лишь одна теперь и доводит до нашего сведения настоящее имя в те годы резидента масонства в Москве.

А ведь воспитателем молодого царя Федора Алексеевича, как указывает Б. П. Кутузов, является:

«…Симеон Полоцкий (Петровский-Ситнианович)…» [55, с. 59].

Вообще-то засланный к нам Западом «казачок» мог бы оправдательных писем в свою тайную организацию и не отсылать — проделанная им работа видна и невооруженным глазом:

«Царь Федор, брат его Иоанн и сестра София — все учились у С. Полоцкого и «получали от него польско-литовское образование, сделавшееся тогда модным во всем высшем русском обществе»[14]» [55, с. 137–138].

Мало того:

«Воспитанник Симеона Полоцкого царь Федор в 1680 г. женится на польке Агате Грушецкой, что еще более усиливает польское влияние и дает повод некоторым говорить, что «царь скоро введет ляцкую веру и будет вести себя, как Дмитрий Самозванец»[15]…

Именно в период царствования Федора, ученика Полоцкого, «начали в Москве волосы стричь, бороды брить, сабли и кунтуши польские носить, школы польские и латинские закладывать»[16] [55, с. 138].

Так что многие нововведения Петра особыми нововведениями и не являлись, но лишь копировали действия, предпринятые Лжедмитрием для устранения Православия на Руси. Но чтобы доказать принадлежность Симеона Полоцкого не к ордену иезуитов, как ошибочно посчитали писавшие о нем историки, следует упомянуть и о его слишком явной в том числе и антикатолической деятельности:

«…ко всему прочему он был еще и оккультист-астролог» [55, с. 146].

То есть чернокнижник, принадлежащий к высшей степени масонства, ко всему прочему занимающейся еще и алхимией.

Но каким образом этому адепту тайной секты удалось втереться в доверие нашей правящей династии?

«…царь Алексей Михайлович посетил Полоцк, и молодой учитель «имел радость» поднести царю свое сочинение «Метры на пришествие великого государя» и тем обратить на себя его внимание. В 1664 году, после того, как Полоцк снова перешел под власть Польши, Симеон Ситнианович переселился в Москву» [55, с. 135].

То есть исключительно благодаря лести этот агент тайной секты и пробирается в царский дворец.

И ряд отравлений, в те годы парализовавших жизнь царской семьи, исходил именно из его окружения. А его окружением было окружение самого потерпевшего — Романова Алексея Михайловича:

«К кругу латинников принадлежали достаточно влиятельные при дворе люди: начальник Посольского приказа Афанасий Ордин-Нащокин, окольничий Федор Ртищев, свояк царя Борис Морозов, боярин Артамон Матвеев…» [132, с. 102].

Последний, как выясняется, так же как и Симеон Полоцкий, был чернокнижником, о чем имеются свидетельства. Лекарь Давид Берлов сообщал, что видел сам:

«…как Матвеев с доктором и переводчиком греком Спафарий, запершись, читали черную книгу; Спафарий учил по этой книге Матвеева и сына его Андрея»[17] [55, с. 180].

Между тем:

«…Спафарий имел связь с Лейбницем, пристально интересовавшимся Россией, находился с ним в деятельной переписке и выполнял его поручения» [55, с. 179].

А сам Лейбниц, как прекрасно известно, был масоном и алхимиком. Так что становится понятна и окраска всей этой компании, нами вызванной на свет Божий из полумрака.

Потому выглядит вполне естественным стремление масона Новикова выгородить в своих книгах и Матвеева, сосланного в 1676 г. в Пустозерск за колдовство:

«Известный «просветитель» Н. И. Новиков пламенно защищает своего собрата в сочинении «История о невинном заточении ближнего боярина А. С. Матвеева» (М., 1785 г.)» [55, с. 367].

И вот чем увенчана «просветительская» деятельность члена тайного масонского ордена Петровского-Ситнеановича:

«…Полоцкий создал своеобразную энциклопедию, в которой перемежены изложения церковных легенд, анекдоты… Смелым начинанием Полоцкого был стихотворный, перевод Псалтыри» [132, с. 106].

Но при Алексее Михайловиче этот новодел еще не прошел: «…попытка вложить в рифмы нерушимо хранившиеся тексты казалась дерзостью, вызвала недовольство и сопротивление» [132, с. 106].

И сама эта поэтическая акция представляла собой: «…явное небрежение к старинной традиции…» [132, с. 106].

Но получаемые с Запада финансовые средства все ж позволили тайному масону и униату воспользоваться типографией склоненного на свою сторону воспитанника — будущего царя Федора:

«Избегая контактов с противоборствующим ему Иоакимом, Полоцкий на своих изданиях самовольно ставил пометку, что книга печатается с благословения патриарха» [132, с. 107].

Но и это не слишком помогло спрятавшемуся под рясой православного священника агенту тайной секты. Впоследствии его еретические книги были запрещены не только к печатанию, но даже и к прочтению.

Следующим священником из плеяды того духовенства, слишком откровенно отдающего гнилостными бактериями Запада, является Георгий Дашков, чье, по словам Петра, особое «радетельное происхождение» поставлено ему в заслугу. Но в особенности он обязан своему взлету по служебной лестнице удачным усмирением стрелецкого бунта, вспыхнувшего в Астрахани.

Этот «победоносный» Георгий, со дня поворота церковной политики монарха в еретическое русло, в очередной раз затуманивший мозги протестантской пропагандой стрельцам, оказавшись по милости монарха еще только келарем Троицкого монастыря, уже:

«…завел свой стол. Прислуги у него было лично для него 20 человек. Вкладов, которые приносили в монастырь усердствующие золотом и серебром, Дашков в казенный приказ не отдавал, а покупал на эти деньги экипажи, сбруи, лошадей. Он был великий охотник до конской части, строил конюшенные дворы, держал до 150 конюхов. Нужных ему людей он дарил деньгами и лошадьми. Снабжал всем возможным своих многочисленных родственников…

Его поездки… совершались с баснословною роскошью… он ехал громадным поездом в 200 лошадей…» [98, с. 69].

В награду за столь неприкрытое алчное мздоимство он был постоянно повышаем в должностях, что подтверждает утверждение этого наглого вора на одной из самых важных в Московском государстве кафедр — Ростовской, в управление которой он вступил в 1718 г.

А вот теперь рассмотрим «житие» Феофана Прокоповича, столь удачно «утопившего» своего Соперника — Феодосия Яновского, так удивительно долго державшегося «на плаву» — во главе учрежденного Петром Священного Синода:

«Религию свою он в молодости переменил дважды. Молодым человеком он перешел из Православия в католичество и уехал в Рим, где жил и учился при папском дворе… Через восемь лет он вернулся… опять перешел в Православие и стал монахом» [146, с. 55].

Но каким же образом этот подготовленный папой агент умудрился угодить на вершину создаваемой Петром лжеправославной церкви?

Оказывается, все было подготовлено для его внедрения в высшие эшелоны петровской церковной власти в тот самый момент, когда Петр, после уже казавшейся совершенно безконечной серии поражений, вдруг, совершенно нежданно, одерживает викторию. Пусть и при достаточно странных обстоятельствах, о чем еще будет сказано несколько позднее, но все-таки одерживает. И пребывает в тот момент на вершине эйфории от случившегося уж не в меру «славного» его военного предприятия. Вот тут-то некоей нам пока неведомой организацией и устраивается возможность произнести речь какому-то безвестному монаху не где-нибудь, но в самом центре устроенного по этому поводу торжества:

«…Феофан Прокопович в соборе, в присутствии Петра произнес проповедь, в которой прославил подвиг русской армии и ее вождя. В своей проповеди он страстно, с глубоким пониманием восхвалял петровские реформы, и, естественно, Петр был восхищен таким проповедником. Он взял его с собой в Петербург и вознес на высокие церковные степени» [146, с. 55].

А потому, что и естественно:

«Человека, сочувствующего всем безусловно его реформам, всегда готового слепо действовать в его видах и ставившего угождение ему выше угождения Христу, Петр нашел в Феофане» [98, с. 47].

«…он писал стихи, в которых прославлял деяния Петра, произносил блестящие проповеди, в которых восхвалял петровские нововведения, объяснял их пользу…» [146, с. 56].

Иными словами, этот странный «чернец», столь услужливый и необходимый узурпатору, является полной копией своего предшественника при царе Федоре — Петровского-Ситниановича: оба они лестью проложили себе путь в царские палаты.