Олег Вишлёв - Сталин и Гитлер. Кто кого обманул Страница 16

Возможность определенных экономических уступок Германии со стороны СССР подтверждается и рядом дипломатических донесений, поступивших в Берлин из источников, которые не вызывали у него сомнений. В этих донесениях обращает на себя внимание один немаловажный факт: в них даже не упоминается о наличии в Москве каких-то «прогерманских настроений», а подчеркивается, что за возможными советскими экономическими уступками рейху кроется единственная цель — выиграть время, необходимое СССР для завершения подготовки к войне.

31 мая 1941 г. из Берлина в германское посольство в Москве было переправлено для ознакомления следующее сообщение германского консула в Женеве, датированное 23 мая того же года:

«Секретно.

Содержание: сообщения из России.

По сведениям из достоверного источника, французский посол в Москве некоторое время назад был проездом здесь (в Женеве. — O.S.) и высказывал, в частности, следующие мысли, которые затем также повторял здешний генеральный консул (Франции.— O.S.):... 2. Вся политика Сталина направлена в настоящий момент на то, чтобы при любых обстоятельствах выиграть время и, выполняя все пожелания Германии относительно поставок из России и всеми прочими способами, не дать ей повода для занятия враждебной позиции либо для военной акции Германии против СССР (в том же направлении высказывается и другой в целом хорошо информированный о русской политике агент, который на вопрос о значении имеющих якобы место русских продовольственных поставок рабочим Бельгии ответил, что Россия ... в данный момент вынуждена выполнять все пожелания Германии относительно товарных поставок, чтобы не дать Германии повода для выступления против России).

Крауэль»[231]

26 мая 1941 г. от германского посланника в Бухаресте в Берлин поступила следующая шифртелеграмма:

«№ 1507 от 26.5.

Очень срочно!

Совершенно секретно, государственной важности Имперскому министру иностранных дел

Согласно сообщению, полученному генералом Антонеску из достоверного источника, в ближайшем окружении Сталина высказывается мысль, что советское правительство должно пойти на очень серьезные жертвы для того, чтобы выиграть время. Тем не менее там не намерены делать никаких уступок военного характера и откажутся отвести советскую армию от границы, в том числе нашей, если этого от них потребуют. Сталин твердо убежден, что войну можно оттянуть, но ее нельзя предотвратить. Мерой, способной оттянуть войну, считают снабжение Германии продукцией из Советского Союза, в то время как всю промышленность Советского Союза переключают на военное производство. Советскому правительству ясно, что подготовка его армии оставляет желать много лучшего...

Киллингер»[232].

11 июня 1941 г. в «бюро Риббентропа» («личный штаб» германского министра иностранных дел) поступило следующее сообщение:

«Русские вновь и вновь дают понять, что они хотят во что бы то ни стало избежать конфликта... Один финский дипломат рассказал, что он слышал в Москве, будто бы Сталин сказал: «Не следует делать ничего, что могло бы вызвать раздражение Гитлера». Эту мысль он выразил русской поговоркой, которая звучит очень выразительно. В настоящий момент русские пытаются устранить все, что может стать причиной конфликта. Поставки зерна очень большие. Они в 8 раз превышают поставки 1939 г. Русские надеются, что с помощью нынешних поставок, которые могут быть даже увеличены, они смогут обеспечить мир с Германией»[233].

О готовности СССР к экономическим уступкам Германии с целью добиться выигрыша времени говорилось и в нескольких более ранних агентурных донесениях, поступивших в Берлин в марте 1941 г.[234].

Что же касается возможности территориальных уступок СССР Германии, то Москва, как можно заключить из документов, полностью исключала возможность таковых. В частности, через советскую резидентуру в Берлине в начале июня 1941 г. немцам было дано понять, причем в очень резкой форме, что о таких уступках не может быть и речи[235]. Как свидетельствуют дневниковые записи У. фон Хасселя, бывшего германского посла в Италии, находившегося в оппозиции Гитлеру, в мае 1941 г в определенных кругах в Берлине, высказывавших опасения относительно способности Германии вести войну на два фронта, взвешивалась возможность предъявления СССР ультимативного требования передачи рейху Украины и обеспечения участия Германии в эксплуатации советских нефтяных месторождений[236]. Однако на уровне высшего политического руководства Германии возможность предъявления такого рода ультиматума Москве даже не рассматривалась. Гитлер сознательно и целенаправленно готовил внезапный удар по СССР, и втягивание в переговоры с Москвой по какому бы то ни было вопросу в его планы не входило. И Хассель, и Вайцзеккер в своих дневниковых записях от июня 1941 г. единодушно подчеркивали: ни о каких зондажах и контактах, официальных либо неофициальных, между советскими и германскими представителями им не известно[237]. Записи бесед Вайцзеккера с советским послом в Германии В.Г. Деканозовым за апрель—июнь 1941 г.[238], а также донесения Шуленбурга в Берлин тогда же о встречах и беседах с советскими должностными лицами[239] подтверждают, что вплоть до позднего вечера 21 июня 1941 г. принципиальные вопросы советско-германских отношений ни советской, ни немецкой стороной не поднимались. Но и в ходе встреч вечером 21 июня 1941 г. Молотова с Шуленбургом в Москве[240], а Деканозова с Вайцзеккером в Берлине[241] германская сторона не предъявляла никаких требований уступок, а советская сторона, в свою очередь, их не предлагала.

По свидетельству В.М. Бережкова, занимавшего в то время должность первого секретаря советского посольства в Германии, в ночь на 22 июня 1941 г. Деканозов получил из Москвы распоряжение сообщить немцам, что Кремль готов «выслушать возможные претензии Германии» и провести для этого советско-германскую встречу на высшем уровне[242]. Однако готовность «выслушать возможные претензии», о чем сообщает Бережков, еще отнюдь не означала, что Москва намеревалась эти претензии удовлетворить. Поэтому вряд ли можно согласиться с его утверждением: «Фактически это был намек на готовность советской стороны не только выслушать, но и удовлетворить германские требования». Без убедительных доказательств,— а их Бережков не приводит— данное утверждение является весьма спорным. Оно не подтвержда- ется ни уже излагавшимся в отечественной литературе содержанием телеграммы, направленной из Москвы в Берлин в 00 час. 40 мин. 22 июня 1941 г.[243], ни записью беседы Деканозова с Риббентропом ранним утром того же дня[244].

Критический анализ немецких документов о советско- германских отношениях накануне 22 июня 1941 г. позволяет сделать однозначный вывод: агентурные донесения, в которых сообщалось о готовности СССР к далеко идущим уступкам Германии, слухи на этот счет, циркулировавшие весной — в начале лета 1941 г. во всем мире, спекуляции по этому поводу, содержавшиеся в сообщениях некоторых дипломатов, не имели под собой реальной основы.

Речь Сталина 5 мая 1941 года

Речь И.В. Сталина на приеме в честь выпускников военных академий Красной Армии 5 мая 1941 г. является предметом давних споров среди историков. Эти споры вращаются вокруг одного-единственного вопроса: говорил или не говорил Сталин военным о своем намерении развязать войну против Германии? Инициаторами и «главной движущей силой» дискуссии на каждом новом ее витке являются приверженцы тезиса о «превентивной войне» нацистской Германии против СССР, пытающиеся доказать, что 22 июня 1941 г. Гитлер лишь упредил Сталина, якобы готовившего нападение на Третий рейх[245].

Апелляция к речи Сталина является одним из ключевых моментов в их рассуждениях. Ссылки на нее можно встретить и у В. Суворова[246], и в многочисленных публикациях представителей так называемого ревизионистского направления германской историографии — Й. Хоффмана, Э. Топича, В. Мазера, В. Поста[247]. Даже сегодня, когда «краткая запись» сказанного Сталиным 5 мая 1941 г. найдена и опубликована[248], споры вокруг нее не пошли на убыль. Предпринимаются попытки поставить под сомнение соответствие «краткой записи» тому, что говорилось на приеме в Кремле[249].

К дискуссии подключились некоторые российские историки, заявляющие вслед за западными авторами, что речь Сталина 5 мая 1941 г. была по своему содержанию «агрессивной» и «антигерманской». Они апеллируют к идеологическим и агитационно-пропагандистским документам, которые разрабатывались советскими государственными и партийными органами в мае— июне 1941 г.[250] Данные документы в сочетании с проектом директивы о развертывании Красной Армии от 15 мая 1941 г.[251] они истолковывают как свидетельство агрессивных замыслов СССР в отношении Германии. Ими высказывается мысль, что эти документы были подготовлены на основании тех указаний, которые прозвучали из уст Сталина на встрече с военными, но не отражены в «краткой записи».