Евгений Тарле - Северная война и шведское нашествие на Россию Страница 16

При создании флота Петр, пожалуй, еще большее значение придавал морской артиллерии, чем при вооружении армии — сухопутной. Русские моряки шли на абордаж, т. е. на рукопашный бой, с такой же готовностью, как и солдаты, но сама природа морского боя была другая, и хорошее артиллерийское вооружение предохраняло русские суда от опасности быть расстрелянными и потопленными врагом, снабженным более дальнобойными орудиями.

Немедленно после Нарвы принялись за литье пушек, свозили отовсюду металл, снимали церковные колокола, и это более всего поражало воображение современников. Важнее всего был, конечно, быстрый подъем и рост уральских заводов. Заводы были и до Петра, но Петр именно теперь лихорадочно строил заводы. 4 марта 1702 г. Петр указом Демидову повелел «умножить» производство "всякого литого и кованого железа", чтобы можно было обходиться без шведского импорта ("без постороннего свейского железа"). Демидовские железоделательные и оружейные заводы были самыми крупными, но далеко не единственными. Великолепная уральская руда снабжала все эти заводы и оружейные мастерские прекрасным материалом, возбуждавшим зависть иностранцев.[41] Вооружение русской армии вообще и артиллерии в особенности получило отныне прочную базу.

12

А. А. Виниус (сын переселившегося в Россию еще при Михаиле Федоровиче А. Д. Виниуса, открывшего чугуноплавильный завод близ Тулы) получил поручение от царя создать в самый короткий срок артиллерию и очень ретиво и успешно взялся за дело. Трудности были большие, меди в России было сколько угодно, но ни ее добыча, ни транспорт не были организованы, и пришлось забирать колокола с церковных колоколен. Мастеров-плавильщиков было мало. И все-таки дело шло быстро.

А. А. Виниус, давно уже живший и много добра наживший в России еще до воцарения Петра, был ловким и очень оборотистым человеком, и Петр, например, очень хорошо знал, что Виниус как-то сильно сплутовал, за что и пострадал чувствительно, когда заведовал почтой. Царь его даже и открыто укорял в этом, причем Андрей Андреич не обижался. Но что же Петру было делать? Где было искать хороших, опытных плавильщиков, да еще и безукоризненно честных, когда времени терять нельзя было ни одного дня? Виниус поручение выполнил хорошо.[42]

Уже в 1701 г. были отлиты 273 пушки различных калибров, а в 1702 г. к ним прибавилось еще 140, а в следующие годы эта работа продолжалась в неослабевающих темпах. Изготовлялись одновременно и снаряды всех калибров в очень большом количестве. Роль русской артиллерии при взятии Ниеншанца, Нарвы, Дерпта была громадна. Следует заметить, что Петр создал конную артиллерию, т. е. ввел впервые в военной истории артиллерию в полевые сражения в таких размерах, как этого до него нигде в Европе еще не было. Во Франции, например, конная артиллерия стала играть (роль лишь в годы революции и при Наполеоне, т. е. спустя много десятилетий после Петра.

В 1700–1708 гг. русская армия получила в общей сложности 1006 вылитых медных орудий. За другие годы таких точных сведений нет. Точно так же нет подсчетов и по литью чугунных орудий, известно лишь, что это производство шло весьма деятельно.[43] Граф Яков Брюс оказался замечательным организатором артиллерийского дела в России. Его очень дельным помощником был А. А. Виниус. Неустанно готовились большие кадры обученных артиллеристов. Плачевный пример шведов под Нарвой, которую русские 9 августа 1704 г. взяли, хотя в крепости было 432 орудия, а в соседнем Ивангороде — еще 128, показал, что значит не иметь подготовленных канониров: у русских под Нарвой было всего 66 пушек и 34 мортиры, но все эти орудия действовали, а у шведов лишь небольшая часть их орудий могла отвечать, потому что стрелять было некому. Появились и артиллерийские начальники, превосходно умевшие схватить обстановку и быстро решить, где целесообразнее всего поставить батареи. Из таких петровских артиллеристов "первого призыва" отличался Василий Корчмин.

Петр поставил также одной из главных своих задач снабдить организуемую им регулярную армию дельными саперами и инженерами. Искусство брать и защищать укрепления было очень мало известно в России. Заметим, к слову, что оно ненамного больше было тогда известно и в Швеции.

В сущности одним из первых последствий нарвского поражения 1700 г. было основание инженерной школы в Москве в 1701 г. В ней было всего сначала 26 человек, и курс учения был годичный. Впоследствии готовившихся в ней инженеров, минеров и саперов было уже 150. Вторая подобная школа была открыта в Петербурге в 1719 г. Курс преподавания был расширен в 1723 г., когда велено было присоединить московскую школу к петербургской.

Инженерный корпус был в конце царствования Петра (уже после Ништадтского мира) подчинен особому управлению, "инженерной конторе", но нам важно отметить, что не прошло и четырех лет после нарвского поражения, как та же Нарва была взята русскими войсками после проведенной по всем правилам искусства осады, подошедших к самому городу траншейных работ и усиленной девятидневной бомбардировки из 100 осадных орудий.[44] Если принять во внимание, что в 1704 г. Юрьев был взят на 10-й, а Нарва — на 9-й день после осады, то нужно прийти к заключению, что Петр хоть и уважал знаменитого французского специалиста по атаке и обороне крепостей — Вобана, хоть и велел перевести на русский язык главное его сочинение, но действовал он вовсе не по Вобану, а по своему разумению, круто ускоряя всякий раз момент решающего штурма осажденной крепости.

Не у Вобана, не у немца Штурма, не у голландца Кугорна, тогдашних светил фортификационной науки, нашел Петр и излюбленный им и так блистательно оправдавший себя прием вынесения далеко вперед главного ретраншемента системы отдельных редутов, которым, как увидим при анализе Полтавского боя, так пленил впоследствии одного из видных стратегов-практиков и теоретиков середины XVIII в., Морица Саксонского, справедливо признавшего оригинальность этой мысли русского царя.

По инженерной части у Петра было меньше способных и дельных помощников, чем в области организации, например, пехоты, артиллерии и кавалерии. Были у него (особенно вначале) спешно призываемые на службу иностранцы, но Петр доверял им обыкновенно высокие посты только до той поры, пока у него не оказывался в распоряжении подготовленный русский штат. Во всяком случае его переписка показывает, что никакому из иностранных инженеров он так часто не писал, как русскому инженеру Василию Дмитриевичу Корчмину.

Петр-фортификатор не уступал Петру-полевому инженеру. Гродненский лагерь он укрепил так, что шведы ровно ничего не могли с ним поделать в 1706 г., и осажденной русской армии удалось дождаться нужного момента и ускользнуть от серьезно грозившей опасности.

Петровские инженеры и саперы сумели спешно создать такие укрепления у Новгорода-Северского, у Стародуба, Почепа, Ахтырки, Лебедина, Белгорода, Прилук, Нежина, Коропа, Глухова, Пирятина, Макошина, Сосницы, Липовца и ряда других населенных пунктов, что шведы принуждены были во время похода 1708–1709 гг. или совсем отказаться от мысли брать эти пункты, очень для них важные, и не приближаться к ним, или, как это было под Веприком, где было старое укрепление и облитый водой, обледенелый вал, брать эти места ценой таких страшных потерь, которые оказались совершенно несоизмеримыми с военным результатом «победы» и вызывали даже у дисциплинированного шведского офицерства громкий ропот.

Клаузевиц, немецкий историк и военный теоретик, "доморощенный гений", как его иронически называл Энгельс, отмечая отсутствие организованных позиций в тылу движущейся армии Карла XII, уподобил походы Карла кораблю, идущему по морю и не оставляющему за собой следов. Но если бы Клаузевиц не игнорировал русскую военную историю XVIII в., то он не удовольствовался бы этим литературным образом, но получил бы исчерпывающее объяснение правильно им отмеченного и абсолютно непонятого факта. Можно как угодно критиковать Карла XII как политика и стратега, но неужели этот часто неуравновешенный, незаурядный, однако, человек, тактик, энергичный военный вождь, долгое время непобедимый, понимал меньше, чем немецкий кабинетный военный гелертер, такую простую истину, что гораздо предпочтительнее, и прежде всего безопаснее, иметь за собой прочно занятые тыловые позиции, если это возможно, нежели не иметь? Когда Карл занимал части Польши и затем Саксонию, он всегда имел обеспеченный тыл. Но в 1708–1709 гг., когда ему так страшно важно было иметь укрепленный тыл, он его не имел не потому, конечно, что такова была его капризная фантазия, а потому, что это оказалось для него невыполнимым. Если бы немецкие историки (в данном случае Ганс Дельбрюк мало чем отличается от старого Клаузевица) сколько-нибудь внимательно изучили шведское нашествие на Россию, то они ознакомились бы с двумя немаловажными деталями: с успехами Петра и его военных инженеров, саперов и минеров по части укрепления населенных пунктов и с размахом русской народной войны, удваивавшим и утраивавшим силы русских военных гарнизонов, потому что все гражданское население вставало на защиту своего города. Карл не создал себе на походе в Россию тыловой связи только потому, что русские не позволили ему это сделать.