Василий Смирнов - Крымское ханство в XVIII веке Страница 16

Такое поведение отвратило от них народ, и влиятельные мурзы подняли открытое восстание против хана, который вместо того, чтобы унять легкомысленных сыновей, поддерживал их своими неуместными распоряжениями, как, например, конфискацией одного корабля, шедшего с грузом невольников в Константинополь, арестом турецких купцов и их семей, заморенных потом в тюремном заключении. Все действия хана сводятся Пейсонелем к вредному на него влиянию некоей дамы, которую он называет Anabei… Он не находит слов для того, чтобы достаточно очернить эту женщину, кажется, единственно только из-за того, что она была русского происхождения. В то же время он до небес превозносит личность самого хана, имевшего все добродетели на свете, кроме твердости характера, отсутствие которого было причиной его добровольного порабощения. Впрочем, характеристики Пейсонеля вообще все панегирического свойства: у него и Саид-Герай, которого он называет Saad-Guerai, хорош, и Халим-Герай превосходен, а Крым-Гераю, преемнику его, и цены нет.

Несомненно одно, что взбунтовавшиеся ногайцы отправляли в Порту две жалобы — сперва на сераскера Сеадет-Герая, а потом и на самого хана, с просьбой рассудить их с ним и, смотря по тому, кто окажется виновен, или их оштрафовать, или отрешить хана. Мятежные ногайцы, кроме своей собственной силы, рассчитывали еще на поддержку бендерских янычар, которые были с ними в наилучших отношениях и отказались дать у себя прибежище Сеадет-Гераю, после того как он сделал неудачную попытку усмирить бунтовщиков силой и тщетно ждал помощи от отца из Крыма; между тем финал приближался. Крым-Герай через своих клевретов и приверженцев раздул всю эту историю, чтобы под шумок захватить власть в свои руки.

Он все рассчитал верно. Верховный везирь Рагыб-паша оставил первую жалобу ногайцев без последствий; прогнал их послов, даже не доведя о них до сведения султана. И вторая депутация недовольных подданных хана тоже ничего не дала — она имела результатом лишь выражение еще большего доверия к нему со стороны султана: 21 сентября 1758 года гонец привез хану грамоту, подтверждающую его права, и разные вещественные знаки благоволения к нему. Очевидно, стамбульское правительство рассчитывало, что хан в состоянии справиться с бунтовщиками силой оружия. А хан рассчитывал, кажется, главным образом, на военную поддержку со стороны самой Порты. Но медлительность сборов турецких войск дала возможность Крым-Гераю предупредить нанесение удара: в решительный момент он самолично появился среди ногайцев; те охотно его приняли, и вскоре около него образовалась огромная армия, в которой было немало и румелийских турок и с которой он мог угрожать самим туркам. Правда, в этой медлительности сборов турецких войск Пейсонель видит не более чем хитрую уловку верховного везиря. Как бы то ни было, когда дело приняло такой оборот, мудрый Рагыб-паша сообразил, что самый верный способ умиротворения края есть признание свершившегося факта, то есть законное утверждение за Крым-Гераем I власти, которая на деле была уже в его руках. Крым-Герай был назначен ханом, но будто бы это назначение до тех пор держалось великим везирем в тайне, пока не прибыл транспорт невольников, посланных прежним ханом в подарок в Порту. Халим-Герай думал было вначале отстаивать свои права с оружием в руках, но, потеряв надежду на успех, покорился своей участи, выехав в конце октября 1758 года в Румелию и уступив место могущественному сопернику Крым-Гераю I (1172-1178; 1758-1764).

Глава V

Образ действий Крым-Герай-хана I во внешней политике. — Русские при дворе его. — Донесения хана в Порту о русско-польских делах. — Турецкая мемория о положении дел в Польше. — Популярность Крым-Герай-хана. — Разноречивые известия о причине свержения его. — Анекдот о шапочнике и о Крым-Герай-хане в связи с отставкой последнего. — Смешение личности Селим-Герай-хана III с предшествовавшими ему соименными с ним ханами. — Представление его в Порту о недопущении впредь русского резидента в Крым. — Потачка его татарским разбойничествам. — Прикосновенность его к польским делам. — Международное положение Порты по изображению Васыфа-эфенди. — Кратковременность вторичного ханствования Арслан-Герай-хана I и царствования Максуд-Герай-хана I.

Изобразив в самых привлекательных красках Крым-Герай-хана I, Пейсюнель говорит, что этот «idole de toute la nation»[77] первым делом позаботился об удовлетворении претензий соседей, и именно Молдавии, за убытки, причиненные хищничеством ногайцев; хотя раньше этот же самый казус был хитро употреблен им как средство для своих же собственных честолюбивых замыслов. Значит, расчет Рагыб-паши на полезность Крым-Герая для поддержания нужных Порте международных отношений оказался верен.

В одном из подлинных турецких документов Крым-Гераю, еще в бытность его буджакским сераскером, приписывается грабительский набег во главе целого скопища татарских мурз на Молдавию вплоть до Ясс, а затем восстановление утраченного татарами престижа над их прежними данниками, русскими, разрушением построенной ими Елизаветинской крепости и других укрепленных сооружений по течению Дона. При этом царевич будто бы до того расхрабрился, что грозил «повесить свою плеть на столице русских, Петербурге, и заставить их вновь платить дань, как это было при его отцах и дедах, от которой они давно отстали».

Другие документы, касающиеся Крым-Герая и относящиеся к 1177 году (1763—1764), свидетельствуют о мерах по части внутреннего благоустройства и об административных распоряжениях Крым-Герая. Согласившись допустить русского консула к своему двору, он, однако, всячески тормозил русскую торговлю. В то же время он предпринимал и положительные меры к развитию торговли в собственных владениях: например, предлагал Порте проект постройки новой пристани в Гази-Кермене — для удобства погрузки хлеба. Из другого документа узнаем, что Крым-Герай просил Порту прислать знающего человека для проверки полученных сведений о нахождении золотой и серебряной руды в землях, заселенных подвластными ему племенами Касай, Каспулат, Бесеней и Шегаке, пока не добрались туда русские и не захватили эти сокровища в свои руки, чего он сильно опасался.

Тревожась завоевательными намерениями и действиями русских, Крым-Герай и сам сообщал в Порту, и его секретарь казны Абду-ль-Азиз-эфенди рапортовал о том, что русские сооружают укрепления в кабардинских пределах с целью завладеть кабардинской территорией и открыть путь в Грузию. Кроме того, в ханских депешах в Порту высказывались соображения относительно решимости русских сделать королем в Польше ненавистного сейму Понятовского[78] и потом захватить совсем Польшу, с каковым намерением и двинуты были войска русские к польским границам. Означенные донесения ханские настойчиво опровергались русским резидентом в Порте.

В том же 1177 году (1763—1764) в Порту пришло письмо от польского гетмана с просьбой о содействии Порты в деле назначения нового короля. Тогда как русский резидент в Порте получил из Польши же бумагу совершенно противоположного содержания. Из этих противоречивых документов явствовало, что правящая корпорация в Польше, состоявшая из 138 человек, разделилась на две враждебные партии. Одна не жаловала русских и желала вмешательства Порты в дело избрания короля; рапорт этой партии был подписан всего пятнадцатью членами польского сейма. Другая партия, депеша которой к русскому резиденту в Константинополе имела подписи 26 человек, нарекала на тех пятнадцать поляков, которые подписались под первой бумагой, присланной в Порту, и выражали свою преданность московцам. Богданский воевода тоже со своей стороны прислал в Порту бумагу, в которой подтверждал факт существования в Польше двух враждебных одна другой партий. Вообще документ, где находим эти сведения, есть род мемории, резюмирующей данные из разных дипломатических документов, относившихся к польскому вопросу, и составленной, по-видимому, каким-то высокопоставленным лицом, например реису-ль-кюттабом или самим верховным везирем, для султана, который грамоту одной из польских партий называет «полученным мною письмом». Далее в этом документе приводятся отзывы резидентов прусского и русского о положении дел в Польше. Но всего любопытнее заключение самого составителя мемории по польскому вопросу. Он говорит: «У поляков издавна так повелось, что, когда умирает их король, у них происходят распри и междоусобицы; а чтобы со стороны Высокой Державы оказывалась какая-либо им помощь или делалось какое-либо вмешательство, этого не бывало прежде. Поэтому следует, не обращая внимания на упомянутые депеши, предоставить означенное дело решить им самим между собой; а вот если возникнет какое-либо обстоятельство, долженствующее причинить ущерб Высокой Державе, тогда надобно приняться за направление дел сообразно времени и обстоятельствам. Сие да будет известно Его Величеству, которому принадлежит власть и повеление».