Лев Гумилев - Тысячелетие вокруг Каспия Страница 16

Но чтобы поддерживать эту систему, осложненную наличием малых этносов: дейлемитов, арабов, саков, иудеев, албан, иберов, армян, христианских общин несторианского и монофистского толков, митраистов и гностиков, требовалась постоянная трата пассионарности; однажды ее перестало хватать. Стихийные бедствия: засуха, недород, налет саранчи — вызвали в 491 г. беспорядки, и тогда фаворит шаха, визир Маздак, предложил свою программу, состоявшую из двух частей: философской и экономической. Маздак полагал, что царство света и добра — это сфера воли и разума, а зло — стихийности и неразумия. Поэтому надо построить мир разумно: конфисковать имущество богатых и раздать его нуждающимся. Поскольку «нуждающихся» выбирал сам Маздак, то понятно, что в короткое время к существовавшим группам населения (консорциям) добавилась еще одна — маздакиты, то есть желавшие жить за казенный счет, пополняя казну конфискациями.

Эта программа встретила сопротивление, особенно — изъятие женщин из гаремов, а недовольство повлекло казни, причем гибли знатные люди, составлявшие конницу — основную силу персидской армии. Так началось упрощение этносоциальной системы Ирана.

В 529 г. царевич Хосрой произвел новый переворот, казнил Маздака, лишил престола своего отца Кавада и перевешал за ноги маздакитов. Но восполнить потери было невозможно. Нечем было даже наградить участников переворота, лишившихся своего имущества, растраченного Маздаком и его приверженцами. Шах мог предложить им службу в армии за поденную плату… и тем пришлось согласиться, чтобы не нищенствовать. Так в Персии сложилась постоянная армия, а шах стал солдатским императором. Началась фаза этнической обскурации, то есть сокращение числа элементов, составляющих этносоциальную систему.[45]

Последние 120 лет протекали трагично. Регулярная армия одерживала победы над греками, эфиопами и тюркютами, но она же оказалась соблазном, повлекшим губительные последствия.

Двенадцать конных полков были единственной реальной силой в Иране, и сын Хосроя, Хормизд (579–590 гг), опираясь на армию, довершил дело Маздака: за десять лет он казнил 13 000 вельмож и мобедов. Отпали арабы Двуречья, дейлемиты отказали в покорности, оскорбленный спахбед (воевода) Бахрам Чубин восстал, а вельможи Биндой и Биэам, чтобы избежать смерти, убили Хормизда.[46]

Бахрам стал шахом, но византийская интервенция вернула престол Хосрою II, отплатившему грекам истребительной войной (640–628 гг.). Но коллизия повторилась. Шах пожелал убить победоносного полководца Шахрвараза, а был убит сам своими приближенными, при поддержке несториан. А после этого началась чехарда шахов, пока на престоле Ирана не оказался Йездегерд III. Этот быстро проиграл войну с арабами, бежал в Мерв, не был впущен в город, а зарезан мельником, у которого вздумал переночевать (651 г.). Иранского государства не стало.

Халиф Омар, завоевав Персию, стремился не обратить персов в ислам, а собирать харадж и ажизы — налог на иноверцев. Чтобы воспрепятствовать чрезмерному обращению, он запретил мусульманам владеть землей на завоеванной территории. Поэтому богатые землевладельцы сохраняли и землю и религию, платя высокие налоги. Зато бедняки и дехканы, не дорожившие своими клочками земли, охотно переходили в ислам и получали высокооплачиваемые должности, например — сборщиков податей. Поэтому большая часть персов добровольно стала мусульманами, а богатые интеллигенты эмигрировали в Индию.[47] Так Иран стал мусульманским, притом искренне. Поэтому в дальнейшем он будет фигурировать в разделе «мусульманского суперэтноса».

15. Между Ираном и Китаем

Итак, за три века перед рубежом н. э. в Туране, как и в соседнем Хунну, одновременно шел подъем жизнедеятельности и повышенной активности, то есть наблюдался пассионарный толчок. В III в. до н. э., когда появились хунны, сарматы и парфяне, было его проявление, а начало, видимо, падает на середину IV в. до н. э. Уже в 307 г. правители княжеств Чжао и Янь вынуждены были соорудить против хуннов пограничные укрепления.[48] Совпадение не случайно и позволяет нам хотя бы примерно определить ось пассионарного толчка. Видимо, она проходила по Южной Монголии, Джунгарии, Средней Азии и выклинивалась у восточного берега Каспия — севернее склонов Копет-дага, откуда начинают свой взлет туранцы — парфяне и сарматы.

С толчком III в. до н. э., условно названный нами хунно-сарматским, совпадает и возвышение Кушанской империи, больше связанной с завоеванной кушанами Индией. И хотя хронология кушан почти не известна, общий ход их этногенеза синхронен парфянскому, очерченному выше. Одновременно с гибелью царского рода Аршакидов в 225 г. умирает последний великий царь кушанов — Васудэва и его империя распадается на части[49] — надлом. При Сасанидах кушанские князья не были лишены своих владений: на Иранском плоскогорье они лишь признали власть шаханшаха, а в Пенджабе просуществовали до V в..[50] Наместник восточной границы с титулом «кушан-шах» сидел в Балхе и следил за тем, чтобы не отлагались покоренные и не объединялись независимые варвары — хиониты в низовьях Сырдарьи и горные эфталиты Памира и Гиндукуша[51] — инерция.

Но был еще один народ туранского мира, известный только под китайским именем.

Оно известно — юечжи, этнос, появившийся на северо-востоке с хуннами, а на юго-востоке с царством Цинь. Согласно китайской географии того времени, во владении юечжей находились пустынные земли между Ордосом и оазисом Хами,[52] но по-видимому, эту территорию они просто захватили, имея базой богатую пастбищами Западную Джунгарию,[53] к которой с севера примыкает Монгольский Алтай. Во II в. до н. э. хунны вытеснили юечжей из Джунгарии и Семиречья (165 г. до н. э.). Юечжи ушли в Бактрию и поселились там на развалинах разрушенного ими Греко-Бактрийского царства (141–128 гг. до н. э.). Все это установлено с достаточной точностью, но непонятно, почему в среднеазиатских источниках название «юечжи» не только отсутствует, но даже не имеет ираноязычного аналога. Все попытки отождествить юечжи с каким-нибудь народом, известным в Средней Азии или Иране, например, тохарами, потерпели неудачу, хотя династия кушанов, основанная потомками юечжей, хорошо известна под этим самоназванием.

На эту запутанную проблему проливает свет небольшая работа Бертольда Лауфера «The Language of the Jue-chi or Indo-Scythians» (Chicago, 1917. 14 p.), изданная в виде брошюры тиражом в 500 экз. без цены и не попавшая в поле зрения европейских ориенталистов, видимо, из-за событий конца мировой войны, а позже утонувшая в библиографическом океане. Автор этой работы выписал ее фотокопию, которая ныне хранится в ГПБ им. М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Б. Лауфер проанализировал пять юечжийский слов, сохранившихся в записях династии Хань, и пришел к выводу, что эти слова принадлежали языку североиранской группы. Шестое слово — юечжи — он восстановил с учетом особенностей древнекитайской фонетики, как sgwied-di, и сопоставил его с хорошо известным названием Sogdoi, т. е. Согд, причем приставку di истолковал как суффикс множественного числа по аналогии с осетинским, скифским, согдийским и ягнобским языками, отметив отличие этой группы от тохарского языка, более близкого к западноевропейским и, следовательно, далекою от иранских.[54]

Соображения Б. Лауфера следует признать верными, потому что им соответствует все, что нам точно известно о юечжах, и становится понятным то, что вызывало недоумение. Народ, победивший бактерийских греков, потому и не назван нигде особо, что он назывался «согды», так же как и оседлое население Среднеазиатского междуречья. На границу Китая они попали вследствие того, что их экспансия дошла до Хуанхэ, а отброшенные хуннами, они вернулись на свою родину, где и навели порядок, покончив с последствиями македонского завоевания. Надо полагать, что Южный Алтай был захвачен ими еще раньше, в то время, когда Туран, почитавший древнего бога Митру, боролся с Ираном, принявшим учение Заратустры. Открытие С.И. Руденко погребения в вековой мерзлоте ныне считаются юечжийскими.[55]

16. Глухой угол

Обычно как точку отсчета выбирали мировой город, например, Рим, или могучую империю: Хань или Арабский халифат. Но так ли уж это обязательно? Для нашей цели — обозрения этногенеза хуннов на фоне этнической истории Евразийского континента — удобнее взять нейтральную географическую, пусть даже не точку, а регион, откуда бы мы могли обозреть с равной степенью точности Восток и Запад, северные и южные окраины ойкумены. Такой точкой для континента являются берега Каспийского моря, но не все, а только северные берега. Дело в том, что южные, юго-западные и юго-восточное побережья Каспия гораздо больше связаны с внутренними регионами: Ираном, Азербайджаном и Согдианой, или. короче говоря, с царством Сасанидов (224–651 гг.) и халифатов (632-1258 гг.), о котором пойдет речь ниже. Для тех и других прикаспийские области были далекой окраиной, мало влиявшей на судьбу этих великих держав.