Андрей Андреев - Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века Страница 16

4. Просветительская политика М. Н. Муравьева на посту попечителя Московского университета

С 1803 по 1807 г., в период попечительства М. Н. Муравьева, Московский университет уверенно вступил на путь поступательного развития. Годы жизни выработали в Муравьеве не только кристально честную и высокогуманистическую личность, но и породили огромную энергию, жажду деятельности на общее благо, которую он направлял ради будущего процветания университета. Его действия рисуют нам контуры широкой просветительской программы. В ее центре, как и у Ломоносова, — идея создания самобытной русской образованности, развития русского языка и письменности в рамках того пути, который уже прошла к этому моменту европейская культура, но в соответствии с национальными особенностями России. Для этого Московский университет, как это уже было при Новикове, должен собрать вокруг себя все научные, литературные силы, не ограничиваясь учебной деятельностью и преодолев свою обособленность, превратиться в источник общественного просвещения, через который публика будет знакомиться с новейшими достижениями науки и искусства. Тем самым, он сможет на равных соперничать с европейскими университетами: «Может быть, со временем приедут шведы учиться в Москве!» — восклицает Муравьев[38].

В первую очередь попечитель обращает внимание на слабую материальную базу университета. 17 марта 1803 г. по его настоянию выходит указ о выплате ежегодного содержания в размере 130 тыс. рублей. Полученная сумма позволяет ему устроить покупку книг и учебного оборудования (конструкции известных европейских фирм и ученых). В отчете министру народного просвещения за 1803 г. Муравьев пишет: «С давнего времени библиотека оставалась в скудном состоянии, и университет лишен был единственного способа соразмерять постепенные успехи свои с распространением наук в Европе. Я не преминул препроводить в библиотеку новейших великих писателей, которые распространили в краткое время пределы человеческих знаний в химии, высокой геометрии и экономии политической. Астрономия преподавалась единственно в теории… поэтому доставил я в университет удобный для больших наблюдений Грегорианский телескоп Кериевой работы, выписал из Лондона Арнольдов хронометр и заказал у Верже, искусного художника астрономических орудий, большой регулатор и полный круг, величиною три фута в диаметре». Возникает химическая лаборатория, расширяется физический кабинет: «Препроводил я в оный галванический аппарат, Гюйтонову переносную лабораторию и Атвудов снаряд для показания ускорительного падения тел»[39].

Немаловажным успехом нового попечителя становится привлечение внимания к университетским реформам богатых московских дворянских фамилий, вызвавшее их щедрые пожертвования, которые сами по себе отражают восторженную атмосферу «дней Александровых прекрасного начала». В 1803 г. известный миллионер и предприниматель П. Г. Демидов подарил большой капитал и доход от нескольких тысяч крестьян на создание народного училища в Ярославле (которое было названо Демидовским лицеем), а еще 100 тыс. руб. поступают от него в Московский университет, с тем чтобы проценты с их оборота тратились на содержание казенных студентов и гимназистов. По его же инициативе в университете появилась не предусмотренная штатом, но содержавшаяся на его пожертвования кафедра натуральной истории, для которой Демидов подарил «кабинет натуральной истории» — собрание минералов, растений со всего мира, других редкостей. Кроме того, он передал университету минц-кабинет (коллекцию монет и антиков) и ценнейшую библиотеку, некоторое время спустя — оборудование обсерватории и еще несколько коллекций, а в июле 1804 г. в Большой университетской аудитории, где проходили торжественные акты, появился купленный Демидовым орган[40].

Минералогический кабинет и собрание мозаик преподнес университету князь Урусов, а свою библиотеку и кабинет натуральной истории он подарил создаваемой Московской губернской гимназии. В мае 1807 г. от княгини Дашковой в университет перешла коллекция редкостей, собранных ею за 30 лет во время путешествий по всей Европе, включавшая подарки австрийского императора, короля Швеции, саксонского курфюрста, герцога Тосканского и других знатных дворов. Уникальное собрание книг профессора Шадена, скончавшегося в 1797 г., передала его вдова; впоследствии многие иностранные профессора, приглашенные в Москву, присоединили свои книги к библиотеке университета. К собранным богатствам, хранившимся в библиотеке и открывшемся в 1805 г. университетском музее, получала свободный доступ московская публика.

Более высокий уровень преподавания требовал расширения университетского хозяйства. После учреждения кафедры ботаники, 1 апреля 1805 г. университет покупает ботанический сад площадью 8 десятин на большой Мещанской улице, за Сухаревой башней. Сад был основан при Петре I и принадлежал хирургической академии, выращивавшей там лекарственные травы, почему и назывался Аптекарским. В саду была устроена оранжерея с залой для лекций, домик профессора, теплица. Практические занятия по медицине велись в организованных при университете в соответствии с уставом в 1805–1806 гг. хирургическом, клиническом и повивальном институтах.

Другая сторона укрепления материального благосостояния университета проявилась в возможности пригласить в Москву большое количество иностранных профессоров. После обскуранта ого состояния, в котором университет находился в конце XVIII в., ему просто необходимы были талантливые, энергичные профессора, стоявшие на передовых научных позициях, как для привлечения студентов, так и для подготовки новых русских преподавателей. Впрочем, сама идея приглашения профессоров из-за границы не сразу утвердилась среди университетского начальства: так, еще в докладе комитета по рассмотрению уставов 1802 г. говорилось, что перераспределив расходы университета, увеличив количество казеннокоштных студентов и кандидатов, которые бы сразу включались в преподавание, можно обойтись без выписки иностранных ученых[41]. Но уже весной 1803 г., когда был утвержден новый штат университета, включавший 28 кафедр, Муравьев отмечал в записной книге, что, поскольку сейчас профессоров в Москве только 14, то половину можно вызвать из Европы[42].

Вступив в переписку с профессорами Мейнерсом из Геттингена и Шицем из Иены, попечитель преследовал двойную цель — он получал не только советы по реформированию структуры университета, но и рекомендации своих корреспондентов, кого из ученых полезнее и удобнее пригласить в Россию. В течение 1803–1804 гг. он добился согласия на приезд в Москву 11 профессоров ведущих университетов Германии, и среди них было несколько имен европейского масштаба. Муравьев зовет их для преподавания предметов, которые пользуются особенной популярностью в европейских училищах и оказались совершенно запущенными в Москве, — это практическая философия и народное право, теория изящных искусств, статистика, высшая математика. Кроме того, он приглашает специалистов по химии, астрономии, ботанике, натуральной истории, древним языкам.

Основную часть переговоров добровольно взял на себя профессор Мейнерс, который, по собственным словам, готов был отдать все силы ради до того, чтобы улучшить ученые учреждения и распространить полезные знания в такой огромной империи, какой является Россия. 11 марта 1803 г. Муравьев писал Мейнерсу: «Московский университет, особенное попечение о котором поручил мне Его Величество, будет обязан Вам своим возрождением. В нем были с момента основания в 1755 г. несколько хороших профессоров, которые привнесли в него из немецких университетов просвещение и превосходные методы преподавания. Их труды были плодотворными. Множество молодых людей получили здесь полезные знания. Наша литература приобрела от этого свои выгоды. Но из-за особых обстоятельств, в результате несовершенной организации, первые успехи были остановлены.

Потери, понесенные университетом, не восстанавливались, их место замещали посредственности. Все эти злоупотребления сейчас устраняются…

Нам остается только желать надежного проводника, чтобы вызвать из-за границы подходящих людей для распространения Просвещения»[43].

Из обширной переписки Мейнерса с Муравьевым мы узнаем о непростом ходе переговоров с немецкими профессорами, выдвигаемых ими условиях (среди которых были: возможность в любой момент беспрепятственно покинуть Россию, выплата пенсий их семьям, деньги на переезд и пр.). В это же время в Москве университет по представлениям Муравьева заранее включил в свой состав несколько десятков ученых из Германии, надеясь на их прибытие. Многие профессора сразу отклоняли предложения, но бывало, что и достигнутая уже договоренность срывалась в последний момент (так, внезапно отказался ехать доктор натуральной истории Леман, перед самым отъездом в Россию скончался медик Каппель), прибытие других затягивалось на несколько лет. Однако успех приглашения немецких профессоров в Россию официально зафиксировали «Геттингенские ученые ведомости», поместив в 1804 г. заметку, где, в частности, говорилось: «Нашему Отечеству делает честь приглашение такого количества немецких ученых; еще более почетно то, что наша родина может отдать столько подающих надежды или уже заслуженных ученых без особого ущерба для собственного образования»[44].