Виктор Бердинских - Речи немых. Повседневная жизнь русского крестьянства в XX веке Страница 16

Или вот про Семеновну частушку певали.

Семеновна! Да больно бойкая!Наверное, выпила,Да рюмку горького!

А Семен, Семен!Да наколи-ка дров!А не наколешь дров,Так не поешь блинов.

Семен, Семен!Да не подсвистывай.А потерял штаны,Иди разыскивай!

Мене милый изменил,Я сказала — наплевать!Я такого лягушонкаРешетом могу поймать.

Говорят, я боевая,Боевая не совсем.Боевая десять сушит,А по мне страдает семь.

Говорят, что я горда.Это верно, это да!Гордость девушку молоденькуНе портит никогда.

Раньше-то я много всего знала. Жизнь нелегка, а с песнями — все легче.

«Какие люди были вежливые!»

Стремоусова Нина Федоровна, 1922 год, дер. Кривошеи

Ведь в деревне тогда были все неграмотные, не могли сами расписаться, да и, собственно, где было и расписываться-то. А если надо было расписаться, то кого-нибудь просили. Мои родители тоже были неграмотные, но вот запомнилось, люди были необразованные, а какие вежливые, культура от природы, видимо, всегда ужо поздороваются друг с другом, поклонятся, шапку снимут. И не ругались матом, как сейчас, это был и грех большой и осуждалось, ведь на деревне все всё друг про друга знали, всё известно будет, живо осудят за такое.

Мать у меня умерла рано, я осталась от матере на четырнадцатом году, был еще брат моложе. Вся работа по дому на мне стала, скотина ведь была: корова, телка, овец три-четы-ре штуки, курицы. Да и у каждого была скотина, питание все свое было, и жито сеяли, и огород садили. Кто не ленился, работал, дак сыт и был.

Работать я начала в колхозе. Был у нас бригадир, который назначал на работу, утром часов в пять стукнет в окно, скажет: «Сегодня туда-то иди». Куда пошлет, туда и идем: навоз возили на лошадях на поле, машин не было никаких. Слыхали про них как про сказку какую. Возили весной на телегах со своих хозяйств и с фермы на колхозные поля, удобреньев ведь тогда и в помине не было. Люди нагребали, а мы возили или разваливали по всему полю. Лошадей было много, некоторые держали и лошадей. Сама умела запрячь лошадь: одевала хомут, дугу, седёлко, подбрюшник, чересседельник, сани с оглоблями. Потом боронила, сеяли. Все приходилось делать. А бригадир-от скажет в пять часов, а встаешь-то часа в три, а то и раньше, надо ведь и печь истопить, сварить и для скотины и для себя, корову подоить, накормить. И бежишь ранехонько на работу. И вроде все успевалось и не уставалось — и насмеешься и напоешься. Хорошо было, воздух вольный какой. Потом, когда сенокос поспевал, это был как праздник, конечно, молодые были, все нипочем. Косили вручную, все луга выкашивали, сено потом загребали и метали в стога. Это самая веселая работа была, одевали самое нарядное и яркое, как на праздник: розовое, голубое, красное. Эти цвета считали самыми нарядными у нас. А вот самое главное, всегда работа с песней, по всей округе, кажется, разносится. Ведь не пили, а как пели песни красиво. Кто-нибудь запевает, а остальные подтягивают, песни длинные, протяжные. Сядут поесть, отдохнут маленько — и песня. Есть с собой брали в платок, яйца вкрутую, лук зеленый, бурак квасу, хлеба ржаного. Какой хлеб ароматный был, пекли ведь сами его, от посеву до печки все сами делали, своими руками.

«Находилась я по праздникам»

Белякова Клавдия Васильевна, 1906 год, дер. Таракановщина

У у-у. А вот праздники. Праздники раньше мы раз в году ходили. Ох, и находилась я по праздникам, попела песни, а плясать не плясала. А праздники так ведь это собирались у нас не известно из скольки деревень. Молодежь в кругу. Девки — это, знаешь, липатские (деревня Липаты), дальше наши бы девки, там за нами сапроновские, звено, там еще какие. Ну, вот и они, даже две песни поют — велик круг так… Тут одна деревня поет песню, там другая. А у нас загодя собирались. Не часто. В Троицу, в заговенье — летом только. А зимой вечерки все устраивали. Парень делал вечерку. Собираются парни, собираются девки, играют. Всякие игры. Гармонисты свои. У нас мало-то танцевали. Ну, играли, «Хрен» пели, да скомаром ходили, да… всякие-всякие песни. В игры играли. В почту.

Так вот — девка едет, а парень за ней стоит. Девка топнет, парень спрашивает: «Кто тут?» Девка: «Почта», — говорит. А он: «Зачем?» Ну «привезла вон то-то», — скажет. Платок носовой или еще что-то. Парень: «А кому это, кому?» Ну, а она опять назовет, извеличает кого-то. Тот приходит, они поцелуются. Он сядет на это место. А она спрашивает. Он опять говорит: «Почта». «Откуда и зачем?» Отвечает: «Оттуда-то и с этим-то». Опять назовет… и так вот. Так играли.

В «Соседа» играли. Опять, знаешь, парни парами девок разберут и вот ходят две девки, спрашивают: «Да вот мы со своим соседом. Справьте удовольствие». Ну, а они говорят (парень с девкой): «Как от вас». И вот я ездила со своим-то мужем (не жених и невеста еще были). Ну, а были там парни интересные, и вот один все льнет ко мне. А его там девка… Ну, вот она и говорит:

Гостить гостиГлазками поверти.На часок приехала,На перегон поехала.

Это она поет песню мне. А я пошла петь песню:

Подруга, не коримодой своей.Погуляю у тебя здесь,Не увезу с собой.

А она мне опять, снова. Это все уже обойдут и опять пришла ко мне. Опять мне поет. А я ей снова:

Я поехала сюдаНу никак не завлекать.Я, молоденька девчоночка,Приехала гулять.

Так вот так, таким манером.

Ну, а играли всяко-всяко. Целый вечер — так, ой… Тут все уж… «Хрены» пели. «Хрены» — так это:

Кто тебя садил,Кто тебя поливал?Садил меня Иван,Поливал Селифан,Селифанова женаБлизко к городу жила.Хрен ухаживала, огораживала.Хрен расцвел, все плоды развел.

Вот две девки водят парня. Потом приведут к девке (все на лавках сидят):

В город по капусте,В терем по невесте.Кто женится?

Вот такой-то женится. Его назовут, извеличают. А вот к которой девке приведут — вот такая-то, такая-то. Такую и берет. «Дело ли ребята?» — говорят. «Дело!» И этого парня садят тут. И потом опять берут парня и опять к девке…

Я, милая моя, хоть верь, хоть не верь, за двадцать второго жениха вышла. Вот сколько у меня было сватов. От одного парня раз пять приходила сватунья.

«Все было свое»

Загоскин Василий Федорович, 1904 год, дер. Самковы

До 1920 года я жил в деревне, детство проходило в крестьянской семье, а детство ведь было очень тяжелое, от родных я остался семи лет. Грамотных у нас никого не было, только брат учился две зимы. Когда я подрос, с полей стали убирать зернова, меня научили жать серпом. А когда подошел сенокос, меня научили косить косой-горбушей. Крестьяне жили единолично, поля были огорожены, ведь скотину отпускали без пастуха, когда они наедятся, приходили домой сами. Меня заставляли делать всю крестьянскую работу.

Подошли года, надо идти в школу, на учебу. А в семье сказали: «Для чего учить, пусть будет работник по хозяйству». Но брат настоял: «Как же так? Он мальчик, он должен грамотным быть, читать и писать уметь». И отвез меня в деревню Ожош, там был учитель, он учил в своем доме первый класс. Я не знаю, но ему, наверное, за это платили. А я стоял у одного дядьки на квартире, все ему по хозяйству помогал. На следующий год открыли школу в деревне Четвериковы, и я закончил три класса сельской школы в 1916 году. Но на этом мое образование закончилось, стал работать крестьянскую работу.

Было много трудностей. Я работал так до 1921 года в деревне. Я старался приобрести какую-нибудь специальность (деревенскую). В деревне соседи были все мастеровые. Сосед Кирилл, он делал гребни. Я ходил к нему в свободное время и научился делать гребни из рогов. А сосед дядя Гриша делал горшки, я тоже начал ходить учиться делать горшки и научился. Брат был пимокат, я ему помогал и тоже научился катать. Деревня у нас была на красивом месте, на возвышенности. В лесу были грибы, ягоды, много земляники. Вокруг нашей деревни было восемь деревень, на расстоянии полтора-два километра. Крестьяне жили единолично, у которого была своя полоса, он ее и обрабатывает, и удобряет, и старался иметь побольше скотины, чтобы получить навоз на удобрения.