Гарольд Лэмб - Чингисхан. Властелин мира Страница 16

Ответ понравился монголу.

– Ты верно служил своему бывшему господину, так что сможешь послужить и мне. Будь одним из моих приближенных.

Некоторых других, предавших династию, он повелел казнить, полагая, что на них нельзя положиться. Именно Елюй Чуцай говорил позднее Чингисхану: «Ты завоевал большую империю, сидя в седле. Ты не сможешь управлять ею подобным же образом».

Понимал ли победоносный монгол справедливость этих слов, или же он сознавал, что в просвещенных китайцах он приобрел столь же важные инструменты, как и механизмы, способные метать камни и огонь, но он позволял давать себе советы. Он назначил губернаторов в покоренные области Китая из числа людей Ляодуна.

Должно быть, он отдавал себе отчет в том, что плодородная, возделанная людьми земля не может быть превращена в голую, пригодную лишь для пастбищ равнину, как того желали монголы. К коммерческим способностям китайцев, к их философии, к их иерархии в отношении рабов и женщин он, несомненно, относился с полным презрением. Но он восхищался мужеством горожан, взявших в руки оружие после бегства их господина, и в отваге и мудрости этих людей он увидел кое-что полезное для себя самого. Елюй Чуцай, например, знал названия звезд и мог определять, что они предвещают.

Когда Чингисхан вместе с ним возвращался в Каракорум с сокровищами из разных городов, он взял с собой также литераторов из Китая. Военное руководство в своих новых провинциях и окончательное завоевание царства Сун он перепоручил Мухули, похвалив его публично за заслуги и вручив ему знамя, украшенное девятью белыми хвостами яка.

«В этом регионе, – объяснял он своим монголам, – команды Мухули следует исполнять как мои собственные команды».

Не было более высокой обязанности, которая могла бы быть возложена на этого ветерана. И Чингисхан, как всегда, был верен соглашению. Мухули был оставлен полным хозяином с частью подчиненной ему орды в новом владении.

Почему монгольский хан предпринял такой шаг, можно только гадать. Он хотел вернуться, чтобы укрепить свои западные границы, в этом нет сомнения. Должно быть, он хорошо понимал, что подчинение всего Китая заняло бы много лет. Но нельзя отрицать, что его интерес к чужой стране угас после этой победы.

Глава 11

Каракорум

В отличие от других завоевателей Чингисхан не остался жить в самой богатой области своего нового владения – в Китае. После того как на пути домой он миновал Великую стену после падения Цзинь, он не стал возвращаться в Китай. Он оставил там правителем Мухули и поспешил назад на бесплодные плато, которые принадлежали ему от рождения.

Здесь у него была ставка. Из городов пустыни он выбрал Каракорум, Черные Пески, в качестве главной ордынской ставки.

И тут у него было все, чего только мог пожелать кочевник. Странный город Каракорум, мегаполис пустыни. Обдуваемый ветрами и засыпаемый песками. Жилища из высушенного ила и соломы, разбросанные в беспорядке. Вокруг них – черные купола войлочных юрт.

Годы полной лишений кочевой жизни – в прошлом. Просторные конюшни заполняли зимой отборные лошади с ханским клеймом. Амбары с зерном и фуражом спасали от голода: просо и рис – для людей, сено – для лошадей. Караван-сараи давали пристанище путникам и прибывшим с визитом послам, которые стекались со всей Северной Азии.

С юга приезжали арабские и турецкие купцы. С ними Чингисхан устанавливал взаимоотношения по-своему. Он не любил торговаться. Если купцы пытались заключить с ним сделку, то их товар отбирался без всякой оплаты, если же, наоборот, они отдавали все хану, то получали от хана подарков на большую сумму, чем им заплатили бы за товар.

За районом посольств был квартал священнослужителей. Старинные буддистские храмы соседствовали с каменными мечетями и маленькими церквами несторианских христиан. Каждый житель был свободен в вероисповедании до тех пор, пока он следовал законам ясы и правилам, установленным в монгольском лагере.

Гостей встречали монгольские должностные лица на границах и направляли в Каракорум с провожатыми. Весть об их прибытии передавалась с нарочными караванных путей. Перед взором гостей сразу представали черные купола юрт и ряды кибиток на лишенной лесов и холмов равнине, окружавшей город хана. Прибывающие попадали в руки блюстителя закона и исполнения наказаний.

Следуя старому обычаю кочевников, гости должны были пройти между двух больших костров. Как правило, в этом не было для них никакого вреда, но монголы верили, что если в них кроется дьявольская сила, то огни костров ее сожгут. Затем гостям выделяли жилище и питание и, если хан давал на то свое согласие, им давали возможность предстать перед монгольским завоевателем.

Его двор располагался в высоком павильоне из белого войлока, украшенного шелковыми полосами. У входа стоял серебряный столовый прибор с угощениями: кобылье молоко, фрукты и мясо, так что каждый, кто приходил к хану, мог съесть столько, сколько пожелает. На возвышении в дальнем конце шатра сидел сам хан на низкой скамейке, рядом с ним Борте и иногда еще одна из жен, которая сидела пониже, с левой стороны.

Несколько министров сопровождали его – Елюй Чуцай, пожалуй, в своем украшенном вышивкой халате, выглядевший достаточно таинственно со своей длинной бородой и утробным голосом, писарь-уйгур со своим бумажным свитком и кистью, монгол-ноян[4] – почетный виночерпий. На скамьях вдоль стен павильона сидели другие люди знатного происхождения в благопристойном молчании, в длинных овечьих тулупах, подпоясанных кушаками со свешивающимися концами, в окантованных шапках из белого войлока, являющихся повседневной одеждой ордынца. В центре павильона горел огонь, горючими материалами для которого были верблюжья колючка и кизяк.

Tap-ханы почитались выше всех прочих, они могли вести себя кичливо и садиться на скамьи, подсунув под них ноги, положив руки в шрамах на свои крепкие бедра искусных наездников. Орхоны и командующие туменами могли сидеть рядом с ними, со своими булавами – символами данной им власти. Разговор велся неторопливо, низкими монотонными голосами, и воцарялась полное молчание, когда говорил хан.

После того как он что-либо сказал, тема считалась исчерпанной. Никто уже не мог добавить к сказанному что-либо еще. Сказать что-либо против было нарушением этикета, попранием морально-этических норм и грозило передачей дела мастеру исполнения наказаний. То, что говорилось ханом, было лаконичным и до скрупулезности точным.

Чужестранцам полагалось приносить с собой подарки. Дары приносили к хану, прежде чем пропускали к нему самих гостей в сопровождении начальника дежурившей в этот день стражи. Затем посетителей обыскивали на предмет оружия и следили, чтобы они не зацепились за порог павильона или за какую-либо из веревок, если это происходило в шатре. Чтобы поговорить с ханом, они должны были прежде опуститься на колени. Представившись хану в его ставке, они не могли уйти до тех пор, пока он не позволит им сделать это.

Каракорум, ныне погребенный под барханами Гоби, управлялся железной волей хана. Люди, вступавшие в орду, становились слугами Властителя Тронов и Корон. По-другому быть не могло. «Присоединившись к татарам, – отмечал мужественный «брат» Рубрук, – я ощутил себя вошедшим в другой мир».

Это был мир, который жил по законам ясы и безропотно ожидал, какова будет воля хана. Повседневная жизнь носила характер сплошь и рядом военизированный, и порядок был на первом месте. Павильон хана был обязательно обращен к югу, и с этой стороны оставалось свободное пространство. Справа и слева, подобно тому, как у детей Израиля было закрепленное за каждым место в храме, у ордынцев были закрепленные за ними места.

Семейство хана умножалось. Наряду с сероглазой Борте, в его шатрах, разбросанных по орде в ожидании своих будущих хозяев, жили другие его женщины. Он сделал своими женами принцесс Китая и Ляо, дочерей из семейства турецкого султана, а также самых красивых женщин из различных племен Гоби.

Он умел ценить красоту в женщинах в не меньшей степени, чем сообразительность и храбрость в мужчинах и резвость и выносливость в лошадях. Как-то один ордынец рассказал ему, что видел очень красивую лицом и внешностью девушку в одной из покоренных провинций. Но этот монгол не знал, как ее теперь найти.

– Если она действительно красива, – ответил нетерпеливо хан, – то я ее найду.

Забавную историю рассказывают о сне, потревожившем хана, в котором одна из его женщин якобы замышляла причинить ему вред. И вот, когда он проснулся и уже, как обычно, скакал в степи, он сразу спросил:

– Кто начальник стражи у входа в шатер?

Когда сопровождающий назвал имя этого человека, хан отдал такое распоряжение:

– Такая-то и такая-то женщина даруется тебе. Бери ее в свой шатер.