Алексей Бычков - «Исконно русская» земля Сибирь Страница 16

«Краткое описание о народе Остяцком» говорит: некие желающие повествуемое за достоверное утвердить, так подобие его описывают: высотою трех аршин, длиною почти аршин, ноги подобны медвежьим, рога свои, крестообразно сложеные, на себе носит, и когда коповает пещеры, тогда сгибается и простирается наподобие ползающего змея. Некоторые, противореча этому, утверждают, что кости эти принадлежат единорогам или иных каких-либо зверей морских, во время потопа Ноева водою нанесенные и осохшие на земле, древностью же в землю ушедшие. Но се пустое мнение, продолжает Новицкий, ибо кости эти находят светлыми, чистыми, по ветхости не нетленными, множество же по всякое время собирается; какой бы вины ради вода такое множество во едину Палестину собрала. Разумею же так: не земля ли естественно и самородно из себя производит кости сии и т. д., короче сам Новицкий склонен видеть в этих костях lusus naturae, произведение неорганической природы.

Сочинением Новицкого, в извлечении, воспользовался неизвестный автор (может быть, швед) в статье «о нравах и обычаях остяков», помещенной в «Nouveaux Memoires sur L'etat present de la grande Russie», 1725. О мамонте там говорится, между прочим: «Другие утверждают, что это рога большого животного, живущего под землею, в местностях низких и болотистых, что оно питается только грязью и рогами роет себе дорогу в земле и грязи, когда же он попадает в почву песчаную, то пески осыпаются и сдавливают его со всех сторон, вследствие чего, не имея возможности проложить себе путь рогами, животное гибнет на этом месте. Многие лица уверяли меня, что за Березовом они видели этих животных в пещерах тамошних гор. По описанию этих лиц, мамонты чудовищны, имеют 4—5 аршин в вышину и около 3 сажень длины. Они серого цвета, имеют длинную голову, широкий лоб и рога по обе стороны, прямо над глазами. Они двигают рогами, как хотят, даже скрещивают их».

Кастрен сопоставляет это предание с русскими рассказами о чуди на севере, которая также представляется завалившей себя добровольно в землянках с приближением русских или ушедшей в землю. Шренк приводит следующий рассказ о сиртях (по Шренку — siirte), слышанный им от одного самоеда Малоземельной тундры. «Сииртя живут теперь внутри земли, потому что они не могут выносить света солнца. Они имеют свой язык, но понимают и язык ненцев (самоедов). Один ненец (самоед), роясь однажды в земле, напал на пещеру, в которой жили сииртя. Один из них сказал: «оставь нас в покое, мы боимся света и любим мрак земли; но здесь есть ходы, ступай к нашим богачам, если ты ищешь богатства, а мы бедны». Самоед побоялся, однако, идти темными ходами, снова завалил открытую им пещеру. Известно, впрочем, продолжал рассказчик, что эти сииртя богатый народ; у них есть серебро и медь, железо, свинец и олово в изобилии, да и как им не иметь всего этого, если они живут в земле, а ведь все эти вещи добываются из земли». Енисейские самоеды тоже верят в подземный темный и холодный мир и в его обитателей, бывших людей, но они признают, что люди эти хотя имеют человеческий образ, однако не вполне: «у одного нет руки, у другого ноги, иной же имеет только половину головы, да и та покрыта мхом. Все они живут в чумах, которые иногда прикрыты только с одной стороны… Они едят мышей, считая их за оленей, греются перед небольшим синим огнем или просто сидят около кучки незажженных дров».

Таким образом, верование в существование под землею людей было с давних пор в ходу у северных инородцев. Новгородское сказание помещает их, однако, в страну у верховьев Оби и не говорит, чтобы они жили в земле, а только, что они «ходят по-под землею… иною рекою день да ночь с огнем», но все-таки «выходят на озеро». Какие же это люди, ходящие с огнем под землею, по особым рекам (или ходам), и для чего они могли это делать? По всей вероятности, в этом известии передан слух о той чуди, которая пролагала в Алтае под землей свои копи для добывания из них Медной руды. Известно, что как на Алтае, так и на Урале русские открывали рудники большей частью по следам какого-то древнего народа, который был знаком с металлургией и открыл в этих горах почти все более замечательные в них медные месторождения[28]. В некоторых копях находили даже покинутые или потерянные прежними рабочими орудия, каменные, костяные или медные кайлы (кирки) и молотки, деревянные ковши, остатки кожаных мешков, даже огарки грубых сальных свечей и кости самих погибших рудокопов.

В Сибири найдена была даже бронзовая статуэтка, изображающая, по-видимому, одного такого древнего рудокопа, с молотком и еще каким-то орудием в руках, с башлыком на голове и с кожаным мешком для руды у пояса. Несомненно, что слух об этой древней горной промышленности должен был распространиться и среди соседних народов, живших еще в состоянии дикости и звероловства, хотя и не всегда мог быть правильно понят ими. Доходил этот слух, вероятно, еще в XV веке (может быть, и ранее; припомним рассказ Гюряты Роговича о просекающихся через горы людях) и до русских, но. так как инородцы не могли рассказать путем, для чего люди эти ходят «по подземелью с огнем», то и остался только один этот факт, который сам по себе должен был казаться чудным.

Но что это за озеро, на которое выходят люди из подземных ходов? На этом озере, рассказывается дальше, стоит какой-то большой город, но без посада и людей. «И над тем озером свет пречюден и град велик, а посаду нет у него. И кто поедет ко граду тому и тогда слышит шум велик[29] в граде том, как и в прочих градех (живущих); и как приидут в него, и людей в нем нет, и шуму не слышити никоторого, ни иного чего животна, но во всяких дворах ясти и пити всего много и товару всякого, кому что надобно; и он положит в цену противу того да возмет, что кому надобно, и прочь отходят, а кто что бес цены возмет и прочь отыдет, и товар у него погыбнет и обрящется пакы в своем месте. И как прочь отходят от града того, и шум пакы слышети, как и в прочих градех живуших».

Позволяем себе высказать предположение, что озеро это — Колыванское, находящееся в рудоносном западном Алтае, в 30 верстах к северо-востоку от Змеиногорска. Озеро это выпускает из себя речку Нижнюю Колыванку, впадающую в Локтевку, которая относится к системе реки Чарыша, притока Оби… Близ озера находятся месторождения медных руд, разрабатывавшиеся уже чудью и вызвавшие основание здесь в 1727 году Демидовым первого медеплавильного завода. Озеро, в окружности около 7 верст, имеет значительную глубину, очень прозрачную воду и расположено в горах (на высоте около 1200 футов), в чрезвычайно живописной местности, у подошвы гранитных скал, отличающихся необыкновенными, причудливыми формами. Скалы эти имеют вид башен, террас, пирамид, развалин замков и поднимаются над озером местами до высоты 600—700 футов. Рассказы о таком озере, с чудскими около него копями, легко могли подать повод к возникновению представления о выхождении на озеро людей из подземных ходов и о существовании на нем большого мертвого «града» (кремля, крепости) без посада (ибо имеются одни только развалины стен и башен, а жилых домов нет)[30].

Возможно, что такое необыкновенное место было выбрано соседними народами и для взаимного обмена товаров с помощью немого торга, или же составитель сказания смешал здесь рассказы о двух различных фактах и местностях.

Обмен товаров без переговоров и даже без того, чтобы торговцы видели друг друга, засвидетельствован многими древними и позднейшими свидетельствами. Геродот рассказывает, со слов карфагенян, что так торговали эти мореплаватели с народами Африки по ту сторону Геркулесовых столбов (Гибралтара). Они выгружали свои товары на известном месте берега, потом возвращались на суда и разводили на них огонь.

Туземцы замечали дым, выходили на берег и клали рядом с товарами золото. Тогда карфагеняне снова высаживались на берег и смотрели, довольно ли золота; если было довольно, они брали его и оставляли товар, если нет, возвращались обратно и ждали. Туземцы снова приходили и добавляли золота, если находили товар того стоящим. При этом ни с той, ни с другой стороны не было несправедливости; одни не касались золота, покуда количество его не становилось соответственным ценности товара, а другие не трогали товара, покуда за него не было взято золота. Помпоний Мела и Плиний рассказывают о подобной же немой торговле, производившейся в уединенном месте, на берегу одной реки, — между сингалезцами (жителями острова Тапробаны) и римскими торговцами с одной стороны и народом серами (под именем которых были известны грекам и римлянам китайцы) с другой. Эти древние известия могли казаться баснословными, покуда не были получены подтверждения тому в новейшее время как из Африки, так и из Азии. Хест, Винтерботтом, Граберг фон Хемзо и другие путешественники конца прошлого и первой половины нынешнего столетия констатировали подобный же торг между маврами Марокко и неграми, живущими по реке Нигеру, между португальцами и неграми на берегу Сьерра-Леоне в Западной Африке и на границах Мозамбика в Восточной, наконец, между самыми негритянскими племенами, например между береговыми неграми и живущим внутри Лоанго малорослым племенем бабонго. Относительно Азии известно, что подобный торг существовал еще недавно на Суматре между малайцами и диким лесным племенем оранг кубу; в южной части острова Тимора — между приезжающими на лодках малайцами и туземцами; между айнами острова Сахалин и курильцами, между чукчами и жителями острова Св. Лаврентия. Особенно обыкновенен был, по-видимому, этот способ торговли в Америке, где индейские племена распадались в отношении языка на множество различных наречий. Маршус собрал сведения о подобном торге между некоторыми племенами Бразилии; Картрайт — между европейскими колонистами и первобытным населением Нью-Фаундленда. Известны также свидетельства прежнего времени относительно мексиканцев и новейшего — относительно индейцев Новой Гренады.