Ольга Грейгъ - Сталин мог ударить первым Страница 16

Коллеги Михаила Бородина работали в качестве пропагандистов в газетах, снимали фото– и кинодокументы о «гнусных преступлениях фашистов», о «преступлениях, направленных против человечности», чтобы предъявить эти материалы как веские аргументы на судебном процессе победителей над побежденными.

Трагично лишь то, что некому было запечатлеть преступления против 60 миллионов русских и других бывших подданных Российской империи, зверски уничтоженных после «Великой Октябрьской…», подготовленной и проведенной на деньги тех, кто финансировал и эту «русскую» (правильнее – антирусскую) революцию, и Троцкого с его Красной армией, и Адольфа Гитлера с его Третьим рейхом.

И вот теперь, когда настоящая картина происходившего в Советской стране почти ясна, можно начинать повествование непосредственно о событиях, приведших в конечном итоге к трагедии Черноморского флота и войск Крымского фронта в годы Второй мировой войны.

Глава 11

Предложено Кузнецовым, согласовано со Сталиным…

Много позже, когда Николаю Герасимовичу Кузнецову придется написать книгу «Курсом к победе», он отметит «полный тревожных сигналов с флотов» субботний день 21 июня 1941 года, прошедший почти так же, как и предыдущие. «Перед выходным мы обычно прекращали работу раньше, но в тот вечер на душе было неспокойно, и я позвонил домой:

– Меня не ждите, задержусь.

Вера Николаевна, моя жена, не удивилась: я часто задерживался на работе. Она спросила только, останусь ли я ночевать в своем кабинете. Я поспешил ответить:

– Потом расскажу.

Не хотелось говорить на эту тему по телефону.

В Москве был жаркий и душный вечер. На небе собирались темные тучи, несмотря на открытые окна, не чувствовалось ни малейшего движения воздуха.

Затишье царило и в столичных учреждениях. В обычные дни после 18 часов наступала обеденная пора: руководители разъезжались по домам – часа на три, чтобы потом сидеть на работе до глубокой ночи. Но в субботу многие уезжали за город. Деловая страда спадала.

В тот вечер было как-то особенно тихо, телефон совсем не звонил, будто его выключили. Даже такие «беспокойные» наркомы, как В. А. Малышев и И. И. Носенко, с которыми я был особенно тесно связан, не напоминали о себе вопросом, ставшим уже привычным в последнее время: «Как дела?»

Я сидел в своем кабинете, куда с улицы доносился привычный городской шум – гул машин, иногда громкий и беспечный молодой смех.

Рассеянно перебирал бумаги. Мысли не могли сосредоточиться на них. Совсем незадолго перед тем мне попался на глаза обзор иностранной печати и сводки ТАСС. Самые разные газеты писали о близкой войне между русскими и немцами. Не могли же все они сговориться!

Вспомнилось, как начинались войны в прошлом, особенно Русско-японская война в 1904 г. О ней нам часто напоминали в училище и в Военно-морской академии, – может быть, потому, что ее первый акт разыгрался на море. Началась она неожиданным торпедным ударом, который японские миноносцы нанесли по русской эскадре, стоявшей на внешнем рейде Порт-Артура…».

Сложное состояние, ощущение заколдованного круга, но его истинные размышления, которыми он не может даже поделиться ни со своими сослуживцами, ни со своими читателями, – сокрыты…

Мысли наркома прервал заместитель начальника ГМШ В. А. Алафузов, вошедший с вечерним докладом: обстановка на Балтике беспокойная, на Черном море – спокойнее, на севере – ничего особенного не происходило…

Руководителей Наркомата обороны и Генштаба, куда позвонил Николай Герасимович, не оказалось. Он коротко переговорил с командующим Балтийским флотом В. Ф. Трибуцем, командующим Северным флотом А. Г. Головко, после – с начальником штаба Черноморского флота И. Д. Елисеевым. Все были на местах, командные пункты развернуты, флоты уже в течение двух дней находились в оперативной готовности № 2. При этом на берег отпущена часть краснофлотцев и командиров, в Севастопольском Доме флота идет концерт, но в штабах многие работают. Дежурный по штабу ЧФ подметил, что немецкие транспорты, обычно в эти часы находившиеся в море, вдруг исчезли, укрывшись в болгарских и румынских портах.

Около 8 вечера прибыл военно-морской атташе СССР в Берлине капитан 1-го ранга М. А. Воронцов, приехавший из германской столицы. Михаил Александрович рассказал о событиях в рейхе, отметив, что нападение будет с часу на час. «Это война», – вздохнул Воронцов. После его ухода вошел адмирал Лев Михайлович Галлер, занимавшийся проблемами судостроения. То, о чем он стал говорить, было в тот момент для Николая Герасимовича не важным. Но этот человек был симпатичен наркому…

Около 10 вечера Галлер ушел. За окном стемнело. Порыв ветра поднял пыль на улице, затрепал гардины на открытых окнах, разразилась гроза, и хлынул дождь, разгоняя веселящуюся молодежь.

В этот момент в кабинет вновь вошел Владимир Антонович Алафузов с внеочередным докладом, сообщая информацию с флотов. Около 11 вечера зазвонил телефон ВЧ, и маршал Тимошенко предложил Кузнецову немедленно прибыть к нему. Нарком ВМФ направился к наркому обороны вместе с вице-адмиралом Алафузовым, захватив с собой карты.

В эту ночь началась война с Германией…

Думается, теперь самое время обратить внимание читателей на командный и начальствующий состав Военно-морского флота в период войны 1941–1945 годов.

Но прежде чем перечислить все ключевые персоны, обозначу некоторые важные нюансы, которые также малоизвестны широкому кругу исследователей. Лично инициированные и назначенные наркомом ВМФ Н. Г. Кузнецовым высшие и старшие офицеры на номенклатурные должности будут выделены жирным шрифтом. Все остальные – инициированы начальником Главного Морского штаба адмиралом Исаковым и санкционированы наркоматом внутренних дел СССР, а Кузнецов лишь вынужден был констатировать факт их назначения и подписывать соответствующие приказы.

Вице-адмирал Александр Васильевич Немитц (1879–1967), контр-адмирал императорского Российского флота и первый командующий советскими морскими силами Черного моря, по происхождению немец, из аристократического рода баронов, ведущего свою родословную от Карла V Великого. В 1900 г. окончил Морской корпус, затем артиллерийские офицерские классы в Севастополе. В 1912 г. завершил обучение в Николаевской Морской академии и, став профессором, преподавал в ней. По негласному решению русских офицеров немецкого происхождения был оставлен для сотрудничества с большевистским режимом с целью трудоустройства на военный флот и противодействия разрушению Русского флота и его традиций, заложенных Петром Великим.

Вице-адмирал Немитц встретился с Кузнецовым через полгода после назначения Николая Герасимовича наркомом ВМФ. Их ждал трудный разговор. Подробно посвятив наркома в систему подбора и расстановки кадров вначале ленинским Совнаркомом, а позже сталинским руководством, Александр Васильевич обратил внимание на то, что русских по происхождению на должностях, которые должны замещаться высшим офицерским составом (в то время – командирским), число крайне незначительное. Тогда как на этих должностях состоят кадры советской власти, в большинстве своем носящие русские фамилии, но чаще всего скрывающие свое истинное национальное происхождение.

Чтобы не обострять отношения со сталинским руководством и вместе с тем добиваться хоть каких-то успехов в назначении своих людей, Немитц рекомендовал очень осторожно предлагать в аппарат наркомата высших командиров, которые полезны Николаю Герасимовичу как высококлассные специалисты. Но при этом параллельно назначать на некоторые должности лиц нерусской национальности. «Вы тогда увидите, с кем из назначаемых вами людей возникают проблемы», – грустно усмехнулся Немитц.

– А не боитесь ли вы об этом мне говорить? – спросил собеседника внимательно слушавший его нарком. Кузнецов вряд ли предполагал увидеть в этом с виду чопорном, педантичном русском адмирале патриота России; за годы службы он почти разуверился, что в стране остались люди, по-настоящему болеющие душой за русское дело и могущие что-либо сделать…

– Я уже нахожусь в достаточно немолодом возрасте, чтобы обманывать кого бы то ни было. Я говорю только с теми, с кем нахожу нужным. А таковых людей у меня немного: один старинный приятель, да… вот с вами поделился о наболевшем и давно выстраданном. За сим кланяюсь. И да хранит вас Бог.

…При назначении того или иного руководителя, которого инициировал лично Николай Герасимович, он обычно перед тем советовался с членом Политбюро и секретарем ЦК ВКП(б), членом Главного Военного Совета Андреем Александровичем Ждановым, зная, что тот их беседу непременно передаст наркому внутренних дел и, самое главное, лично Сталину. Если речь касалась назначения номенклатурных работников ЦК ВКП(б), к которым относились командующие флотами, то обычно на эти должности представителей инициировал сам Генеральный секретарь ЦК; правда, спрашивая наркома, кого бы он хотел видеть на том или ином месте… И коли тебе понятно, что Сталиным заранее уже все решено, кого назначить, то остается лишь попасть в точку. К счастью Николая Герасимовича, он всегда в таких случаях попадал в точку, ибо знал правила игры.