Ефим Черняк - Химеры старого мира. Из истории психологической войны Страница 16

Вдобавок либерализм, устраивавший буржуазию в период домонополистического капитализма, стал терять для нее привлекательность в условиях новой, империалистической эпохи, эпохи, когда началась ожесточенная борьба за передел поделенного мира, когда невиданно обострились классовые противоречия и буржуазии потребовалось сильное государство для обуздания народа внутри страны и для борьбы против своих соперников за место под солнцем. Но в этих условиях капиталу было особенно важно заставить тех, кого он целое столетие обучал религии «свободы торговли», уверовать в новое евангелие от империализма. Как происходила эта смена вех, лучше всего видно на примере той же Англии, страны классического развития капитализма, где либеральная идеология завоевала еще в первой половине XIX века полное преобладание.

В 1894 году мелкий чиновник Бенджамин Кидд опубликовал свою книгу «Социальная эволюция», которая быстро сделала его знаменитостью. Она была пересказана на все лады печатью, переведена на многие языки, словом, как говорили, «сделала эпоху».

Причем отнюдь не из‑за научных или литературных достоинств, которыми эта книга вовсе не обладала, а благодаря тому, что она очень точно отвечала социальному заказу агрессивных и колониалистских кругов буржуазии. Открыто объявляя марксизм главным врагом, Кидд критиковал и фритредерский вариант социал — дарвинизма, считая, что он только ожесточает рабочий класс. Взамен «внутренней» борьбы за существование между индивидуумами Кидд выдвигал «неизбежную» «внешнюю» борьбу между нациями или расами [57].

При этом, конечно, наибольшие шансы выжить и победить в этой борьбе, по мнению Кидда, имела англо — саксонская (тевтонская) раса, при условии, если она смягчит «внутренние» конфликты путем проведения социальных реформ. Внутренние реформы для наилучшей подготовки внешней агрессии, дальнейшей колониальной экспансии и эти последние как средство решения «социального вопроса» у себя дома — рецепт, данный миллионером и колонизатором Сесилем Родсом, получил у Кидда квазинаучное обоснование. Именно это и определило успех «Социальной эволюции». Те же самые идеи развивал другой нашумевший тогда идеолог реакции, К. Пирсон, объявивший движущей силой истории борьбу «племени против племени, расы против расы», Прогресс человечества, вещал он, зависит «от выживания расы, более приспособленной к жизни» [58]. А известный историк Д. Крэмб разъяснял, что империализм — это «патриотизм, преобразованный в свете стремлений всего человечества»[59].

«Патриотизм», таким образом, по мнению Крэмба, должен выражаться в подчинении других народов и стран, в расширении империи.

Это лишь немногие имена среди целого сонма проповедников империализма в Англии, которым вторили столь же шумные голоса в США (А. Мэхен, Ф. Гиддинс и т. п.), вещания идеологов пангерманизма или французского колониализма по обоим берегам Рейна, проповедников реакции и агрессии во многих других странах — от Токио до Вены и от Рима до Гааги.

Основания «новой» идеологии империализма были заложены, вопрос заключался теперь в том, чтобы «продать» этот сомнительный товар массам, в том числе миллионам политически пассивных людей, которых реакции надо было привлечь на свою сторону в качестве противовеса передовой части рабочего класса.

НОРТКЛИФФ И ХЕРСТ У ДВЕРИ КОТТЕДЖА

Вспомните знаменитую повесть Роберта Луи Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Богатый доктор Джекил крупный ученый и вместе с тем сама доброта, любезность. Никто не знает, что ему приходится подавлять в себе инстинкты бессовестного негодяя и преступника. С помощью изобретенного им чудесного средства Джекил научился отделять от себя это свое гнусное второе «я», приобретшее физическое воплощение в уродливом свирепом чудовище и убийце Хайде. Цель реакционной пропаганды — скрыть отвратительный облик монополистического капитала — Хайда под обманчивой внешностью благообразного Джекила. Орудием этой пропаганды стала «дешевая» печать. Ее родиной были США, где вульгарные газеты, рассчитанные на самые низменные вкусы, плодились как грибы после дождя.

В Англии, напротив, еще господствовала «дорогая» печать — номер газеты стоил обычно четыре пенса, и она была доступна по цене только «среднему классу».

Английский радикальный публицист Коббет уже в начале XIX века писал о «большой» английской печати, что это «неописуемо подлая и пресмыкающаяся пресса». Среди этих газет первое место, конечно, занимала «Таймс», которую радикалы именовали «трусливейшей и беспринципной газетой»[60], а она себя неизменно величала «ведущей газетой Европы». Маркс приводил характерное признание одного лондонского политика: «Английский народ участвует в управлении страной, читая газету «Таймс», но добавлял, что это относится только к внешней политике[61].

Возникновение «дешевой» печати в Англии тесно связано с именем Альфреда Хармсуорса, более известного впоследствии под именем лорда Нортклиффа. Он создал новый тип газеты, откровенно рассчитанной на обывателя, потакающей самым низменным его инстинктам и предрассудкам. За борт были выброшены прежние «солидные» разделы, бывшие непременными атрибутами британских газет, — длинные стенографические отчеты о заседаниях парламента, тяжеловесные финансовые обзоры и тому подобные материалы. Главными темами газет Нортклиффа стали преступления, спорт, скачки, описания жизни «большого света», бракосочетаний и разводов. Газеты были рассчитаны на малоподготовленного читателя, который тратит на газету лишь немногие минуты своего занятого дня. Большинство новостей подавалось в кратком изложении, под бойкими заголовками, порой обращающими внимание только на мелочи, которые сопровождают то или иное событие; например, костюм министра финансов, представляющего новый бюджет. Первый же номер новой газеты Нортклиффа «Дейли мейл», появившийся 4 мая 1896 года, был распродан в количестве 367 тысяч экземпляров — очень большая цифра для того времени[62].

Бойкая манера подачи материала позволила не только резко расширить круг читателей, она увеличила возможности тенденциозной «обработки» новостей, сосредоточения внимания на том или ином политическом сюжете, который будет избран издателем газеты, превращения этой темы в предмет всеобщего интереса и разговоров повсюду: на улице, в подземке, в дешевом клубе или за семейным столом. Тщательно отобранную политическую тему «Дейли мейл» и другие подобные ей издания преподносили под гарниром рассказов об убийствах, свадьбах или сенсаций ипподрома.

Вдобавок Нортклифф умел убедить читателя, что он получает в его газетах сгусток беспристрастной информации, черпает только факты для самостоятельных выводов. В действительности же выводы подсказывались всей подборкой новостей, Не говоря уже о редакционных комментариях.

Главной темой новых «народных изданий» стала пропаганда Британской империи, ее «величия» и выгод, связанных с ней для рядового англичанина. Нортклифф, по словам одного его биографа, «приблизил империю, мир к двери коттеджа»[63].

Особенно неистовствовали газеты Нортклиффа и им подобные во времена международных кризисов, настаивая на осуществлении всех агрессивных планов английских колонизаторов. Так обстояло дело во время англо — бурской войны (1899–1902 гг.), которая знаменовала переход к новой, империалистической эпохе.

Аналогично вела себя пресса Херста и другая империалистическая печать в США во время испано — американской войны, также открывавшей эту новую эпоху исторического развития. Какие только предлоги и доводы не изобретала она, разжигая войну.

«Предназначение судьбы», уготовившей США «освободить» Кубу и Филиппины от власти Испании (а заодно аннексировать Гавайские острова); соображения о необходимости обойти английского соперника соседствовали с призывами к установлению англо — саксонского господства над миром, фразеология социал — дарвинизма с аргументами, почерпнутыми из сочинений отцов церкви. На одной из карикатур, опубликованных в газете «Call», которая издавалась в Сан — Франциско, была подпись: «Дядя Сэм подхватывает созревший плод». На рисунке был изображен дядя Сэм, сидящий под яблоней, в его шапку падало яблоко — Гавайи, тогда как Канада, Мексика, Куба и другие «плоды» свешивались с веток, дожидаясь своего часа. Эта весьма удобная «теория» десятки и сотни раз варьировалась в газетных и журнальных статьях [64].

15 февраля 1898 года на рейде Гаваны, столицы Кубы, был взорван американский крейсер «Мэн». Погибло 266 моряков. Причины катастрофы остались невыясненными. Испанские власти утверждали, что корабль пошел ко дну из‑за воспламенения снарядов, хранившихся в его трюме. Через тринадцать лет, когда корпус затонувшего судна был поднят на поверхность, часть американских экспертов также стала склоняться к мысли, что «Мэн» погиб от внутреннего взрыва. (После этого морские власти поспешили затопить остатки крейсера в более глубоком месте, сделав невозможным дальнейшее расследование — загадка так и осталась загадкой.) [65]