Историк и власть, историк у власти. Альфонсо Х Мудрый и его эпоха (К 800-летию со дня рождения) - Коллектив авторов Страница 16

то время как тетради Нахеры (изданные Бальестеросом), Бургоса, Алькалы-де-Энарес и Калатаньасора датированы 1252 г. и практически идентичны, леонские тетради Асторги, Сантьяго и Ледесмы (почти одинаковые между собой), помимо того, что они датируются 1253 г., содержат 27 новых договоренностей, поставленных перед скопированными (с некоторыми изменениями) положениями кастильских тетрадей. Эти обстоятельства заставляют исследователя думать, что речь идет о разных тетрадях, хотя в леонские включены договоренности, присутствовавшие в кастильских. Подтверждению этой гипотезы служит и тот факт, что тексты были утверждены разными людьми, и то, что Альфонсо Х в кастильских тетрадях упоминает своего прадеда Альфонсо VIII, в леонских же – деда Альфонсо IX[96]. Наконец, в качестве решающего аргумента Мартинес Диес ссылается на грамоту, пожалованную 4 марта 1254 г. Педро Нуньесом де Гусманом монастырю Санта-Мария-де-ла-Вид, в которой рядом с датировкой четко указано, что «тяжба» происходила «когда король Дон Альфонсо созвал первые кортесы в Толедо».

Несколько лет назад я посвятил исследование проблеме, связанной с различием подходов к понятию, которое сегодня мы могли бы обозначить как «теория закона», в «Зерцале» и Партидах[97]. К этому вопросу я вернусь позднее, но сейчас мне бы хотелось затронуть один аспект, тесно связанный с интересующей нас темой. Я имею в виду проблему «договоренностей» (posturas) и их определения с нормативной точки зрения в связи с кортесами.

Никто из вышеназванных авторов, изучавших кортесы эпохи Альфонсо Х, не уделял внимания договоренностям. Бальестерос в своей работе о кортесах 1252 г. упоминает их, но не вдается в детали. Он нигде не называет опубликованный им текст «тетрадью законов» («cuaderno de leyes»), хотя недвусмысленно дает понять, что признает его таковым[98].

Более радикальную позицию занимает Э. Проктер, отождествляющая договоренности с некими декретами Альфонсо VIII и Фернандо III[99]. О’Кэллэген, в свою очередь, не допускает подобной ошибки, и, комментируя преамбулу к кортесам 1252 г. относительно неисполнения договоренностей, установленных Альфонсо VIII, Альфонсо IX и Фернандо III, отмечает, отсылая к «Зерцалу», что, очевидно, «договоренности были неким контрактным соглашением между королем и его народом», однако тут же, ссылаясь на упомянутый юридический документ, без колебаний утверждает, что «договоренности, таким образом, были законами и в 1252 г. были обнародованы королем по совету и с одобрения кортесов»[100]. Гонсалес Хименес отождествляет договоренности с нормами уложений, обнародованных на кортесах в Севилье[101]. И, наконец, де Айяла и Вильальба[102], равно как и Мартинес Диес[103], определяют договоренности 1252–1253 гг. как уложения.

Изучая теорию закона в правовом наследии Альфонсо Х, я постарался проанализировать различные виды нормативных актов, встречающихся в этих документах, поэтому сейчас ограничусь ссылкой на соответствующую работу[104]. Однако необходимо сделать некоторые уточнения относительно договоренностей, с которыми мы сталкиваемся, когда речь идет о кортесах 1252–1253 гг.

Важно отметить, что авторы «Зерцала» (1,1,7), определяя, что такое закон, дают не конкретную, а описательную дефиницию: «Закон – это записанное наставление, которое учит человека не делать зла и ведет его к тому, чтобы быть верным и поступать правильно». Авторы, таким образом, не попытались найти соответствующие термины или объяснить, что такое закон, с помощью более употребимых слов. Они определяют закон прежде всего как наставление, для того чтобы затем, выделив одно из формальных свойств – письменный характер, – указать на его цели: научить человека не делать зла и направить его на путь верности и исполнения правовых норм. Как можно заметить, на первое место выдвигается санкционирующий характер закона. Но до этого, в прологе, обосновывая составление этой «книги фуэро», король недвусмысленно заявляет, что дал эти «законы» (которые понимаются как новое право), потому что они проистекают из его законодательных полномочий, а те, в свою очередь, происходят от его обязанности «сохранять своих людей в мире, справедливости и праве». Затем король, стремясь к еще большей ясности, указывает на источники законов, собранных в «Зерцале»: «договоренности, и установления, и фуэро» («posturas e establesçemientos e ffueros») («Зерцало» 1,1,1).

Эти различные типы норм были источниками, которые Альфонсо Х использовал для разработки законов «Зерцала». О’Кэллэген использует данный текст для того, чтобы отождествить (на мой взгляд, неверно) «договоренности» с законами, тогда как в действительности это разные нормативные категории. Более того, в самом же прологе «Зерцала» указывается, что для сохранения подданных в мире и справедливости монарху следует «устанавливать законы и договоренности». По сути, исследователь отождествил часть с целым, отсюда его утверждение о том, что «договоренности, таким образом, являлись законами, и в 1252 г. были обнародованы королем по совету и с согласия кортесов». Одно дело, если бы король придал статус законов некоторым «договоренностям», равно как и некоторым «установлениям и фуэро», и совсем другое дело отождествлять разные нормативные категории, что приводит ученого к утверждению, что договоренности «были обнародованы».

В «Зерцале» самим королем разъясняется, что такое договоренности: «всякое доброе соглашение, которое заключает король или кто-то другой по его приказу или же люди заключают между собой для общего блага королевства или отдельных мест, и затем король устанавливает это и подтверждает с помощью привилегии или грамоты, где приказывает соблюдать его». Договоренности были, таким образом, пактами, договорами, соглашениями, которые мог заключать король или другой человек, делегированный монархом, с отдельным лицом или группой лиц, или же люди между собой, целью которых было благо всего королевства или отдельной его части. Договоренности имели стипуляционную, пактовую природу, в которой проявлялось взаимное согласие сторон. Особенностью этого типа соглашений, несомненно, придававшей им бóльшую силу, являлась необходимость их одобрения королем и подтверждения с помощью привилегии или грамоты с повелением исполнять их. В случае несоблюдения условий договора накладывались определенные санкции. Своеобразие договоренностей по сравнению с другими видами соглашений заключалось, в первую очередь, в том, что их целью было общественное благо всего королевства или его отдельных частей и, во‑вторых, в вышеупомянутой особенности – необходимости одобрения и подтверждения монарха, определявшего их исключительное значение через привилегию или королевскую грамоту. Это последнее обстоятельство подразумевало, что договоренности в рамках специального или привилегированного права превалировали над любой другой нормой общего характера, существовавшей ранее.

Мне бы хотелось особо подчеркнуть некоторые аспекты, которые не были в достаточной мере выделены авторами, занимавшимися этой темой. В преамбуле к тетради 1252 г., разосланной в кастильские города, Альфонсо Х ясно говорит: «я видел договоренности, установленные моим прадедом королем доном Альфонсо[105] и моим отцом королем доном Фернандо, направленные на их благо и благо их народа и всей их страны». И чуть ниже продолжает: «и вы мне указали на зло, произошедшее оттого, что договоренности не соблюдались так, как они были установлены. А также множество