Борис Горбачевский - Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов Страница 17

Мнение о командирах

Как расценить поведение комдива 220-й под Бельково? Неужели и он — бездушный служака, или, возможно, ему не следовало так «буквально» воспринимать указание командующего фронтом? Разве Поплавский не понимал, что и ведущий танк, и следовавшие за ним машины застрянут? Возможно, полковник растерялся, не нашел лучшего решения или, даже еще хуже, — струсил перед начальством? Сколько комдив положил людей и техники, а Бельково-то не взято. Он знал, что за эти и, может быть, еще большие потери, с него не спросят. «Мы за ценой не постоим!» — помните слова популярной песни? А вот за невыполнение приказа «любой ценой» придется держать строгий ответ.

Станислав Гилярович понимал: самое большое мужество и самый высокий порыв, как ни соображай, никогда не заменят боевую выучку и умелое ведение боя. Поэтому вряд ли он надеялся, что его бесстрашный, а по-моему, безрассудный, поступок приведет к успеху, ибо фактически на какое-то время оказалось потерянным управление дивизией. В его поступке, очевидно, сочетались как бы два начала: желание выполнить любой ценой приказ командующего фронтом и в то же время, как ему казалось, в своем поведении он увидел нечто важное, цельное, героическое. Так ли?

Несколько слов о командующем фронтом. Когда генерал-полковник спрашивает комдива: «Почему не используете приданную вам танковую бригаду?» — это звучит, извините меня, наивно. Все равно что спросить первоклашку, например: «Какое место в русском алфавите занимает буква «А»?» Чего стоит требование: «Вытаскивать танки!» Чистое лицемерие! Каким образом? Тягачами, которых нет, руками — под огнем противника? Иван Степанович Конев знал не хуже солдат реальную ситуацию на поле боя. Между тем его требование грозило уничтожением всей танковой бригады. Так оно и произошло. Мы же знаем, что ведущий танк, в котором находился комдив, управляемый лучшим танкистом, застрял, тот вынужден был срочно просить, чтобы его спасли!

Как же Конев оценил «подвиг» комдива? Не исключено, что подумал он о комдиве 220-й: «Дурак. Понял мои слова буквально, не сумел найти другого решения. Если испугался — это хорошо. «За битого — двух небитых дают» — так его учили еще в Первую мировую. Плохо то, что, сев в танк, полковник потерял управление дивизией».

Почему же Конев потребовал от комдива невозможное? Очевидно, хотелось Ивану Степановичу как можно скорее представить Верховному победную реляцию, а не смог. И он знал: за потери людей и техники Ставка с него не спросит, а вот за провал наступления, невыполнение ее Директивы — придется отвечать…

Заглянем ненадолго в 35-ю танковую бригаду. За первые десять дней боев бригада потеряла шестнадцать танков. Английские танки «Матильда» — не в счет. Понимая сложность применения танков в бездорожье, командир бригады подполковник Бурлыга доложил комдиву собственное мнение. Он сказал так: «Танк — не скотина. Понуканием машину не заставишь двигаться по болотистой местности». Вроде бы комдив согласился с разумным доводом, но на следующий день внезапно все переменилось. Станислав Гилярович потребовал от командира бригады самый лучший танк с самым опытным водителем. Вслед за ведущей машиной, где он сам займет место, приказал пустить в «дело» еще три.

Примерно через семь-восемь месяцев после боев под Бельково мне довелось встретиться с подполковником Сковородкиным, в то время он уже командовал 653-м полком. Я напомнил ему бельковскую эпопею, в частности эпизод со спасением комдива. Более мягкого и уравновешенного человека — не найти. Он, тяжело вздохнув, ответил: «Всего точно не помню, но ребят мы потеряли много. Немцы, всю ночь пуская осветительные ракеты, обложили нас со всех сторон минометным огнем. Двенадцать часов продолжался бой. Повезло Станиславу Гиляровичу. Отделался легким ранением, но приобрел славу, а вскоре и генеральские погоны».

Немцы, как покалеченные звери, зализывая раны, частично похоронив погибших, забрав раненых, оставили деревни и перешли на новую линию обороны. Что же собой тогда представлял противник? По показаниям пленных, опорный пункт защищал 481-й пехотный полк 256-й пехотной дивизии, которой командовал генерал-майор Донгаэр. В помощь полку был переброшен под Бельково запасной стрелковый батальон, в основном из новобранцев. Впервые его ввели в тяжелый бой 30 июля. Немецкая оборона насчитывала примерно 1200 солдат и офицеров, вооруженных минометами, пулеметами и автоматами. Их поддерживали авиация и артиллерия.

…И вдруг — тишина. Обрушилась она неожиданно на людей. Привыкнуть к ней трудно, будто никто не мог представить себе, что она когда-либо может наступить. Как понять, что ты выжил, вспомнить, что ты — человек! Когда это, наконец, произошло, то захотелось избавиться от вшей, помыться в бане, ощутить запах мыла, надеть чистое белье, постричься, получить новые сапоги, брюки, гимнастерку. Старые брюки и гимнастерки настолько износились и дурно пахли, что их носить больше было никак нельзя. Наконец выбросить грязные, вонючие, слипшиеся портянки. «Черт возьми, неужели такое возможно?» — спрашивали солдаты.

Начальство сделало все возможное, чтобы удовлетворить солдатские желания. Сколько их осталось — героев? Даже в последнем бою, 12 августа, 24 солдата погибли и 97 были ранены. Оставшихся в живых — а кого-то и посмертно — наградили. По этому поводу сказали приличные слова, дали поспать не под дождем, а в палатках, помыли, накормили, одели во все новое и отправили на переформирование. И все же, какие бы трудности ни преподносила жизнь, она прекрасна!

В заключение я посчитал целесообразным поместить письмо Николая Григорьевича Волкова, бывшего жителя Ржева, в газету «Ржевские вести». По своему содержанию, направленности и пафосу оно дополняет мои суждения о том, как не надо воевать! Посудите сами! Письмо приводится с небольшими сокращениями:

«Ко Дню Победы (6 мая 1999 года) в редакцию газеты «Ржевские вести» пришло письмо из Одесской области от бывшего ржевитянина, уроженца деревни Муравьеве Волкова Николая Григорьевича, в котором он обращается к авторам книги «На Ржевском рубеже» И.З.Ладыгину и Н.И.Смирнову:

Уважаемые Игорь Зиновьевич и Николай Иванович, здравствуйте! Летом прошлого года был в отпуске у брата в деревне Муравьево, что подо Ржевом. Он дал мне книгу, написанную Вами о дорогом моему сердцу городе Ржеве, о Ржевской битве. Спасибо Вам за вашу прекрасную книгу, за память о тех, кто отдал жизни за наш город, за землю нашу, за нас всех.

В ту пору мне было 10 лет, и я помню многое из того, что происходило в деревне с момента ее оккупации немцами, возможно, и с определенной долей детской фантазии. На родине я не живу с 1943 года, так как оказался в детском доме.

Читаешь книги о Великой Отечественной войне, знакомишься с ее документами, которые скрывались от нас долгое время, и думаешь: когда же научимся любить и беречь нашего солдата? Заботиться о нем так, как это делали великие полководцы Суворов и Кутузов. Некоторые военные историки приводят соотношение погибших во многих сражениях 10:1 не в нашу пользу. Что может красноречивей подтверждать то, что гнали солдата на неоправданную и верную гибель. А потом писали статьи о его подвиге и геройстве. Сколько лжи и неправды написано по этому поводу, сколько устроено показухи. И прав писатель Астафьев, сказавший, что мы залили своей кровью, завалили врагов своими трупами, потому что воевать не умели, воевали числом, не жалея солдата. И вы совершенно правы, когда пишете о том, что подо Ржевом часто были не бои, а бессмысленное избиение, уничтожение наших бойцов, и приводите яркие примеры. Почему Лелюшенко, командующий 30-й армией, посвятил 23 строчки боям подо Ржевом, ответить нетрудно. Он виноват сам во многом, но боялся за свою судьбу, боялся признаться, как и многие другие военачальники. Из разговоров ветеранов, воевавших под его началом, неоднократно слышал, что был он груб и равнодушен к судьбе солдата.[19]

Читая в вашей книге «На Ржевском рубеже» статью «Через огненный коридор», задаешь вопрос, как же С.Г.Поплавский, оставив более трех тысяч воинов своей 185-й стрелковой дивизии убитыми возле деревни Толстиково, за которую велся бой, словом не обмолвился об этом в своих скупых воспоминаниях, будто бы и не было ничего. Думается, что эти напрасные жертвы на его совести, потому и не пишет об этом.[20]

Операция явно была не подготовлена. Вы же пишете, что наступление частей армии проводилось чаще всего без поддержки танков, самолетов, артиллерии в неимоверно трудных условиях: глубокий снег, мороз до 30 градусов, невозможность обогреться и высушить обмундирование. Подвоз боеприпасов, продовольствия и медикаментов со складов, находившихся в десятках километров севернее, не обеспечивал нужд армии и т. д. Сказано справедливо. Это явилось одной из причин неудачи при попытке взять Ржев 17–20 января 1942 года. Как же могли освободить город, превращенный немцами в неприступную крепость с большим количеством войск и техники, измотанные в боях голодные солдаты, вооруженные винтовкой, сухарем и красным знаменем? Это же явное преступление! Ведь целый год потом пришлось стоять у стен города и продолжать устилать ржевскую землю трупами наших солдат. Да разве мало подобных преступлений перед простым солдатом допущено недальновидными, бездарными военачальниками! Ведь война есть война, она все спишет. Главное в ней — результат, а победителей не судят.