Александр Якубовский - Тамерлан — покоритель Азии Страница 17

«Хотя Мауляна Фазл-Аллах Тебризи, один из искусных врачей, повсюду сопровождавший Тимура, употреблял все силы для лечения и давал ему наилучшие лекарства, боль со дня на день усиливалась и появлялись новые болезни подобно тому, как будто бы исцеление одной болезни увеличивало другую». Затем в стихах говорится о бессилии врачей и лекарств против смерти, определенной судьбой.

«Так как ум Тимура с начала до конца оставался здоровым, то Тимур, несмотря на сильные боли, не переставал справляться о состоянии и положении войска. Когда вследствие своей проникновенности он понял, что болезнь была сильнее лекарств, он мужественно приготовился к смерти, приказал явиться к нему женам и собственным эмирам и с чудесной предусмотрительностью сделал завещание и изложил свою волю в следующих словах: “Я знаю наверное, что птица души улетит из клетки тела и что мое убежище находится у трона Бога, подающего и отнимающего жизнь, когда Он хочет, милости и милосердию которого я вас вручаю. Необходимо, чтобы вы не испускали ни криков, ни стонов о моей смерти, так как они ни к чему не послужат в этом случае. Кто когда-либо прогнал смерть криками? Вместо того чтобы разрывать ваши одежды и бегать подобно сумасшедшим, просите лучше Бога, чтобы Он оказал мне свое милосердие, произнесите и прочтите фатиху[40], чтобы порадовать мою душу. Бог оказал мне милость, дав возможность установить столь хорошие законы, что теперь во всех государствах Ирана и Турана никто не смеет сделать что-либо дурное своему ближнему, знатные не смеют притеснять бедных, все это дает мне надежду, что Бог простит мне мои грехи, хотя их и много; я имею то утешение, что во время моего царствования я не позволял сильному обижать слабого, по крайней мере мне об этом не сообщали. Хотя я знаю, что мир не постоянен и, не будучи мне верен, он не станет к вам относиться лучше, тем не менее я вам не советую его покидать, потому что это внесло бы беспорядки среди людей, прекратило бы безопасность на дорогах, а следовательно, и покой народов, и наверное в день Страшного суда потребуют ответа у тех, кто в этом будет виновен.

Теперь я требую, чтобы мой внук Пир-Мухаммед Джехангир был моим наследником и преемником; он должен удерживать трон Самарканда под своей суверенной и независимой властью, чтобы он заботился о гражданских и военных делах, а вы должны повиноваться ему и служить, жертвовать вашими жизнями для поддержания его власти, чтобы мир не пришел в беспорядок и чтобы мои труды стольких лет не пропали даром; если вы будете делать это единодушно, то никто не посмеет воспрепятствовать этому и помешать исполнению моей последней воли”.

После этих советов он приказал явиться всем эмирам и вельможам и заставил их поклясться великою клятвой, что они исполнят его завещание и не допустят, чтобы было оказано этому какое-либо сопротивление; затем он приказал отсутствующим эмирам и военачальникам принести те же клятвы.

Эмиры, услышав эту речь, пришли в волнение и отчаяние, заплакали и бросились с заплаканными лицами на землю, а эмир Шейх Нураддин и эмир Шах-Мелик, проникнутые скорбью и отчаянием, сказали Тимуру следующие слова: “С большим удовольствием мы пожертвовали бы своей жизнью, чтобы купить один день жизни Его Величества Сахиб-кирана[41]; если бы наша смерть могла быть полезна, то наша жизнь ничего бы не стоила, но невозможно изменить решения судьбы. Хотя мы, ваши рабы, лишенные вашего присутствия, не будем иметь ни радости, ни удовольствия, но мы можем уверить Ваше Величество, что пока мы живы, мы не перестанем повиноваться вашим приказаниям, с опасностью жизни. Пусть раб никогда не будет иметь успеха ни в чем, противном воле своего благодетеля. Мы всегда будем идти теми же путями повиновения после его смерти, которыми мы шли при его жизни''. Они говорили таким образом, а их слезы лились в изобилии, их душа не имела больше покоя, а их тело — силы. Затем они сказали, что, если он позволит, они напишут Мирзе Халил-Султану и эмирам, чтобы они из Ташкента прибыли ко двору, увидели еще раз Его Величество и услышали из его уст его последнюю волю. “Так как — говорили они — хотя мы им объявим завещание со всей возможной точностью, это не будет иметь такой силы, как если они услышат его сами”. Но Тимур ответил, что час его близок и что отсутствующие не смогут приехать вовремя и что нужно положиться на свидание в день Страшного суда. “И вы сами, — добавил он, — сможете видеться со мной только теперь. У меня, слава Богу, не остается ни одного желания, кроме желания видеть моего внука Шахруха; я хотел бы его видеть еще раз, но это невозможно. Бог не захотел этого”. Жена и близкие царевичи, которые собрались там и наблюдали положение больного, услышав эти слова, потеряли терпение, пришли в ужас и принялись плакать, а Тимур, повернувшись к царевичам, своим детям, сказал им свое последнее слово: “Вспоминайте все, что я вам советовал относительно покоя народов, осведомляйтесь всегда о положении подданных, будьте тверды и мужественны, держите в руках свою саблю с достоинством, чтобы вы пользовались подобно мне долгим царствованием и большим государством; я очистил земли Ирана и Турана от врагов и возмутителей общественного порядка, я сделал их цветущими справедливостью и благодеяниями, если вы исполните мое завещание и возьмете за правило ваших поступков справедливость и милость, царство и корона останутся в ваших руках на долгие годы, но, если раздор утвердится среди вас, успех будет дурным, враги вызовут войны и возмущения, которые будет трудно потушить”». Затем в стихах выражается та же мысль, которая заканчивается словами, что если они будут поступать вопреки его приказаниям, то «поверхность земли наполнится преступлением и гибель найдет путь к государству и вере».

«После этой речи боль усилилась и поднялась сильная икота; хотя было много мулл и чтецов за дверью комнаты, которые читали Коран с одного конца до другого, Тимур пожелал, чтобы ввели Мауляну Хибет-уллаха, сына Мауляны Убейда, которому он приказал читать беспрерывно Божье слово у изголовья своей постели и повторять часто символ веры о единстве Божьем. Когда наступила ночь и мир из-за отсутствия царя семи климатов вселенной набросил на себя одежду мрака и ткань печали, между намазами, Тимур произнес несколько раз слова “нет Бога, кроме Бога” согласно с обещанием Мухаммеда, который говорит, что тот, кто произнесет эти слова последними, войдет в рай, и затем передал свою душу Богу. Поистине мы принадлежим Богу, и к Богу мы возвратимся». После этих слов в стихах следует краткое восхваление Тимура.

«Это печальное событие произошло в ночь среды 17 шаабана 807 года (18 февраля 1405 года), который соответствует 14 числу месяца Исфендармуза 326 года эры Джелаль-ад-дина, когда солнце находилось в шестом градусе созвездия Рыб».

Заканчивается глава сообщением, что Тимуру во время смерти был 71 год, из которых он царствовал 36 лет, каковое число совпадает с числом его сыновей и внуков.

Вот всё, что сообщает Шереф ад-дин Али Иезди о смерти Тимура. Прежде чем перейти к изложению некоторых подробностей, сообщаемых другими авторами, следует отметить, что дата смерти Тимура, сообщаемая у Иезди, указывается помимо находящегося в прямой зависимости от него Абд ар-Реззака Самарканди, также у Ибн Арабшаха, совершенно от него независимого. Но эта дата не совпадает с надписью на могиле Тимура в Самарканде, где написано, что Тимур умер не 17 шаабана (18 февраля), а 14 шаабана (15 февраля). Из историков, насколько известно, только анонимный автор Лондонской рукописи приводил ту же дату, как и надпись, то есть 14 шаабана.

У Хафиз-и Абру в краткой редакции исторического труда просто говорится, что Тимур умер в половине месяца шаабана.

Перейдем теперь к известиям других историков. У Абд ар-Реззака Самарканди о смерти Тимура ничего не сообщается, чего бы не было у Шереф ад-дина; Абд ар-Реззак буквально копирует Шереф ад-дина, употребляет те же самые выражения; при этом им выброшено много подробностей, между прочим все заключительные слова Тимура.

Что касается Лондонской рукописи, то, вообще весьма кратко описывающая события, она и смерти Тимура посвящает весьма мало места.

Все три упомянутых исторических сочинения ни слова не говорят о форме болезни Тимура и о причинах заболевания. Из дошедшего до нас сочинения посланника короля Кастилии Рюи Гонзалеса де Клавихо мы знаем, что Тимур, перед отправлением в поход на Китай, выглядел очень старым; при приеме посланников он сказал им, «чтобы они подвинулись ближе для того, чтобы рассмотреть их хорошенько, потому что он не хорошо видел и был уже так стар, что почти не мог поднять веки». Сопоставив преклонный возраст Тимура с этим сообщением, можно понять, что достаточно было ничтожной причины для того, чтобы вызвать его смерть. Об этой причине мы имеем согласное мнение двух независимых друг от друга историков: Хафиз-и Абру и Ибн Арабшаха; оба они говорят, что болезнь и смерть были вызваны неумеренным употреблением вина. Но помимо этого весьма важного сообщения и тот и другой дают другие интересные подробности, которые следует здесь привести для заключения сообщения.