Алексей Бычков - Московия. Легенды и мифы. Новый взгляд на историю государства Страница 17

Перед началом войны Чингиз-хан всегда обстоятельно узнавал о свойствах местности, количестве жителей, составе войск, величине имеющихся продовольственных припасов и о внутреннем состоянии тех стран, на которые собирался напасть; он заводил в них тайные связи и склонял путем подкупа недовольных вступать на свою службу; необходимые же ему сведения он собирал посредством посольств, торговых сношений и лазутчиков.

Война решалась на курултае, или торжественном собрании всех важнейших лиц государства; здесь определялся как состав войск, нужных для похода, так и места их сбора, пути следования и прочее. Затем все распоряжения быстро передавались по стране посредством почты, устроенной Чингиз-ханом во всех значительных местах своих владений.

Когда все было готово к походу, Чингиз-хан предлагал государю неприятельской страны — коротко, но ясно и грозно — либо покориться ему безусловно, либо лишиться всего без исключения. В первом случае покорившийся был обязан дать заложников, допустить исчисление своего народа, принять монгольских правителей и давать десятую часть с произведений земли, десятую голову со скота каждого наименования и десятого отрока и девицу со своего населения. Если же согласия на покорение не изъявлялось, то Чингиз-хан немедленно открывал войну вторжением в неприятельский край с нескольких сторон сразу, чем приводил противника в недоумение, где ему следует встретиться с главными силами монголов, тем более что легкие татарские отряды шли далеко впереди своих главных сил и, широко расходясь по стране, составляли как бы завесу для своих войск, двигавшихся позади.

Широкие реки нимало не останавливали монголов; они переплывали их, держась за хвосты лошадей и привязав себе вокруг тела оружие и кожаные мешки, наполненные воздухом.

Поход свой Чингиз-хан начинал обычно осенью, когда лошади и верблюды его после летней пастьбы были в хорошем теле.

Опустошение неприятельской страны и истребление ее жителей, носивших оружие, составляло одно из главных военных правил Чингиз-хана; в захваченных же городах, как мы уже говорили, умерщвлялись поголовно все, кроме лиц, необходимых для службы самим же татарам; кроме того, Чингиз-хан щадил и духовенство, рассчитывая этим иметь его на своей стороне для влияния на оставшееся в живых население; все же знатные пленники, так называемые лучшие люди, избивались обычно без малейшей пощады. Вообще о пощаде Чингиз-хан выражался, что она имеет только одно неизменное следствие: вызывать сожаление о том, что была оказана.

Таково было военное устройство и военное дело у монголов, обязанных этим исключительно одному только человеку — Чингиз-хану.

Правда, сами монголы как нельзя более соответствовали всем порядкам, заведенным у них Чингиз-ханом, и не было ни одного народа в мире, который отличался бы таким послушанием и уважением к начальникам своим, как татары, говорили все видевшие их современники. Воздержание и терпение их были чрезвычайны; случится день-два не поесть — ничего; поют и играют, как будто сытно пообедали; легко переносили они также холод и жар. Кроме того, будучи от природы крайне нечистоплотными, они легко же мирились и со всей обстановкой войны, порой весьма неприглядной. Татары были ласковы и приветливы друг к другу, но зато необычайно свирепы, гневливы, лживы и коварны по отношению к другим; все они были, конечно, врожденные убийцы. Татарские женщины и девушки пользовались уважением и влиянием; на них лежали все хозяйственные заботы, но вместе с тем все они отлично ездили верхом и носили лук и стрелы; при этом многие из них отличались большим сквернословием. Жен татарин мог иметь столько, сколько был в состоянии прокормить, причем женились, не разбирая родства, не беря за себя только собственную мать, дочь и сестру от родной матери. Жили татары в круглых юртах, сделанных из хвороста и тонких жердей и покрытых войлоком; юрты эти обыкновенно легко разбирались для похода или же возились на телегах как есть. Юрты были всегда открыты и не запирались, так как между своими татары не воровали.

Татары признавали существование единого бога, но ему не молились, а приносили жертвы идолам, помещаемым против входа в юрту; обожали солнце, луну и звезды, верили в заклинания и были вообще очень суеверны; но к религиям покоренных ими народов относились безразлично.

Таковы были подданные Чингиз-хану монголы.

Они стали быстро доставлять ему ряд блестящих побед; скоро он покорил Китай, взял и разгромил столицу его Пекин и, заключив с китайским императором мир в 1211 году, двинулся на запад против могущественной магометанской державы Хорез-мийской, объединявшей собой владения хивинские, бухарские и большую часть персидских.

Здесь, в густонаселенной и высокообразованной стране, покрытой обширнейшими цветущими городами, произошел ряд кровопролитных сражений, сопровождавшихся столь губительным опустошением, что страна эта уже никогда впоследствии не могла достигнуть своего былого цветущего состояния.

Чингиз-хан, по обыкновению, двинулся на Хорезм с огромными полчищами своих татар. Когда он подошел к городу Самарканду, в котором находилось одних войск до 100 тысяч человек, то жители хотели соорудить вокруг него новые рвы; но их повелитель храбрый султан хорезмийский послал им сказать, чтобы они избавили себя от напрасного труда, так как монголов столько, что они одними своими кнутами наполнят все рвы.

Скоро Самарканд, Хива, Термез, Балх обратились в груды трупов и развалин, а города эти были по своим размерам таковы, что в одном только Балхе было 200 бань для странников и 1200 мечетей.

Через три года Хорезм был окончательно покорен и опустошен от реки Инда до берегов Каспийского и Аральского морей. Все это было совершено полководцами Чингиз-хана; сам же он оставался большей частью в Самарканде и устраивал в его окрестностях замечательные охоты. Целые народы были собираемы для того, чтобы сгонять сотни тысяч диких зверей, которых убивал и пожирал Чингиз-хан со своими придворными. Наряду с этим он усердно знакомился с бытом покоренных им народов и часто беседовал с их учеными и мудрецами.

Покорив Хорезм, Чингиз-хан собрал большой курултай, на котором показался во всем блеске своей славы. Торжество происходило на громадной равнине, и хотя местно£ть имела 49 верст в окружности, но едва могла вместить одни только шатры всех прибывших князей.

Во время описанных охот и торжеств Чингиз-хан не переставал деятельно готовиться и к дальнейшим своим походам.

Еще в 1220 году, осаждая Самарканд, он послал своих полководцев Чжебе и Субутая с 30 тысячами конницы захватить бежавшего хорезмийского султана Магомета, который после многих бедствий и скитаний укрылся на одном из островов Каспийского моря и умер в такой крайности, что не во что было завернуть его тело; при этом перед самой смертью он имел горе узнать, что семья его взята татарами, все сыновья убиты, а дочери отданы победителям.

Преследуя несчастного Магомета, Чжебе и Субутай, обогнув с юга Каспийское море и не отыскав его, двинулись через Персию в Грузию, разоряя все по пути. Храбрые грузины, следуя заветам своей великой царицы Тамары, смело встретили врага, но были наголову разбиты под Тифлисом; затем они вышли еще раз против татар и были еще раз разбиты; после этого татары, взяв Дербент, стали переходить через Кавказский хребет для дальнейшего своего движения к северу. Это было в 1223 году.

Здесь татары были встречены местными ясскими и другими воинственными горскими племенами, пригласившими себе в союзники половцев. Положение татар, окруженных со всех сторон неприятелем в неприступных горах, стало отчаянным. Но им пришла на выручку обычная бесчестность половцев. Они жадно склонились на дары, предложенные им татарами, и вероломно покинули своих союзников, после чего татары разбили последних, а затем двинулись вслед за половцами, расходившимися без всяких предосторожностей по своим кочевьям, и наголову разгромили и их.

Тогда половцы, в ужасе уходя от шедших за ними следом татар, кинулись за помощью к русским.

И вот к Мстиславу Удалому, сидевшему в это время в Галиче, неожиданно прибежал тесть, половецкий хан Котян, и стал усиленно просить о помощи против татар, о которых никто ничего не знал на Руси.

Мстислав Удалой, конечно, согласился, и скоро по его приглашению в Киеве состоялся большой княжеский съезд для решения вопроса об общем походе против нового неслыханного врага. Половцы усиленно задаривали князей конями, верблюдами, буйволами и невольницами; они говорили: «Если не поможете нам, то сегодня мы будем иссечены, а завтра вы».

На съезд собрались трое старших князей: Мстислав Романович Киевский, Мстислав Мстиславович Галицкий, бывший душой съезда, и Мстислав Святославович Черниговский, а также много младших князей; в числе последних были Мстислав Ярославович Пересопницкий, по прозванию Немой, Всеволод Мстиславович — сын киевского князя, Михаил — сын покойного князя Всеволода Чермного и Даниил Романович Волынский; брата же его Василька, за молодостью лет, не было. Не было также и великого князя Юрия Всеволодовича Суздальского; но на решение съезда он прислал свое согласие.