Василий Потто - Кавказская война. Том 3. Персидская война 1826-1828 гг. Страница 17

Так прошло немало времени с тех пор, как персидские полчища обложили Шушу. Впечатление, вызванное внезапностью вторжения, притупилось, и фанатизм в умах самых непримиримых татар стал уступать место холодному рассуждению. Невозможно было не видеть, что богатый Тифлис с его караван-сараями, вопреки обещаниям Шах-Заде, не так-то легко мог быть взят. Да о Тифлисе мало кто уже и думал. Ожидали, что в то время, как наследный принц бесполезно стоит перед Шушой, Ермолов соберет войска,– и роли могут перемениться. В самом персидском лагере поднимался ропот и стал доходить до Аббаса-Мирзы. Тогда, чтобы покончить с Шушой разом, он решился на крайнюю меру – штурм ее. Но те же Сафар и Ростом Тархановы, имевшие в персидском стане своих приверженцев, предупредили Реута, что приступ поведется со стороны Елизаветполя, и тем дали ему возможность принять соответствующие меры.

В одну мрачную ночь часовой услыхал с вала шум взбиравшейся на горы персидской пехоты и дал залп дежурному офицеру. Войска, стоявшие наготове, тотчас заняли свои места. Майор Клюгенау, распоряжавшийся обороной этого фаса, строго приказал не открывать огня прежде сигнала.

Осторожно подвигались вперед персияне, таща за собой огромные лестницы и туры для закидывания рва. Но когда они приблизились на ружейный выстрел, вдруг вся окрестность мгновенно осветилась зажженными русскими подсветами, и убийственная картечь начала осыпать штурмующих. Персияне бросились назад, покинув и туры, и лестницы, которые наутро были подобраны солдатами.

Неудача заставила Аббаса-Мирзу перейти снова к переговорам. На этот раз свидание назначалось уже не в Шуше, а в персидском стане. В крепости бросили жребий, кому ехать, и он пал на майора Клюгенау.

В полной парадной форме, верхом на коне, спустился Клюгенау к дожидавшемуся его внизу персидскому конвою. В неприятельском лагере его встретили с почестями; войска при проезде его становились в ружье, музыка играла. У ставки наследного принца уже собраны были знатнейшие персидские сановники и ханы; отряд телохранителей, оберегавший вход, отдал честь, и Клюгенау заметил, что это были молодые люди знатнейших фамилий и на подбор красавцы. По сторонам палатки стоял лес распущенных знамен, принадлежавших полкам регулярной пехоты и возле них толпилось множество офицеров шахской гвардии. Все с любопытством смотрели на Клюгенау, который сойдя с коня, терпеливо ожидал представления принцу.

Через несколько минут шелковый занавес шатра раздвинулся, и Клюгенау лицом к лицу очутился с наследником персидского царства.

После обычных обоюдных приветствий, Аббас-Мирза сказал Клюгенау: “Я уже потерял всякое терпение и не могу быть более снисходительным к вам и к жителям города. Мои войска неотступно требуют нового штурма, но я не хочу кровопролития. Я все ждал, полагая, что вы образумитесь. Теперь не в моей уже воле сдерживать стремление моих храбрых войск. Я и так потерял слишком много времени через свою снисходительность”.

Клюгенау молчал.

“Неужели вы думаете,– продолжал Аббас-Мирза,– что я пришел сюда с войсками только для одной Шуши? У меня еще много дел впереди, л я предваряю вас, что соглашусь на заключение мира только на берегах Москвы”.

Заметив улыбку, невольно промелькнувшую на лице Клюгенау, он с живостью добавил:

“Клянусь вам честью, что вы не получите помощи. Вы, верно, не знаете, что ваш государь ведет междоусобную войну со своим старшим братом и, следовательно, ему не до Кавказа. Что же касается Ермолова, то его давно уже нет в Тифлисе”.

Клюгенау ответил, что он не имеет полномочий вести переговоры о сдаче крепости, но что если его высочеству угодно обладать Шушой, то он может обратиться за этим к генералу Ермолову, который, конечно, предпишет оставить крепость, ежели только удержание Карабага не входит в его соображения.

“В Тифлис мне посылать незачем,– ответил Аббас-Мирза,– я уже сказал вам, что город покинут русскими”.

На этом переговоры и кончились. Клюгенау воротился в крепость.

Опять началась усиленная канонада, и опять гарнизон, исправляя повреждения в стенах, должен был бодрствовать по ночам в ожидании приступа. Так прошла еще целая неделя. Наконец персияне, выбрав темную ночь, кинулись на приступ, но, встреченные батальным огнем, отхлынули назад, завалив всю гору своими телами.

Два отбитые штурма не поправили, однако же, положения гарнизона. Не было никаких известий о том, в каком положении находятся дела в Закавказском крае и можно ли ожидать выручки. Несколько лазутчиков, посланных Реутом, или возвращались назад с полпути ни с чем, или не возвращались вовсе. Для осажденных настали минуты сомнений и колебаний. Жители, потеряв надежду на скорую помощь, роптали; были даже попытки вступить в тайные сношения с персиянами, и один молодой татарин хотел отворить им ворота. Правда, его поймали сами армяне и, не дав знать коменданту, распорядились своим судом, сбросив изменника в пропасть саженей сто глубиной; но гарнизону пришлось усилить бдительность. Чтобы успокоить осажденных, полковник Реут прибегнул к невинной военной хитрости. В темную ночь секретно был спущен в одну из амбразур башен переодетый армянин, который, обойдя вдоль стены до другой башни, назвался лазутчиком из Грузии и просил впустить его. Караул немедленно известил коменданта, и армянин был приведен к Реуту. Он вручил ему депеши, присланные будто бы от главнокомандующего, которые и были прочтены в присутствии всего военного совета. Содержание бумаг было весьма утешительно, а переодевание армянина исполнено с таким успехом, что в лице подателя никто не заподозрил знакомого человека. Приятная новость мгновенно облетела крепость,– и надежда скорой помощи подняла дух жителей и усугубила ревность храбрых защитников.

К счастью, Аббас-Мирза не сумел воспользоваться моментом колебаний в крепости, все еще не теряя надежды на успех переговоров, и в третий раз просил выслать к нему парламентера.

Отправился опять Клюгенау.

– Ну что, одумался ли наконец ваш полковник; кажется, уже пора! – сказал Аббас-Мирза.

– Я должен вам сказать прямо,– ответил Клюгенау,– что мы оставим Шушу только тогда, когда получим приказание Ермолова.

– Хорошо; я согласен,– живо ответил Аббас-Мирза.– Пошлите в Тифлис своего офицера, а до получения ответа пусть будет перемирие.

Составлены были условия. Но Аббас-Мирза, соглашаясь на то, чтобы шушинский гарнизон, в случае оставления им Карабага, вышел из крепости со всеми почестями, оружием и казенным имуществом как исполняющий только волю своего главнокомандующего, в то же время упорно отказывался пропустить с ним две шестифунтовые пушки. Он требовал безусловно уступки их персиянам, сказав, что такова его последняя воля.

– В таком случае, переговоры не могут продолжаться,– ответил Клюгенау и взялся за шляпу.

Присутствовавшие ханы стали его уговаривать исполнить желание наследного принца.

– Да вы скажите принцу,– возразил Клюгенау,– что располагая идти к Москве, он возьмет их там целую сотню; так стоит ли из-за таких пустяков теперь терять драгоценное время!

Этот аргумент победил настойчивость принца. Перемирие было заключено на девять дней. Аббас-Мирза послал в крепость в заложники двух знатных по своему происхождения ханов, а полковник Реут прислал в персидский лагерь майора Челаева. Клюгенау между тем отправился в Тифлис, чтобы лично доложить Ермолову о положении дел в Карабаге.

Вот что ответил Ермолов Реуту:

“Я в Грузии. У нас есть войска и еще придут новые. Отвечаете головой, если осмелитесь сдать крепость. Защищайтесь до последнего. Употребите в пищу весь скот, всех лошадей, но чтобы не было подлой мысли о сдаче крепости”.

“Защита Шуши,– писал Ермолов в другом письме к Реуту,– одна может сделать вам честь и поправить ошибки (оставление Чинахчи без боя и гибель Назимки). Извольте держаться и не принимать никаких предложений, ибо подлецы вас обманывают. Зачем прислали Клюки, который вам нужен? Он лучший ваш помощник. Защищайтесь. Соберите весь хлеб от беков,– пусть с голоду умрут изменники. Великодушно обращайтесь с армянами, ибо они хорошо служат”.

Обе записки доставлены были в крепость лазутчиками, и персияне о них ничего не знали. Между тем условленные девять дней прошли, официального ответа от Ермолова не было, а гарнизон сдаться опять отказался. Раздраженный этой новой неудачей, Аббас-Мирза вероломно задержал у себя Челяева и отослал его в Тавриз, где тот и находился в плену до самого заключения мира. Для крепости снова началось томительное и тяжкое время блокады и бомбардирования. Впоследствии оказалось, что неприятель вел два подкопа под стены крепости. Из них один, впрочем, был брошен по неудобству грунта, но другой успешно подвигался вперед, и при помощи его Аббас-Мирза рассчитывал теперь сломить упорное сопротивление гарнизона. Но защитники Шуши, одушевленные доблестным примером начальников, готовы были лучше умереть под развалинами крепости, чем уронить честь русского оружия какой бы то ни было почетной капитуляцией. Терпеливо сносили они все недостатки, бессменно сторожили крепость и с мужеством противостояли громадным персидским толпам. Когда запасы истощились, полковник Реут сам обходил солдат и старался ободрить их надеждой на скорую помощь.