Анна Антоновская - Базалетский бой (Великий Моурави - 5) Страница 17

В нем негодовала Русудан: "Как осмелился ты, Зураб, принудить мать покинуть безопасный Ксанский замок и переселиться на зыбкую ладью? Разве у любимой внучки Маро не сидела за скатертью княгиня Нато на главном месте? Или не ей снимали лучшие куски с шампура? Или не стелили ей атласные одеяла? Или давали ей скучать? Но если в Ксани надоело, почему, как обещала, не отбыла к Мухран-батони? Или вторая внучка, Хварамзе, прогневила ее? Не слала гонца за гонцом с просьбой пожаловать в замок? Потом, на что ей престарелая сова, которая всю жизнь приносила дому доблестного Нугзара Эристави только неприятности? Сейчас время беспокойное. Георгий готовится к большой войне не только с персами. Он решил очистить Картли от предателей. Турецкие орты янычар прибудут без пашей, беков и торбашей, всецело во власть Георгия Саакадзе. Во главе станут "барсы" и преданные азнауры. Значит, народ не пострадает. Конечно, султан недаром подобрел. Но такое не пугает, ибо Георгий не собирается щадить изменников. В тревожное время женщинам следует находиться под крепкой защитой. Пусть дорогая мать найдет предлог избавиться от ненужных гостей. Пусть скажет: "Хварамзе, да живет она вечно, заболела". Об этом очень просит и Георгий..."

Злобная гримаса исказила лицо Зураба. Он скомкал вощеную бумагу, потом поднес к свече, сжег, сдунул пепел за окно и проводил взглядом черные бабочки. Тщательно пересмотрев подарки, он отложил оранжево-розовую парчу: "Немолодая, потом без мужа, незачем такой одеждой украшаться! Парча больше пойдет моей возлюбленной. Да, моей! Если даже каджи преградит дорогу колдовским топором... Но придется заслужить счастье, к которому так рвусь я, преданный ей Зураб. С победой следует торопиться! А если сатана спросит: "С какой победой?" Я закричу! "С моей!" О нечистый, ты слишком любопытен! Напрасно Моурав-бек стремится захватить Ананури, тщетно надеется уничтожить князя Зураба и властвовать, как властвовал. Нет, несравнимо сильнее! Видно, решил кончить игру в сказочного глупца и на самом деле захватить трон Багратиони! Не бывать такому! Нет, великий Моурави, не бывать! Я лучше придумал! - Зураб ухмыльнулся. - Друг Шадиман будет мною доволен. Надеюсь, и царь царей Симон Второй тоже. Андукапар наконец перестанет рычать. Как перепугались они турок! Даже храбрый Хосро побледнел. А Иса-хан?! Только "змеиный" князь не замедлил уверить, что турки больше повредят Саакадзе, чем ему, Шадиману".

Еще долго бушевал в ночной тиши Зураб, обуреваемый жаждой власти и мести. Но вот преданный мсахури напомнил о его повелении двум арагвинцам, прибывшим от Саакадзе, завтра с рассветом выехать в Ананури. На рассвете, добавил мсахури, он сам с пятьюдесятью арагвинцами уходит в Кахети.

- Хорошо. Не забудь повторить гонцам, чтобы Миха и его десять разведчиков без промедления прибыли сюда. И чтобы княгиня Нато каждый день со скоростным гонцом о здоровье извещала. Хурджини зашей, а первое послание, как наказано, в руки отдашь. - Зураб отложил парчу. - Спрячь в сундук, пока я о ней не вспомню. Пусть Миха такое повеление мое передаст старшему Каршенидзе: если княгиня забудет послать гонца, сам пусть посылает.

Уже ночь, как путник, нашедший золотые монеты, торопливо собирала звезды в невидимый кисет, отчего быстро светлело небо. Так почудилось Зурабу; он зевнул, растянулся на медвежьей шкуре, положил около себя меч и прикрыл глаза.

Мсахури, старательно осмотрев покои, примыкавшие к опочивальне, позвал слугу, который опустился у порога. Старший дружинник сменил у всех дверей стражу. "Не у друзей гостим", - постоянно повторял он арагвинцам и приказывал не прикрывать век, как бы глаза ни устали вглядываться в темноту.

Это не было хмурое утро, хотя и на солнечное оно не походило. Утро как утро, но Шадиман проснулся в самом радужном настроении. Хвала его серебряному терпению! Вот и ханы двинулись из замкнутого круга. Спасибо туркам - помогли. Какой непростительный промах Саакадзе в игре в "сто забот"!

Обыкновенное было утро, но почему-то Шадиман заметался по опочивальне и тут же почти упал на мутаки. Он ждал, когда влетевший, как стрела, чубукчи обретет дар речи. Но чубукчи замер с выпученными глазами и открытым ртом, тщетно пытаясь разомкнуть челюсти.

Наконец Шадиману надоело созерцать истукана.

- Начнешь разговор или прикажешь шашкой выбить из твоего фаянсового горла нужную речь?

- Го...го...с...по... све...е...тлы... кня...я...я..,

- Даю тебе минуту на поимку сбежавшего голоса, - Шадиман зачем-то перевернул песочные часы: "Странный песок! На глаза рыб похож". - Молчишь? Шадиман схватился за шашку.

- Го...го...лос... ту...у...т ни...ни... при...и...чем, - выдавил чубукчи; и вдруг, словно из горла каменного аиста, вырвался фонтан если не воды, то слов. Захлебываясь, задыхаясь, давясь собственным языком, он визгливо выкрикнул: - Все, все завалено! Хода нет!

- Какого хода? Да начнешь ты разговор?! - и Шадиман хватил чубукчи по спине ножнами.

- Под...зе...ем...ны...ый... хо...о...д у Га...а...а...нджи...ин...ски...их во...о...о...рот...

Шадиман изумленно взирал на чубукчи. "Змеиный" князь и представить не мог, что подземный ход, прорытый марабдинцами и так тщательно охраняемый стражей, разрушен "барсами" Ростомом и Арчилом-"верный глаз" еще до переселения Саакадзе в замок Бенари.

Этот подземный ход имел исключительное военное значение, ибо соединял через Волчью лощину и непроходимый Телетский лес подступы к Тбилиси и Марабде. И вот рухнула надежда на спасительный выход из безнадежного положения. И, точно не в силах осознать случившееся, Шадиман воскликнул:

- Повтори, безмозглый чурбан, что завалено?!

- Под...земный ход! - вновь обретя дар речи, завопил чубукчи. - Там даже палке не пролезть! Пробовали копать. Три аршина откопали, дальше нельзя. Где стены? Где потолок? Камни, железо, балки - все в одну кучу смешалось... - Чубукчи вдруг осекся: уж не лишился ли князь ума? Глаза восторженно блестят и словно кому-то он посылает воздушный поцелуй!

"Да будет свидетелем мне резвый сатана! - мысленно воскликнул Шадиман. - Я восхищен! Неповторимый ход в игре "сто забот".

- Смешалось? - неожиданно ударил Шадиман рукой по столику, сбивая вазу с фруктами. "Странные плоды! На тюрбаны ханов похожи". - Глупый козел! Смешали балки, железо, камни ловкие саакадзевцы, а тупые шадимановцы день и ночь перед кучей... копьями сверкали.

Сам удивляясь своей прыткости, Шадиман, не соблюдая правил царского замка, ворвался к Хосро:

- Царевич! Надо менять ход. Саакадзе снял с доски всех коней! Игра пока за ним!

И Хосро, предчувствуя необычайное, также без всяких правил, опустился на тахту. Беспокойный взгляд его соскальзывал с хрустального кальяна на шахматную доску, раскрытую перед ним и полную тайн, потом на возбужденного Шадимана. Только что Гассан рассказал ему сон, будто Хосро хотел вскочить на коня белоснежной масти. Конь фыркнул и сбросил его прямо в дорожную пыль. Но с неба слетел Габриэл, держа под уздцы золотистого жеребца. "Не подвергай себя опасности, - поучительно сказал ангел. - О Хосро-мирза! Зачем тебе траурная лошадь, когда твой удел скакать на царском коне? О Хосро-мирза, выбирай дорогу, не взрыхленную шайтаном, а застеленную бархатом. О Хосро..."

- Мирза, - живо подхватил Шадиман, - нам предстоит испытание, если... если не найдем выхода.

Нельзя сказать, чтобы завязавшаяся беседа была веселой, но казалось конца ей не будет. Оба собеседника не знали, как закончить разговор и как разойтись или как остаться.

Выручил Иса-хан. Он вошел, давясь от смеха: "О, он узнает остроумие Непобедимого! Это веселые шайтаны "барсы", ибо только они способны заставить княжеских дружинников охранять котел с пилавом для жен одряхлевшего дэви. Аллах видит, хищникам сейчас незачем тревожиться: помощь турок подоспеет как раз вовремя..."

Давно Метехи не переживал такого волнения. Даже царь Симон вышел из блаженного состояния и без устали гонял в покои Шадимана молодых князей.

Два дня совещались ханы и князья. Андукапар злобствовал, грозно сдвигал брови, похожие на колючие щеточки, доказывал, предупреждал: "С Саакадзе нельзя медлить!.."

Зураб почти не говорил, напряженно обдумывал что-то: "Неужели он не всему выучился у Саакадзе?", потом ворвался в разговор, как волк в овчарню.

- Ты, князь, подобен дятлу - только долбить умеешь! А почему сам не действовал? Почему сам медлил? Знаю почему! Все мы немало лишились дружинников, а ты хоть одним пожертвовал?

Ссору никто не поддержал, но и не пресек.

Назревало что-то решительное, тревога до предела натянула тетиву.

Как-то само собой вышло, что Иса-хан, обогнав собеседников, первый пришел к самому острому выводу: он заявил, что время бесед закончилось, пусть завтра каждый советник предложит твердое решение.

Ночь не всегда должна служить усладе, иногда она способствует углублению в мудрость. Лучше всех это знал Зураб, ибо вот уже третью ночь он предается раздумью. Будто все взвешено, все предрешено. Снова раскрыта шахматная доска. Игра продолжается! Власть над горцами - меньшего он не желает!.. Большего добьется! Если выйдет задуманное, то, может быть, уже случившееся - к лучшему!