Сат-Ок - Таинственные следы Страница 17

- Мои братья впервые в индейском селении? - спросил я.

- Впервые, - ответил Антачи, - хотя охотников из разных индейских племён мы видели у отца Жана. Отец его служит в одной из факторий компании Гудзонова залива. Там индейцы обменивали у него меха на изделия белых. А в индейском селении нам ещё не приходилось бывать.

Во время нашего разговора Танто вышел из шатра и через несколько минут вернулся с Горькой Ягодой. На голове у колдуна был скальп бизона с рогами, покрашенными в красный цвет, с его плеч свешивалась мягкая оленья шкура, слегка подпалённая над огнём до светло-бронзового цвета. Из-под лохматого скальпа на белых смотрели чёрные, глубоко сидящие блестящие глаза, полуприкрытые веками. Мрачный колдун даже на нас произвёл неприятное впечатление, о белых же юношах, впервые встретившихся с Горькой Ягодой, и говорить не приходится.

Он постоял молча и неподвижно в красных отблесках огня, похожий на лесного духа или на одну из резных фигур на тёмном столбе - тотеме, и наконец заговорил на языке кенаев. Его глубокий голос, казалось, звучал тоже не поземному:

- Пусть белые юноши спокойно отдыхают среди шеванезов. Пусть ненависть никогда не войдёт в их сердца, а любовь и доброта победят зло.

Слова эти как-то не шли к грозному виду колдуна, однако сказал их он, они родились из его уст, как чистая вода из горного родника.

Он подошёл к Захану, присел около него на корточки, снял ремни, скреплявшие лубки, внимательно осмотрел сломанную руку и приказал жене Танто нагреть воду. Когда вода начала кипеть, он бросил в неё немного какой-то травы и кусочек медвежьего жира.

Я с удивлением посмотрел на колдуна: зачем бросать траву в воду? Горькая Ягода заметил мой вопросительный взгляд.

- Бледнолицые не привыкли переносить боль, - ответил он на мой немой вопрос, - а эта трава смягчает боль.

Когда вода немного остыла, Горькая Ягода приказал юноше погрузить в неё сломанную руку. Прошло время, достаточное, чтобы спеть одну песню, и колдун приказал вынуть руку: она покраснела, от неё шёл пар. Затем Горькая Ягода приготовил широкие полосы из свежего лыка и две тоненькие дощечки такие женщины применяют для коромысел, чтобы носить младенцев. По его знаку Захан приблизился к нему, колдун поудобнее взял руку юноши в свои сильные ладони и начал тщательно ощупывать её вблизи сломанной кости. В какой-то миг он сильно нажал пальцами на место перелома и молниеносно натянул руку. Раздался еле слышный треск и громкое восклицание юноши. Колдун беззвучно рассмеялся и, искусно наложив дощечки, перевязал лыком место перелома.

- Мехец (готово), - кратко произнёс колдун, встал и вышел так же тихо, как и вошёл.

- Са faisait mal? (Это больно? (франц.)) - спросил Антачи своего друга.

- Pas du tout! (Совсем нет! (франц.)) Я только испугался - что-то вдруг хрустнуло в моей руке.

Они говорили на своём языке, очевидно стесняясь нас.

Вошла Тинглит и принесла печёные оленьи рёбра. От вкусного запаха у нас засосало под ложечкой. Ведь мы почти целый день не ели!

Свежая оленина быстро исчезла, настроение улучшилось. Испарилось непонятное беспокойство, вызванное в нас шаманом.

- Когда друзья моего мужа почувствуют голод, - обратилась Тинглит к белым на языке кенаев, - они могут утолить его в любую минуту в любом шатре.

У нас едят тогда, когда чувствуют голод. Специального времени для приёма пищи, как у белых, нет. Еда в каждом шатре доступна всем, и можно, не спрашивая владельца, распоряжаться его запасами.

Затем к нам в шатёр пришёл отец. Он сел вблизи огня, закурил трубку и, помедлив, спросил:

- Расскажут ли мои сыновья о борьбе с серым медведем и о спасении двух белых юношей?

Я посмотрел на Танто: ему, как старшему, следовало рассказывать.

Брат посмотрел сперва на меня с отцом, затем на Антачи и Захана и наконец начал говорить.

Короткими фразами, помогая себе жестами, Танто рассказал о борьбе и смерти гризли. Свой рассказ он закончил описанием обратного пути и упомянул о разговоре с белыми юношами, из которого стало известно, что обнаруженные нами следы принадлежали им.

Отец улыбнулся и спросил белых, тоже на языке кенаев:

- Что же, каждое лето проводят в лесах друзья моих сыновей?

- Да, мы очень любим леса, хотя ещё не изучили их хорошо, а летом у нас перерыв в учёбе, - ответил Антачи.- День, когда мы познакомились с Сат-Оком, Неистовой Рысью и Танто, будет для нас большим днём. За это короткое время мы лучше узнали вашу жизнь, чем могли бы узнать, прочтя сотни книг о вашей жизни и обычаях.

- Что такое книги? - спросил я.

Мне ответил Захан:

- Книги составляются из многих говорящих бумаг, на которых чёрными значками описана история какого-нибудь народа.

Больше я не посмел спрашивать, потому что и так слишком много разговаривал в присутствии белых, а это мужчине не пристало.

Отец всё это время сидел в молчании, прислушиваясь к нашему разговору. Иногда он бросал быстрый взгляд на лицо Антачи, потом снова слегка опускал голову и прислушивался к словам белого юноши.

Танто первый заметил странное поведение отца. Он положил мне руку на плечо и "языком пальцев" обратил моё внимание на отца. Затем я положил руку брата на бедро и, нажимая и проводя пальцами соответствующим образом, ответил: "Отец что-то заметил у нашего белого друга, но, наверное, ничего важного, иначе он сказал бы нам". Я снова ощутил на плече нажим пальцев брата: "Будем терпеливо ожидать и всё узнаем". И мы как ни в чём не бывало продолжали разговаривать с белыми, но время от времени посматривали на отца.

Он продолжал курить трубку, но нахмуренные брови и склонённая голова говорили о его размышлениях. Наконец он встал и тихо вышел.

Брат посмотрел в щель между шкурами:

- Пошёл в свой шатёр, - шепнул он мне.

Никто, кроме нас, не обратил внимания на странное поведение нашего отца. Юноши рассказывали о каменных городах белых людей, и мы были так увлечены этим рассказом, что даже не заметили, как кто-то вошёл в шатёр.

Только лёгкое дуновение ветерка, коснувшееся наших лиц подобно крылу летучей мыши, обратило наше внимание на откинутую до половины шкуру у входа.

Там стояла мать.

- Femme blanche! (Белая женщина! (франц.)) - прошептал Захан.

На мгновение наступила тишина, которую прервал Танто:

- Это Та-ва, Белая Тучка, наша мать.

Мать кивнула головой и молча приблизилась к огню, неподвижно глядя на белых юношей.

Мы никогда не видели у матери такого лица: оно было похоже на каменное изваяние, щёки то покрывались румянцем, то снова бледнели, как свет луны, глаза блестели.

Она медленно подошла к Антачи.

В тишине слышалось только её учащённое дыхание и шелест платья. Она опустилась около Антачи на колени, положила свои ладони на его ладони и, глядя юноше прямо в глаза, прошептала что-то на языке, на котором часто разговаривала с нашей сестрой Тинагет.

О чудо! Антачи, сперва проглотив слюну, ответил матери на этом же самом языке.

В глазах матери заблестели слезы, это были слезы радости и счастья. Она обняла белого юношу. Прерывающимся голосом она обращалась к нему, а он отвечал на незнакомом нам языке.

Мы не хотели мешать им, вышли из шатра и сели вблизи на перевёрнутое каноэ. Долго сидели молча, никому не хотелось разговаривать. Наши мысли были там - внутри типи. Наконец шкура у входа поднялась и вышла мать, помолодевшая, казалось, на несколько лет.

Она дала нам знак, чтобы мы вошли в типи, а когда мы заняли свои места, начала говорить:

- Этот белый юноша родом из моей страны за Большой Солёной Водой, из страны, где я родилась, где живёт моя семья, из страны, которую я люблю... Много Больших Солнц моя страна была в неволе. И вот теперь Анджей сказал мне, что моя отчизна свободна. Счастливый сегодняшний у меня день. Уважайте и любите этих юношей, ведь они вернули мне полжизни... Отец ваш, великий вождь, - продолжала мать, - прислушиваясь к речи Анджея, догадался, что Анджей знает мой язык.

Мать помолчала минуту.

- Я пойду, чтобы наедине с собой мыслями побывать в моей отчизне. Столько лет, столько лет я ничего не знала! - И с этими словами она вышла.

- Я всё знаю о вашей матери, - промолвил Антачи. - Она рассказала мне о своей жизни. Мой отец - поляк. Он приехал в Канаду в тысяча девятьсот двадцать четвёртом году в поисках работы. Я тогда был отроком. Отец часто рассказывал об отчизне. Я поведал всё это вашей матери. Она была взволнована. Желаю ей ещё когда-нибудь посетить свою родную страну, за счастье которой ваша мать боролась.

10.

Как сокол в полете, над миром мчись,

Посети леса, долины и горы.

Когда же старость к тебе придет,

Отрадно будет о юности вспомнить.

Песня

Сломанная рука Захана уже срослась, но за время болезни ослабела, похудела. Однако благодаря постоянным упражнениям сила быстро возвращалась к ней. Почти каждый день мы учили белых юношей объезжать коней, метать нож, стрелять из лука. Мы не скрывали от них ничего из нашей жизни.