Владимир Шигин - Герои русского парусного флота Страница 17

Сблизившись на кратчайшую дистанцию, русские корабли разом бросили якоря. По сигналу Коняева ударил первый залп, и сражение началось. Впереди остальных дрались линейные корабли «Чесма» и «Граф Орлов», немного поодаль — фрегаты «Николай» и «Слава», шебека «Забияка», с моря эскадру прикрывали «Модон» и «Ауза».

На исходе часа пополудни Коняев, внимательно следивший за ходом сражения в подзорную трубу, заметил большое замешательство в береговой крепости, которую успешно расстреливала «Чесма».

— Вывесить флаги, чтоб огонь усиливали до крайности! — обратился Коняев к стоявшему рядом вахтенному лейтенанту Лопухину. — Чувствую я, что ещё немного поднажать — и турки не выдержат!

— Не разорвало бы на такой стрельбе пушек! — несмело вставил лейтенант.

— Смерти бояться — дома сидеть! — не оборачиваясь, бросил капитан 1-го ранга, снова приставляя к глазам трубу.

Повинуясь приказу, русские суда резко усилили темп стрельбы. Канониры еле успевали отскакивать от дёргающихся на отдаче пушек. И неприятель не выдержал… «…В исходе часа увидели мы: от нашей с эскадрою сильной пальбы с неприятельских судов люди бросалися в воду с великой торопливостью, иные съезжали на берег, и по ним ещё более от нас пальба происходила…» — вспоминал очевидец этой баталии.

Рубя якорные канаты, турецкие суда спешили уйти под самый берег, чтобы там хоть как-то укрыться от смертоносного дождя ядер. Когда турки отошли, Коняев поднял сигнал прекратить сражение с турецкой флотилией и перенести огонь на береговые батареи. До самой темноты гремели русские пушки, и к ночи с берега уже не раздавалось ни одного выстрела.

А с рассветом снова принялись за неприятельские суда. Скоро вся турецкая флотилия пылала единым огромным костром. Это был уже погром!

По распоряжению Коняева вперёд прочих вышла шебека «Забияка», самая вёрткая и манёвренная из русских судов. Ей была поставлена задача особая — захватить оставшиеся целыми турецкие суда. Шебека прикрывала две шлюпки. На шлюпках — известные храбрецы констапель Сукин и лейтенант Макензи. Перед отплытием наставлял их самолично Коняев. Приказ был краток:

— Что можно вывести из огня — выводить, а что нельзя — сжигать карказами!

Сукин с Макензи действовали отчаянно. Под турецкими пулями они приставали к неприятельским судам и фрегатам, поджигали их и хладнокровно следовали дальше. Когда Макензи подпаливал уже третье судно, на нём вспыхнул камзол. Лейтенанта спасла находчивость: не растерявшись, он выпрыгнул за борт.

К четырём пополудни всё было закончено. Дульциниотской флотилии — главной надежды султана на реванш в Эгейских водах — более не существовало. Сожжено и пущено на дно было семь фрегатов и восемь шебек. Бежать удалось лишь одному-единственному судну — новому 30-пушечному фрегату. Прячась за горящими судами, он вырвался из гибельной круговерти. Но повреждения, полученные им от русских пушек, оказались, увы, смертельны. Часы беглеца были сочтены: фрегат едва успел втянуться в Лепантский залив — и затонул.

Поздним вечером Коняев собрал сведения о собственных потерях.

— Один убитый и шестеро раненых! — доложили ему.

— Кто убит?

— Лейтенант Козмин!

— Прими, Господи, его душу! — перекрестился Коняев. — Погребать будем по морскому обычаю. Письмо его матушке я отпишу сам!

Так завершилось сражение, вошедшее в историю под названием Патрасского.

Угроза русским позициям в архипелаге с севера, из Патраса, была устранена. А едва граф Алексей Орлов получил это радостное известие, как последовало новое, не менее приятное: отряд греческого волонтёра лейтенанта Алексиано отличился в южной части Эгейского моря у Дамиетты, где сжёг ещё одну флотилию турок, захватив притом изрядный трофей.

…Что ещё известно о Михаиле Тимофеевиче Коняеве? Служить он начал в 1743 году, в самое тяжёлое для русского флота время — время забвения и всеобщей неустроенности. Неоднократно водил он фрегаты и линейные корабли из Архангельска в Кронштадт, что поручалось морякам наиболее опытным. Известно, что за Патрасскую победу был он удостоен Георгиевского креста 3-го класса.

Как же сложилась его судьба в последующие годы? Об этом мы тоже знаем до обидного мало. Вплоть до самого окончания русско-турецкой войны Коняев находится в непрерывных крейсерствах у Дарданелл. На «Графе Орлове» возвращается на Балтику, командует линейным кораблём, а затем и Ревельской эскадрой. В 1779 году его производят в капитаны генерал-майорского ранга. Чин этот являлся в те годы как бы подслащённой пилюлей наиболее заслуженным капитанам, для которых не имелось контр-адмиральской должности.

В том же 1779 году Коняев тяжело заболел. Сказались, видимо, долгие годы, проведённые в непрерывных плаваниях. Из-за болезни его увольняют в отпуск на два года «с сохранением жалования и с дозволением отлучаться, куда он рассудит за благо, для восстановления своего здоровья». Но прошло два года, а Михаилу Тимофеевичу лучше не стало, и в конце 1782 года он окончательно уволился от службы «с полным жалованием по смерть».

ГРОМАМИ ОТРАЖАЯ ГРОМ

Он был очень толст. Так толст, что в зрелые адмиральские годы уже не мог взбираться по трапам на корабли. Для него вырубали в бортах специальные порты и через них втаскивали на палубу. Вспыльчивый и прямой характер толстяка был причиной многих скандалов с вельможами, а личная отвага вызывала восхищение всего российского флота. О нём, герое многих морских баталий, ходили легенды.

ГЕРОЙ ХИОССКОЙ БАТАЛИИ

Предки Круза были выходцами из Дании. Дед будущего русского адмирала Эген фон Крюйс служил полковником в датской армии, имел небольшие поместья в Скогорской и Остергорской провинциях. Брат его Корнелий записался на службу к Петру I, а через несколько лет Эгер отправил к нему своего сына Иоганна. К этому времени Корнелий стал уже адмиралом, отличился в ряде баталий и был высоко ценим Петром. Рядом с дядей продвигался по службе Иоганн (ставший теперь Иваном). Изменения претерпела и фамилия Крюйсов, постепенно превратившаяся в Крюз, а затем в Круз.

Шли годы. В 1725 году не стало Петра. Вскоре капитан бригадного ранга Иван Круз, не поладив со всесильным Меншиковым, был вынужден подать в отставку и уехал с молодой женой в Москву. Там в октябре 1727 года у него появился первенец, наречённый Александром. Над колыбелью младенца отец повесил написанную маслом картину Гангутской виктории.

Детские годы Саши Круза были наполнены встречами с интересными людьми. Бывал неоднократно в доме отставного бригадира его земляк Витус Беринг, заходил почаёвничать сосед Василий Суворов, а с ним и сын, тоже Саша. Иван Круз денег на воспитание сына не жалел, нанимая ему лучших учителей и гувернёров. Оправдывая ожидания отца, мальчик рос не по годам смышлёным и любознательным. К двенадцати годам младший Круз уже владел несколькими языками, серьёзно увлекался геометрией, отлично чертил и рисовал. А ещё через пару лет с отцовского благословения надел зелёный кафтан морского кадета.

Учился Саша Круз блестяще и по выпуску был одним из первых. Медлительный, но обстоятельный, он всегда любил разбираться во всём до тонкостей, иногда изводя учителей своей въедливостью и дотошностью. По итогам первой морской кампании усердного гардемарина в числе нескольких наиболее способных молодых офицеров отрядили для получения практики дальних вояжей в английский флот. Без малого семь лет отплавал Круз под британским флагом, где только не побывал. Много полезного узнал, но и характером испортился: стал зол и беспощаден, чуть что — сразу матроса кулаком в зубы, и весь разговор! Тяжко служилось потом нижним чинам под его началом, потому и прозвище дали — Бешеный.

В Семилетнюю войну Круз, уже в лейтенантском чине, отличился при бомбардировке прусской крепости Кольберг, где получил сразу две тяжёлые раны. Долго лечился, снова плавал, а несколько лет спустя, уже в чине капитана 1-го ранга, принял под команду новейший 66-пушечный корабль «Святой Евстафий Плакида». В самое короткое время довёл его Круз до высшей степени совершенства. Нигде не было такой чистоты и такой обученной команды.

В июне 1769 года на грот-стеньге «Евстафия» поднял свой флаг командующий Средиземноморской эскадрой адмирал Григорий Спиридов. Шла русско-турецкая война, и эскадра спешила в эгейские воды. Плавание было не из лёгких. Под адмиральским флагом Круз участвовал в осаде крепости Корон. А затем была многодневная погоня за турецким флотом через всё Эгейское море.

Сражение при Хиосе было яростным. «Евстафий» дрался сразу с несколькими вражескими кораблями на предельно короткой дистанции. Стих ветер, и, влекомый течением, корабль Круза свалился на абордаж с флагманским турецким кораблём. Вскоре «Реал-Мустафа» был захвачен, но возникший на нём пожар потушить не сумели. Прогоревшая мачта рухнула прямо на крюйт-камеру «Евстафия», раздался взрыв…