Андрей Ланьков - Август 1956 год. Кризис в Северной Корее Страница 17

Правда, многие партработники из числа советских корейцев в отдельные периоды своей деятельности в КНДР занимались вопросами идеологии и в этом качестве иногда касались и литературных дел. В 1952 г. и 1953 г. такие «идеологические работники», как Пак Чхан-ок (глава отдела пропаганды и агитации Центрального Комитета), Ки Сок-пок (главный редактор «Нодон синмун») и Чон Юль (зам. министра культуры и пропаганды) участвовали в нескольких дискуссиях по вопросам литературной политики. Они, в частности, критиковали Хан Соль-я и его приверженцев (включая знаменитую танцовщицу Чхве Сын-хи) или же пытались защитить противников Хан Соль-я от его гнева. В одном таком случае Ки Сок-пок выступил на защиту рассказа Ким Нам-чхона «Мёд», который был подвергнут разгромной критике. В рассказе речь шла о том, как раненый солдат Корейской народной армии укрывается в крестьянском доме, где его выхаживает крестьянка. Сюжет этот, вполне реальный и неоднократно использованный в советской военной литературе, вызвал раздражение официальной критики, которая утверждала, что доблестные солдаты северокорейской армии никогда бы бросили раненого товарища[56]. Реально вся эта кампания была развязана все тем же Хан Соль-я, известным ненавистником Ким Нам-чхона.

Однако в целом участие советских корейцев в литературной политике было ограниченным. Хотя некоторые современные историки северокорейской литературы изображают партработников, их советскую фракцию, как решительных сторонников Ли Тхэ-чжуна, Ким Нам-чхона и других опальных писателей, очевидно, что связи советских корейцев с южнокорейскими писателями не были очень сильными. Кажется, что степень близости между политиками из советской группировки и опальными литераторами из числа бывших подпольщиков преувеличена историками, в том числе и потому, что связи этих двух групп постоянно подчеркивались официальной северокорейской пропагандой.

Даже если советские корейцы и были на ранних этапах каким-либо образом вовлечены в споры по поводу литературной политики, к концу 1955 г. эти столкновения по большей части были забыты. В феврале 1956 г. на это обстоятельство в беседе с Ким Ир Сеном прямо указывал Пак Ый-ван: «т. Пак Чан Ок действительно является способным и волевым работником и, если он допускал ошибки, — а их у него было много — грубость, зазнайство, бюрократизм и т. д., то они, эти ошибки, как раз за последние полтора-два года проявлялись меньше, чем это было в 1950–1953 гг., что т. Пак Чан Ок значительно улучшил свою работу, освоил такой большой участок работы, как Госплан и т. д. И вот тогда, когда человек значительно выправился и лучше стал работать, ему начинают предъявлять обвинения 7-8-летней давности. Это вот мне не понятно»[57]. «Семь или восемь лет назад», — это, конечно, преувеличение, но фактом остается то обстоятельство, что к 1955 г. с проблемами литературы или искусства были связаны лишь немногие советские корейцы. В декабре 1955 г. Пак Чхан-ок был Председателем Государственного планового комитета (Госплана) КНДР, Ки Сок-пок являлся начальником военной академии, а Ким Чэ-ук занимал пост заместителя министра сельского хозяйства. Один лишь Пак Ён-бин, будучи главой отдела агитации и пропаганды ЦК ТПК, был непосредственно связан с литературой, косвенно отвечая за политику в сфере культуры и идеологии. Все остальные обвиняемые были далеки от корейского искусства.

Атака на советских корейцев не была внезапной, она подготавливалась в течение некоторого времени. Выше уже упоминалось, что, по словам Пак Чхан-ока, сбор соответствующих материалов руководство начало еще в августе 1955 г. Подготовка кампании продолжалась на протяжении всей осени. В частности, в октябре 1955 г. Ким Ир Сен предложил Пак Чхан-оку представить доклад о деятельности Союза писателей Кореи. Очевидно, что это предложение являлось ловушкой: скорее всего, Ким Ир Сен планировал вынудить Пак Чхан-ока высказать свое мнение о литературе, чтобы впоследствии использовать эти его высказывния для придания обвинениям против советских корейцев большей основательности. Тот факт, что Ким Ир Сен обратился с этим предложением в октябре, в очередной раз показывает, что подготовка к атаке на Пак Чхан-ока и других советских корейцев началась за несколько месяцев до декабрьского пленума. Однако в октябре Ким Ир Сену не удалось завлечь Пак Чхан-ока в западню, тот заявил, что «совершенно не знаком с деятельностью указанного союза и недостаточно знаком с литературой корейских писателей. На этом разговор и кончился»[58]. Маловероятно, чтобы Пак Чхан-ок почувствовал ловушку, по всей видимости, его ответ был просто честным признанием некомпетентности в литературных делах.

Возможно, что «ошибки в руководстве литературной политикой» в качестве предлога для начала кампании были выбраны Ким Ир Сеном под влиянием известной советской кампании 1946–1948 гг., направленной на разоблачение и пресечение инакомыслия среди интеллигенции. Ким Ир Сен и другие высокопоставленные северокорейские руководители сохранили яркие воспоминания об этой кампании, которая контролировалась и направлялась А. А. Ждановым, многолетним покровителем первого советского посла в Пхеньяне Т. Ф. Штыкова. С другой стороны, на образ мыслей и на решения Ким Ир Сена могла повлиять и «кампания по исправлению стиля», которую проводил Мао в начале 1940-х гг. (там тоже в качестве предлога использовались литература и искусство). Если принять во внимание необычно активную позицию, которую занял тогда Хан Соль-я, то можно допустить, что этот «официальный гений» тоже имел некоторое влияние на планы Ким Ир Сена и мог оказать влияние на выбор темы для готовившейся кампании. В любом случае, конкретная тема кампании была вопросом тактическим. Важным было то, кто будет подвергаться критике, чье влияние будет ограничиваться. Вопрос о том, какие обвинения будут для этого использованы, был второстепенным.

Декабрьский пленум был только началом кампании. В соответствии с давно установившейся традицией, ее следовало развивать дальше. Следующим шагом было многочисленное собрание партийных работников высшего звена, которое, по сведениям посольства, прошло в Пхеньяне 27–28 декабря и официально именовалось «расширенным Президиумом Центрального Комитета ТПК». Не вполне ясно, что означает термин «президиум» в некоторых советских документах, но похоже, что он относится к Президиуму ТПК. В отличие от КПСС ТПК имела тогда трехзвенную структуру руководящих органов: Центральным Комитетом руководил Президиум (в 1953 г. он насчитывал 13 человек), который, в свою очередь, контролировался Политическим Советом (только 5 человек в 1953 г.). Эта система была отменена Третьим съездом ТПК в 1956 г., но позднее восстановлена. В общем, разделение на Постоянный Комитет и Политсовет соответствовало советскому разделению на «членов Политбюро» и «кандидатов в члены Политбюро» (даже упоминавшиеся выше пропорции были примерно теми же, что и соотношение «членов» и «кандидатов в члены» в Политбюро ЦК КПСС). Обычно Президиум был малочисленным органом, но в некоторых случаях происходили «расширенные заседания», на которые рассылались персональные приглашения, в том числе и видным партийным деятелям. В декабре 1955 г. собралось необычайно большое число участников — более четырехсот двадцати человек[59].

Хорошо известно, что 28 декабря 1955 г. стало датой важного события в северокорейской истории. Это день, когда был создан или, скорее, получил новое значение[60] термин «чучхе», который в будущем стал названием северокорейской официальной идеологии. 28 декабря Ким Ир Сен произнес длинную речь, озаглавленную «Об устранении формализма и догматизма в идеологической работе и укреплении чучхе». Первоначально речь эта не была опубликована в открытой печати и предназначалась для закрытого распространения среди партийных работников[61]. Об этом можно догадаться, просмотрев публикации официальной прессы того периода: в северокорейских газетах начала 1956 г. можно обнаружить туманные ссылки на некие «высказывания Ким Ир Сена», сопровождаемые цитатами, которые взяты, как мы теперь знаем, из речи 28 декабря.

Например, 29 января 1956 г. «Нодон синмун» на второй странице опубликовала статью о конференции, проведенной пхеньянским горкомом ТПК. Было указано, что эта конференция прошла «недавно», но конкретной даты в статье не называлось. Конференция была посвящена борьбе против формализма (кор. хй&нъсикчжуыи) и догматизма (кор. кёчжочжуыи) — те же ключевые слова использовались в речи Ким Ир Сена от 28 декабря. При этом показательно, что сам термин «чучхе» в статье не упоминался. В статье содержались ссылки на «недавние» (кор. чхвегын) замечания Ким Ир Сена о необходимости борьбы с этими двумя пороками, но где и когда он сделал эти замечания, не указывалось. Однако использованные в статье формулировки показывают, что автор текста в газете хорошо знал речь 28 декабря. Некоторые части статьи практически являлись скрытыми цитатами из речи. Например, в статье провозглашается необходимость «устранения формалистских и догматических ошибок» (кор. хйбнъсикчжбкимйб кёчжочжуыи кёльхам-ыль тхвечхи-хаго), что является прямой перефразировкой заглавия речи Ким Ир Сена (кор. кёчжочжуыи-ва хйбнъсикчжуыи-рыль тхвечхихаго).