Илья Деревянко - Военный аппарат России в период войны с Японией (1904 – 1905 гг.) Страница 17

Как видим, система военной цензуры существовала и, на первый взгляд, выглядела вовсе не плохо. Тем не менее работала она крайне неэффективно. Основными факторами, обусловившими неэффективность системы военной цензуры в описываемый период, были дезорганизация в работе ее центральных и местных органов, отсутствие четкой регламентации во взаимоотношениях цензурных комиссий и средств массовой информации, а подчас и простая халатность.

Так, начальник штаба Сибирского армейского корпуса в рапорте в Главный штаб от 4 ноября 1904 г. сообщил: «В телеграммах корреспондентов, передаваемых для газет, никогда не имеется знака „Р“, означающего разрешение к печати и установленного примечанием к пункту 3 правил о военной цензуре. Таким образом, члены особых комиссий не имеют возможности проследить, какие телеграммы прошли через военную цензуру на театре военных действий, а какие проскользнули мимо нее»[164].

Следует также отметить, что на театре военных действий цензуре подвергались только телеграммы, а проверка статей была прерогативой особых комиссий. При этом остро сказывалось отсутствие четкой организации. Приведем выдержку из рапорта в Главный штаб представителя Военного министерства при Цензурном комитете генерал-лейтенанта Л. Л. Лобко: «Статьи каждого журнала, подлежащие разрешению Особой комиссии, посылаются в оную самими редакторами. Очевидно, что при таком порядке всегда можно ожидать путаницы со стороны редакций, или возможны заявления комиссий о непринадлежности им статей. Ведь не цензоры посылают в комиссию статьи, а редакции журналов, и потому цензоры не отвечают за содержание статей, ибо никто не может отвечать за действия другого лица, если последнее ему не подчинено»[165].

В результате многие статьи, содержащие информацию, не подлежащую оглашению, проникали в печать, минуя комиссии военной цензуры, и, судя по всему, редакторы не понесли за это особой ответственности.

Иногда имели место и просто вопиющие случаи. Так, в октябре 1904 г. в приложении к газете «Русь» было опубликовано подробное «Расписание Маньчжурской армии». Более ценный подарок для японской разведки трудно было себе представить. Это вызвало такое возмущение командования, что незамедлительно последовала телеграмма военному министру, где содержалось требование не допускать впредь подобного безобразия[166]. Министр приказал провести расследование. И вскоре выяснилось, что «Расписание Маньчжурской армии» было составлено германским Генеральным штабом по сведениям о потерях, опубликованных газетой «Русский инвалид», и напечатано немецким журналом «Militaer Wochenblatt», откуда и перепечатала его газета «Русь»[167].

Особая комиссия сочла, что «Расписание» и так уже известно японским шпионам, а потому нет причин запрещать публикацию[168].

Приведенный пример наглядно свидетельствует, какие бесценные услуги оказывала разведке противника отечественная пресса!

Таким образом, в период Русско-японской войны в военном ведомстве Российской империи отсутствовала эффективная система контроля за утечкой информации. Это создавало на редкость выгодные условия для работы вражеской агентуры.

Одной из обязанностей Главного штаба в военное время являлось содержание пленных солдат и офицеров противника, но в период Русско-японской войны этот вопрос не создавал особых затруднений. Дело в том, что за всю войну было взято в плен всего 115 японских офицеров и 2217 солдат[169].

Почти все японские военнопленные размещались в селе Медведь Новгородской губернии на казарменном положении при 119-м пехотном резервном полку. (Последняя партия пленных в составе 4 офицеров и 225 солдат не успела туда прибыть и к моменту заключения Портсмутского мира находилась в Маньчжурии.)

Что касается наших военнопленных[#], то забота о них с самого начала была снята с плеч Главного штаба. Вскоре после начала войны с Японией при Министерстве иностранных дел была создана особая комиссия для разработки Временного положения о военнопленных Русско-японской войны. Результатом работы комиссии, в составе которой находились представители Военного министерства, Морского, внутренних дел, финансов и Главного управления Российского общества Красного Креста, стало Временное положение о военнопленных Русско-японской войны, утвержденное императором 12 мая 1904 г.[170] Согласно ему организация справочного бюро о наших военнопленных и вся забота о них были поручены исполнительной комиссии Главного управления Русского общества Красного Креста.

Теперь обратимся к вопросу о железнодорожных перевозках, которые всегда, и особенно в Русско-японскую войну, имели огромное значение для действующей армии.

Начальник Управления военных сообщений Главного штаба генерал-лейтенант Н. Н. Левашев писал по данному поводу: «Три четверти успеха кампании зависят от быстроты мобилизации и успеха сосредоточения армий к намеченному театру военных действий. В этом ныне секрет и залог победы, ибо при тех огромных массах войск, которые принимают участие в кампании „...“ все остальные элементы, не исключая и личности главнокомандующего, начинают оказывать влияние лишь в последующий период боев, маневров и т. д.»[171]. Между тем именно в этой области дела обстояли донельзя плохо. Такой длинной коммуникационной линии не было ни в одну из предшествующих войн.[#] И расчет на это обстоятельство занимал не последнее место в военных планах Японии. Еще в 1903 г. прояпонски настроенные корейские газеты писали, что в грядущей войне с Японией России будет трудно подвозить войска за 10 000 верст и для переброски необходимого числа войск от Москвы до Дальнего Востока потребуется не менее 3 месяцев[172]. Так и произошло в действительности. К тому же подвозная линия была одна и по своему устройству не удовлетворяла предъявляемым к ней войной требованиям[173].

В Маньчжурии подготовленных дорог, кроме КВЖД, вовсе не существовало, а что касается последней, то она не была приспособлена к развитию грузового движения: на станциях не было ни платформ, ни запасных путей, а на всем протяжении – достаточного количества подвижного состава[174]. Транссибирская железнодорожная магистраль и КВЖД в начале войны пропускали 3 пары поездов в сутки, в то время как еще в 1870 году провозоспособность германских железных дорог определялась в 10 пар для одноколейного пути и в 20 пар для двухколейного[175]. Кроме того, рельсовый путь, по которому осуществлялся подвоз, прерывался Байкалом, и переправа через него отнимала много времени.

Организацией военных перевозок ведало Управление военных сообщений Главного штаба. Несмотря на то, что вопрос железнодорожных перевозок во время Русско-японской войны был одним из самых больных, деятельность этого управления заслуживает всяческих похвал. А. Н. Куропаткин в письме к императору называл Управление военных сообщений единственным «светлым исключением»[176] в аппарате Главного штаба. Автор предвидит недоумение читателей, вызванное подобным утверждением, но все дело в том, что Управление военных сообщений в мирное время никак не могло повлиять на развитие железнодорожной сети, и ответственность за слабость коммуникационной линии на Дальнем Востоке лежит на Министерстве путей сообщения. Управление военных сообщений занижалось организациейперевозок войск и военных грузов, а влиять на развитие железных дорог могло только во время войны, да и то лишь по согласованию с МПС. [#] Во время Русско-японской войны это подразделение Главного штаба сделало все от него зависящее для увеличения пропускной способности железных дорог.

Как уже говорилось выше, озеро Байкал прерывало коммуникационную линию, и ко второй половине войны была построена Круго-Байкальская железная дорога. На Самаро-Златоустовскую и дороги Сибирской магистрали экстренно командировался подвижной состав с дороги Европейской России. Несмотря на недостаток отпускаемых правительством средств, велось строительство стратегических шоссе. Во время войны чрезвычайно остро встал вопрос о расширении и переустройстве железнодорожных узлов, так как в условиях военного времени особенно четко проявилось их несовершенство. Преодолевая бюрократические рогатки, Н. Н. Левашев добился усовершенствования московского и варшавского узлов. В 1904 г. по настоянию Управления военных сообщений были рассмотрены проекты переустройства узловых станций Петербурга, Бреста, Минска, Навтлуга и т. д.[177] Большая часть этих проектов была утверждена. Хотя, конечно, управление чисто физически не могло за полтора года решить всех проблем железнодорожной системы России, результаты его деятельности были значительны. К 1905 г. пропускная способность коммуникационной линии увеличилась в 6 раз и достигла 18 пар эшелонов в сутки.