Анатолий Левандовский - Триумвиры революции Страница 17

Карта Дантона оказалась бита.

Поддерживая петицию кордельеров, Неподкупный вместе с тем прекрасно понимал, что буржуазные хозяева Собрания и ратуши могут сделать из нее удобный повод для провокации. Робеспьер не скрыл своих сомнений и высказал их в клубе 16 июля.

Законодатели поспешили издать декрет, реабилитирующий короля. Декрет помимо своего прямого назначения имел целью превратить петицию в мятежный акт; Робеспьер не сомневался, что именно за этот повод ухватятся реакционные депутаты, давно жаждавшие свести счеты с ненавистной голытьбой. Поэтому, как только стало известно о декрете, комитет Якобинского клуба по настоятельному совету Робеспьера решил приостановить печатание текста петиции.

Однако было поздно.

Наступил роковой день 17 июля.

Марсово поле с утра заполнил народ. Поскольку день был воскресный, пришли целыми семьями: мужья вели жен, матери - детей. Разносчики пряников и пирожков предлагали свой товар. Молодежь пела и танцевала. Все вспоминали праздник федерации, который происходил здесь год назад.

В полдень прибыл уполномоченный Якобинского клуба. Он сообщил о решении якобинцев, принятом накануне. Тогда руководители кордельеров Бонвиль, Робер и Шомет - предложили составить новую петицию. Она была написана тут же, прямо на алтаре отечества. Петиция заканчивалась словами: "Мы требуем принять во внимание, что преступление Людовика доказано и что этот король отрекся от престола. Мы требуем, чтобы его отречение было принято. Необходимо созвать новое Учредительное собрание, чтобы приступить к суду над виновными и к организации новой исполнительной власти".

Около двух появились муниципальные чиновники, желавшие узнать настроение собравшихся. Успокоенные порядком, царившим на Марсовом поле, они удалились, чтобы известить об этом своих хозяев.

Однако еще до отбытия чиновников господин Байи получил от Ламета, председателя Собрания, тайный приказ. Часа через два приказ был повторен. И вот Байи что-то шепотом сообщает офицерам отрядов. Буржуазная гвардия под командой Лафайета трогается по направлению к Марсову полю.

Против "мятежников" решили применить военный закон.

Между тем люди спокойно подписывали петицию. И когда появились отряды национальной гвардии в полном боевом порядке, поначалу никто ничего не понял. Почему оцепляют выходы? Что хотят предпринять? О чем толкует этот длинный Байи?

Когда грянул первый залп, решили, что стреляют холостыми. Но залпы следовали один за другим, и все сомнения рассеялись: алтарь отечества обагрился кровью женщин и детей. Воздух огласился воплями. Безоружные люди бросились бежать. И тут в дело вступили кавалеристы, заранее обнажившие сабли...

На следующий день мэр Байи выступил с трибуны Собрания. Его речь была смесью лжи с кощунством. Собрание поздравило Байи, а Барнав высокопарно распространился о верности и храбрости национальной гвардии.

Затем последовали репрессии.

Был принят декрет о суровом наказании "мятежников". Многие видные демократы были арестованы. Марат вновь ушел в подполье. Дантон сначала уехал в Фонтенуа, а потом эмигрировал в Англию.

Избиение на Марсовом поле, это кровавое воскресенье французской революции, оказалось событием большой политической важности. Оно означало подлинный раскол бывшего третьего сословия. Одна часть этого сословия поднялась с оружием на другую и пролила ее кровь. До сих пор народ поддерживал крупную буржуазию и обеспечивал ей господствующее положение. Теперь с глаз победителей Бастилии окончательно спала пелена, рассеялись их иллюзии, стало ясно, что пути народа и крупных собственников - разные пути.

То, что Робеспьер и Марат разъясняли народу в своих речах и статьях, кровавые действия буржуазии доказали на деле. Отныне борьба вступала в новую фазу.

Между тем Учредительное собрание заканчивало свою работу - текст конституции был составлен и обсужден.

Конституция 1791 года торжественно провозглашала принцип народного суверенитета, который, однако, в дальнейших статьях соблюден не был. Высшая законодательная власть вручалась Законодательному собранию однопалатному органу, избираемому сроком на два года. Главой исполнительной власти был король, назначавший министров и высших военачальников и наделенный правом вето - правом приостанавливать любой декрет Собрания. Личность короля объявлялась неприкосновенной; ответственности подлежали только агенты исполнительной власти. Выборы в Законодательное собрание были двустепенными, правом избирать и быть избранными пользовались лишь активные граждане. Конституция не разрешила аграрного вопроса и узаконила рабство в колониях.

13 сентября конституцию дали на подпись реабилитированному королю. Людовик использовал случай, чтобы предъявить в письменной форме лживое объяснение своих предыдущих поступков.

30 сентября, в день закрытия Учредительного собрания, депутаты встретили Людовика XVI криками: "Да здравствует король!"

Король в свою очередь поспешил подчеркнуть то, что недавно вещал Барнав: "Наступил конец революции!"

И лишь один депутат осмелился заявить: "Нам предстоит впасть в прежнее рабство или снова браться за оружие!"

Эти слова принадлежали Максимилиану Робеспьеру.

Часть вторая

ЖИРОНДА ИЛИ ГОРА?

1. ВОЙНА

Почтовая карета медленно ползла по грязи. Моросил дождь. Грустный осенний пейзаж, мелькавший за окнами, навевал дремоту. Большинство пассажиров мирно спали.

Максимилиан Робеспьер тоже закрыл глаза.

Но он не спал и даже не дремал.

Он погрузился в воспоминания.

А вспомнить было о чем.

Взять хотя бы день 30 сентября 1791 года, последний день работы Учредительного собрания.

Когда по окончании сессии он вместе с другими депутатами вышел на улицу, его поразила огромная толпа, окружавшая Тюильрийский манеж*. И что же? Оказалось, все эти люди собрались сюда ради него! Один за другим проходили прославленные лидеры Ассамблеи, но на них никто не обращал ни малейшего внимания. А вот его, Робеспьера, и его ближайшего соратника Жерома Петиона люди приветствовали восторженными аплодисментами. Им надели на головы венки из дубовых листьев, их подхватили на руки. Отовсюду слышались крики: "Да здравствуют непоколебимые законодатели! Да здравствуют неподкупные депутаты!" Смущенный Робеспьер пытался укрыться в наемном экипаже; но окружавшие тотчас же распрягли лошадей, чтобы самим везти своих избранников! С немалым трудом Максимилиан уговорил толпу отказаться от этой затеи; депутаты покинули экипаж и пошли пешком, а манифестанты сопровождали их с песнями до самых дверей их жилищ.

_______________

* В Т ю и л ь р и й с к о м м а н е ж е проходили сессии Учредительного и Законодательного собраний.

Да, так оно и было.

Так было, несмотря на то что он не одержал ни единой победы в Учредительном собрании. Хотя нет, одну победу он все-таки одержал; впрочем, эту победу недалекие депутаты приняли за поражение.

Робеспьер сам закрыл себе путь в новое Законодательное собрание. По его почину Учредительное собрание приняло декрет, согласно которому ни один прежний депутат не мог быть переизбран. К этому времени Неподкупный уже был ведущим оратором Якобинского клуба и не боялся, что его популярность пострадает. Зато его враги, все эти барнавы, ламеты и прочие, были навсегда сброшены с исторической арены. А с ними ушли и их ставленники - Лафайет и Байи. Мэром Парижа стал Петион, единомышленник Робеспьера, в Законодательное же собрание попали новые люди.

Левая Собрания состояла из ста тридцати шести депутатов, членов Якобинского клуба и Клуба кордельеров. Она распадалась на две группы. Ее подавляющую часть составляли сторонники Бриссо, которых позднее стали называть жирондистами*. Группа Робеспьера была представлена лишь несколькими депутатами. Из них вскоре выделился умный и проницательный Жорж Кутон. Ни Марат, ни Дантон не были избраны в новую Ассамблею.

_______________

* По имени департамента Жиронда, откуда вышли многие лидеры этой группы.

Бриссо и его товарищи очень беспокоили Робеспьера. До сих пор они шли одной с ним дорогой. Они вместе боролись против конституционалистов, вместе срывали маски с Барнава, вместе отстаивали единство и идейные заповеди Клуба якобинцев. Но дальше? Как поведут себя эти люди, возглавив левую Законодательного собрания?..

Максимилиан непрерывно думал об этом, трясясь в почтовой карете, катившей из Парижа в Аррас. Он отправлялся в родной город, чтобы немного отдохнуть после двух с половиной лет неустанного труда в столице.

Робеспьер едет в Аррас! Не все были обрадованы этим известием. Судейская аристократия, всегда ненавидевшая молодого адвоката, изощрялась в злоречии и тщательно готовилась к тому, чтобы обеспечить "выкормышу Руссо" достойный прием: полное пренебрежение и ледяное молчание! Однако простые люди провинции думали иначе, и вскоре недоброжелателям Робеспьера пришлось в этом убедиться.