Дмитрий Володихин - Опричнина и «псы государевы» Страница 18

Так и Алексей Данилович Басманов-Плещеев: он был великим человеком, но прежде всего — частью большой семьи.

И только после этого всё остальное…

В массовом историческом сознании с опричниной связаны прежде всего две персоны: царь Иван IV и Малюта Скуратов. Однако главным советчиком Ивана Васильевича и, можно сказать, отцом этого причудливого учреждения был другой человек. Пискаревский летописец под 1565 годом сообщает о начале опричнины следующее: «В том же году попущением Божием за грехи наши возъярися царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси на все православное християнство по злых людей совету Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова и иных таких же, учиниша опришнину разделение земли и градом».{90}

Василий Михайлович Захарьин-Юрьев не сыграл в опричнине сколько-нибудь заметной роли, а в 1567 году он умер. Его сын Протасий был записан в опричники, но служил на довольно скромных должностях.

Другое дело — Алексей Данилович Басманов-Плещеев, отдаленная родня В. М. Захарьина-Юрьева{91}. На протяжении нескольких лет Басманов играл роль наиболее влиятельного лица в опричнине — после самого царя, разумеется. Именно он формировал боевой опричный корпус и вывел на высшие должности собственную родню, в первую очередь сына Федора.

На верхушке военной системы опричнины в разное время стояло всего восемь человек: Иван Дмитриевич Колодка Плещеев, Андрей Иванович Плещеев-Очин, Захарий Иванович Плещеев-Очин, Федор Алексеевич Басманов-Плещеев, князья Михаил Темрюкович Черкасский, Федор Михайлович Трубецкой, Андрей Петрович Телятевский и Василий Иванович Телятевский (или Иван Петрович Зубан Телятевский). Все они принадлежали к родовитым семействам служилой знати. Ни один не может ассоциироваться с «худородным», «провинциальным», «городовым» дворянством. Четверо из восьми — родня Басманова-Плещеева. И какая родня! Из четверых только один (!) имел сколько-нибудь значительный опыт военного командования — Захарий Иванович Плещеев-Очин. Да и тот был, что называется, «битым волком». Дважды он терпел тяжелые поражения на Литовско-ливонском фронте. Этих горе-полководцев удалось — благодаря протекции со стороны «главы клана» — возвести на самую вершину опричного боевого корпуса, они командовали тысячами людей! Более того, помимо них еще Иван Иванович Плещеев-Очин и его брат Никита Иванович ходили в воеводских чинах; видным воеводой в опричнине был также сродственник Плещеевых князь Иван Петрович Охлябинин.

Вот какую власть имел Алексей Данилович.

Он-то и был истинным «отцом опричнины».

В возвышении его содержится суть того явления, каким была опричнина. Понять судьбу Басманова — значит понять источник силы, которой опричнина налилась до краев, чтобы простоять нерушимо семь с половиной лет.

Родом из старого боярства

Алексею Даниловичу Басманову, до того как он оказался главным советчиком царя в деле учреждения опричнины, предстояло проделать долгий и многотрудный путь от одной смертельно опасной службы к другой.

Басманов — одна из центральных фигур грозненского царствования. Для современного исследователя именно на нем перекрещиваются поля двух принципиально различных способов исторического мышления: с одной стороны, истории масс, классов, длительных периодов, социально-экономических закономерностей, а с другой — истории казуальной, персональной, связанной с элементом случайного, индивидуального, единичного. В рамках первой из них чуть ли не лучшим материалом служат данные статистики, «учетных документов». В рамках второй краеугольным камнем реконструкции прошлого может стать жест, эпизод, каприз…

Итак, с одной стороны, Алексей Данилович Басманов — выдающийся выходец из среды старомосковского боярства (как и В. М. Захарьин-Юрьев, кстати, упомянутый рядом с ним в известии Пискаревского летописца). Это отпрыск рода, служившего Московскому княжескому дому как минимум с первой половины XIV столетия.

На протяжении нескольких поколений перед выходом Алексея Даниловича на политическую сцену его семейство давало Московскому государству полководцев и администраторов, стоявших на самом верху управленческой иерархии. Дед нашего героя — Андрей Михайлович Плещеев — был видным дипломатом, добился положения боярина, сватал знаменитую Елену Волошанку, вступившую впоследствии в брак с наследником престола. Плещеевых нередко назначали на воеводские и наместнические должности. Некоторые из них добились думных чинов, хотя карьерное продвижение семейства затруднялось его близостью ко двору удельного князя Юрия Дмитровского.{92}

При Иване IV большой вес набрала ветвь Басмановых, происходящая от Данилы Андреевича Басмана Плещеева — родителя Алексея Даниловича.

Таким образом, его отец, он сам и его потомство могли по одной только знатности рода, в сочетании с заслугами его перед правящей династией, претендовать на очень высокие места в армии и административном аппарате.

Алексей Данилович никогда не знал бедности. Бóльшая часть русского дворянства того времени — как провинциального, так и московского, — стояла в невидимой иерархии знатности ниже, намного ниже, несопоставимо ниже его семейства.

Но.

Были люди и повыше него. Десятки семейств, с которыми Плещеевым было не тягаться…

Старинные боярские рода Москвы прошли своеобразную «проверку на лояльность» в третьей четверти XV столетия. Тогда Московский княжеский дом раскололся, и началась долгая междоусобная война, полная крови, подлости, предательства… В конечном итоге на московском престоле укрепился государь Василий II Темный. Его сторонники из боярской среды возвысились, а его противники потеряли прежнее влияние. Плещеевы поддержали Василия II и на протяжении нескольких десятилетий получали думные чины, занимали важнейшие должности. При Василии III их несколько подкосила опала, вызванная слишком тесной связью рода с Дмитровским уделом. Однако это было далеко не падение, а лишь некоторое ухудшение карьерных перспектив.

Гораздо важнее другое. Вся среда древнего московского боярства испытывала натиск новой силы. Крепкие кости родов-служильцев, много поколений назад прилепившихся к московским князьям, давали трещины и ломались, когда их начали оттеснять от насиженных мест у подножия престола.

При Иване III Великом и его сыне Василии III территория Московского государства росла как на дрожжах. На службу к московским правителям перешло великое множество титулованной знати из новоприсоединенных земель; немало княжеских родов выехало также из Литовской Руси, предпочтя служить единоверным монархам. Служилые князья на Москве — не редкость, они и прежде выезжали из дальних мест, чтобы устроиться под могучей рукой великого князя. Разница состоит в количестве. Конец XV — первые десятилетия XVI столетия привели в Москву больше «княжат», чем явилось на московскую службу за все предыдущие времена. Для истории Московской Руси несколько десятилетий — очень маленький срок. Можно сказать, пополнение служилой знати прибыло в Москву «залпом».

Все эти гордые и большей частью богатые Рюриковичи, Гедиминовичи, потомки ордынской аристократии превосходили по знатности московское боярство. У их предков (а то и у них самих) имелись собственные бояре… Политическими же амбициями они были как минимум равны старомосковской нетитулованной знати.

Прежних прав на почти полную независимость они лишились. Были «полудержавными властелинами», стали же великокняжескими слугами, людьми подчиненными… В качестве замены требовались им места на вершине власти — у самого трона московских самодержцев. Иван III давал подобного рода «компенсацию», не торопясь, без спешки. Но его сын столь твердой политической воли не имел. К тому же Василий III на протяжении долгих лет вел жестокое, изнурительное противоборство с Литвой и принужден был с особым покровительством относиться к выезжей знати. В московско-литовском противостоянии чаши весов то и дело менялись местами, любая свежая сила могла оказаться решающей. Вот и давал великий князь Василий Иванович больше, гораздо больше, чем его отец…

И старые рода московских служильцев почувствовали, как для них становится всё меньше места у кормила управления страной.

Главные решения московский великий князь принимал, предварительно обдумав с аристократическим советом — Боярской думой. Право на «думный чин» отличает наиболее влиятельные рода русской знати. Особенно если это высший чин, чин боярина (ниже стояли окольничие, думные дьяки, затем появились еще и думные дворяне).

Допустим, семейства нетитулованной московской знати сохранили возможность добиваться думных чинов. Их представителей в Боярской думе оставалось немало — хотя и меньше, чем прежде. Но военная служба… о, это совсем другое дело. Тут шансов сделать карьеру оставалось все меньше и меньше.