Михаил Шиловский - Первая мировая война 1914–1918 годов и Сибирь Страница 18

Дружины несли главным образом караульную службу, охраняя железную дорогу, прежде всего мосты и тоннели, военные склады, лагеря военнопленных и т. д. В частности четыре роты 550-й пешей дружины охраняли железнодорожный парк близ Верхнеудинска, а такое же количество ополченцев обеспечивала охрану железной дороги от Иркутска до Боготола[192]. Дружина, в которой служил упомянутый выше С. В. Чернышев (по всей видимости 609-я) разместили сначала на ст. Иннокентьевская под Иркутском, а затем в ноябре 1914 г. отправили в Читу, где его рота охраняла железнодорожный мост, а затем тюрьму и гауптвахту в Нерчинске[193]. Всего за время Первой мировой войны в вооруженные силы Российской империи привлекли: ратников ополчения 1-го разряда, переведенных из запаса – 400 тыс. чел.; ратников ополчения 1-го разряда, не проходивших действительной военной службы – 2705 тыс.; ратников ополчения 2 разряда – 3075 тыс. чел.[194], всего 6180 тыс. чел. (40 %) из 15 378 тыс., находившихся в армии. В 1916 г. из ополченческих дружин сформировали пехотные полки третьей очереди (397–552-й), в том числе 533-й Новониколаевский и 467-й Кинбурнский, в котором продолжил службу окончивший учебную команду и произведенный в унтер-офицеры C. В. Чернышев[195]. Как считает М. В. Оськин, «к 1917 г. большая часть русской армии, а именно – пехота, насчитывавшая более 90 % в общей цифре личного состава войск, состояла из вчерашних ополченцев»[196]. Уже в октябре 1914 г. из состава Омского ВО в действующую армию отправили 18 ополченческих дружин из 28[197].

На формирование дружин «под наблюдением губернаторов» отводилось 28 дней. Их командный состав пополнялся из числа отставных офицеров в возрасте от 43 до 55 лет. Согласно информации С. В. Чернышева, «Долгое время дружина не получала никакого обмундирования, и только в начале ноября [1914 г. – М. Ш.] нам выдали очень ветхие шинели и френчи из черного сукна с шестнадцатью медными пуговицами и с разрезными хлястиками. Вместо шапок выдали старые фуражки с изношенными башлыками. Обуви же не выдали совсем, и мне пришлось отдать пятьдесят пять копеек своих денег за починку сапог, а еще я купил, тоже за свои деньги, папаху и теплые перчатки. Ружья нам выдали старинного образца, берданы, давно вышедшие из употребления». Но на этом злоключения ополченцев не закончились. Наступила зима с жестокими морозами, и, охраняя железнодорожный мост, они продолжали носить сапоги и фуражки с башлыками. «На посту нам давали старые валенки и шубу с оторванными напрочь рукавами, которую мы надевали под шинель в собранном виде, то есть сначала натягивали шубу, а потом рукава»[198].

Американские военные ботинки, привезенные с войны одним из сибирских бойцов (из коллекции Искитимского историко-художественного музея)

По мере затягивания войны в тыловых гарнизонах увеличивается прослойка нестроевых военнослужащих, признанных ограниченно годными и используемых в запасных частях на хозяйственных работах. В частности, в 38-м Сибирском запасном стрелковом батальоне на 29 сентября 1915 г. в нестроевой команде числилось 119 солдат[199]. По давней российской традиции этих военнослужащих пытались активно использовать в различного рода экономических проектах в качестве дармовой рабочей силы. Так, администрация торгового дома «Михаил Плотников и Сыновья» 20 января 1917 г. обратилась к начальнику 5-й Сибирской стрелковой запасной бригады в Томске с просьбой откомандировать в распоряжение организации «по одному нижнему чину от каждого полка из числа нестроевых», поскольку «торговый дом в декабре 1916 г. взял подряд на снабжение крупой и молотой солью полков бригады, расквартированных в Томске. Но нужны рабочие руки для ломки соли, насыпки мешков, доставки соли на мельницу и т. д.»[200].

В 1916 г. нестроевых из местных гарнизонов отправили в помощь крестьянам на уборку урожая. В самом начале 1917 г. начальник штаба Омского военного округа генерал-лейтенант А. А. Таубе направил начальнику томской 5-й запасной бригады предписание следующего содержания: «В помощь населению при предстоящих в 1917 году полевых работах предположено назначить по примеру прошлого года нижних чинов из дружин и запасных полков. Для этого потребуется из полков взять всех нижних чинов, не пригодных для отправления с маршевыми ротами. Прошу срочно сообщить сколько таких нижних чинов можно включить». Комбриг, в свою очередь, 25 января 1917 г. требует срочно информации на сей счет от командиров подведомственных ему запасных полков и предписывает «срочно сообщить мне сколько от вверенного Вам полка может быть назначено на работы нижних чинов…, имея в виду, что [каждому – М. Ш.] полку понадобится человек 200–250 рабочих для огородного дела». Командиры полков сообщаю, что от 18-го Сибирского стрелкового запасного полка может быть направлено на уборочную 1000 чел., от 25-го полка 250–300, от 32-го полка до 600 чел., от 38-го полка 200 чел.[201]

После Февральской революции количество привлекаемых резко увеличивается одновременно с увеличением диапазона использования солдатиков. Так, из «Сведений о числе солдат, находящихся в различных командировках 18-го Сибирского стрелкового запасного полка» от 21 мая 1917 г. узнаем, что на полевых работах находится 2119 чел., на Анжерских копях (добывают уголь для Томска) – 22, в городской милиции – 55, в отделении конского запаса – 28, в Совете солдатских депутатов – 18, всего 2507 чел.[202]

Во время войны за Уралом складывается мощная военная инфраструктура, основу которой составили гарнизоны крупных городов Омска, Томска, Новониколаевска, Красноярска, Иркутска, Читы. Например, в Иркутске, помимо штаба военного округа, размещались 9, 10, 11 и 12-й Сибирские стрелковые запасные батальоны (с 1916 г. – полки), отдельные роты 715-й Забайкальской, 716-й Иркутской и 718-й Астраханской пеших дружин государственного ополчения, Иркутский казачий дивизион, Сибирский запасной артиллерийский дивизион, военное училище и две школы прапорщиков, местная, конвойная и автомобильная команды, военно-фельдшерская школа, два отделения конского запаса, медицинские и судебные учреждения гарнизонного и окружного подчинения, артиллерийский, вещевые и сенные склады, обозная мастерская, управления 2-й Сибирской стрелковой запасной бригады, 45-й бригады государственного ополчения, уездного воинского начальника и заведующего военными учебными заведениями. Всего в городе и его окрестностях в рассматриваемое время размещалось от 35 до 50 тыс. военнослужащих[203].

В Новониколаевске на 1 января 1915 г. в состав гарнизона входили: управления (штабы) 4-й Сибирской стрелковой запасной бригады, 52-й бригады государственного ополчения и уездного воинского начальника (хотя город имел безуездный статус), 17, 21, 22 и 23-й Сибирские стрелковые запасные батальоны, 707-я пешая Томская дружина государственного ополчения, отделение конского запаса, 146-й и 148-й сводные эвакуационные госпитали, пункт ремонта артиллерийских лошадей. Военнослужащие несли охрану следующих военных объектов: железнодорожного моста через р. Обь, маслохранилища, военного остановочно-питательного пункта, железнодорожной станции. Городская дума в постановлении от 27 июля 1915 г. констатировала: «Город Новониколаевск переобременен войсками и военнопленными, как ни один другой город [Омского военного] округа. Ничего подобного не знает ни Томск, ни даже Омск»[204].

Таким образом, Омский и Иркутский военные округа в годы войны стали подлинной кузницей подготовки маршевого пополнения для действующей армии. Во время инспекционной поездки летом 1915 г. по запасным частям Томска, Барнаула, Новониколаевска, Кургана, Семипалатинска командующий Омским ВО генерал-лейтенант Н. А. Сухомлинов дал высокую оценку готовящимся к отправлению на фронт маршевым ротам. «От лица службы благодарю всех начальников, потрудившихся для подготовки людей и выражаю уверенность, что виденные мною молодцы, как в пути на театр военных действий, так и в бою с врагами покажут себя настоящими сибиряками», – так завершилась один из его приказов по итогам поездки[205].

§ 4. Воин – сибиряк: социокультурные особенности

Применительно к изучаемому региону к 1917 г. в армии оказалось не менее 1 млн сибиряков (на 10,1 млн жителей). Призвали 53,6 % трудоспособных мужчин на Алтае, 38,8 в Енисейской, 51,8 в Тобольской, 51,5 в Томской, 49,5 в Иркутской губерниях, 60,6 в Акмолинской и 54,8 % в Забайкальской областях[206]. С осени 1914 г. мобилизационные кампании приобретают более организованный характер. Вносятся существенные изменения в Устав о воинской повинности, прежде всего в плане уменьшения оснований для получения отсрочек. Прежде всего, отменялась жеребьевка, и на освидетельствование в призывной комиссии привлекались все лица, внесенные в призывные списки. Переселенцам отсрочки могли предоставляться только в случае, «если за их семействами были до объявления мобилизации зачислены земельные душевые доли, и они до того же срока получили установленные документы для переселения». Для них же отменялось разрешение о замене «лица, состоящего уже на действительной службе, одним из членов его семейства». Отсрочка предоставлялась для сдачи выпускных экзаменов в учебных заведениях. Распоряжением правительства от 17 января 1916 г. «наименьшая мера роста для приема на военную службу» определялась в 2 аршина и 1,5 вершка (148,6 сантиметра). О том, как выглядело соотношение между призванными и льготниками можно судить на примере самой многолюдной в регионе Томской губернии (до 40 % от численности населения Сибири). Всего в призывные списки 1914 г. здесь внесли 38 077 чел., призвали в войска 21 852 чел., имели льготы по семейному положению 15 554 чел.[207]