Андрей Буровский - Россия, умытая кровью. Самая страшная русская трагедия Страница 18

В Севастополе зверски убито более 800 офицеров и гражданских лиц. Их топили, расстреливали, закалывали штыками. За что? За принадлежность к кадетской партии или к числу офицеров. Руководила убийствами комиссарша Соловьева.

В Таганроге приближенный к Ленину большевик Сиверс истребил больше 300 юнкеров и офицеров, причем многих из них четвертовали, а около 50 человек бросили живыми в доменные печи.

В Феодосии убито 60, в Ялте — 80, в Симферополе — 160, в Евпатории — 300 человек. Офицерам часто прибивали гвоздями к телу погоны: пусть знают, как плохо не хотеть с ними расставаться, с этими презренными знаками различия! На кораблях «Трувор» и «Румыния» под руководством другой комиссарши, Антонины Нимич, жертвам отрубали носы, уши, половые органы, потом уже рубили руки и ноги, сбрасывали в море.

Но отдать Черноморский флот немцам не удалось. 250 вымпелов ушли в иностранные порты, чтобы продолжать Великую войну на стороне союзников. Некоторые суда ушли после убийства части офицеров. Среди уехавших был адмирал А. В. Колчак. Когда разоружали офицеров, он демонстративно выбросил в море саблю главнокомандующего и уехал в Петербург, а потом за рубеж, продолжать войну там.

Остальные корабли Черноморского флота, порядка 80 вымпелов, ушли в Новороссийск — если не воевать с немцами, то и не сдаваться. Эти корабли большевики решили утопить. Нашелся корабль с большевизированной командой на борту — миноносец «Керчь» во главе с капитаном Кугелем. С этого миноносца пускали мины в стоящие на рейде боевые суда.

После этой акции своего флота на Черном море ни у немцев, ни у большевиков не было.

Глава 2

Триумфальное шествие Советской власти

Чтобы водворять на местах власть Советов, Ленин разослал из Смольного 644 комиссара, но страна не спешила им покоряться.

В Центральнопромышленном районе, особенно в крупных городах (Орехово-Зуеве, Иваново-Вознесенске, Сормове, Шуе и других), Советы и раньше были сильнее и значительнее городских Дум. В Самаре, Сызрани, Царицыне, Симбирске Советы тоже брали власть легко и просто, без сопротивления других властей. Правда, не во всех этих Советах большевики преобладали…

В Перми, Новониколаевске (при Советской власти — Новосибирск), Екатеринбурге местные Думы, земства и Советы создавали общие коалиционные правительства… вернее, местные органы власти. Здесь большевикам вообще ловить было нечего, но долгое время они не могли ничего поделать. А формально и в этих городах побеждал советский строй.

Во многих городах, например в Калуге и в Туле, Советы вообще победили только в декабре 1917-го, а в уездах — весной 1918 года.

В Центрально-Черноземном районе Советы если и побеждали, то большевиков в них было крайне мало, преобладали эсеры. Вообще в провинции эсеры были очень популярны, в том числе в образованных, городских кругах. Ведь провинциальная интеллигенция на 70–80 % была «из крестьян» во втором-третьем, а то и в первом поколении.

В Нижнем Новгороде Советская власть была провозглашена 21 ноября, в Новгороде Великом — 3 декабря. В Калуге энергичный комиссар Временного правительства Галкин распустил Совет и разоружил с помощью ударников местный ВРК. Губернская власть сохраняла верность Временному правительству до декабря. В Иркутске уличные бои шли 10 дней — до 30 декабря. Крестьянский съезд в Воронеже заседал до конца декабря, в Курск Советская власть пришла в феврале 1918 года. В Тамбове большевики захватили власть лишь в марте 1918 года, в Забайкалье их власть установилась в апреле. В Вологодской губернии городское и земское самоуправление работало до 1919 года.

В городе Плесе — в левитановских местах, в самом сердце России, — до лета 1919 года существовала местная городская Дума, и дико смотрелись матросы, приплывшие на неком революционном корабле по Волге. Матросы задавали странные вопросы про получение пайков и «встать на учет», обыватели обалдевали от этих удивительных речей… Столкнулись словно бы две культурно-исторические эпохи, хотя и разделенные очень небольшими сроками абсолютного времени.

Матросы перестреляли членов Думы, ограбили и убили многих жителей Плеса. И тогда обыватели поняли, что у них тоже теперь революция.

Коммунисты очень любили и любят вести туманные беседы о том, что во время Гражданской войны «все озверели» и что взаимная жестокость порождена этой самой Гражданской войной. В этом есть доля правды — но только лишь доля. Потому что коммунисты изначально запланировали истребить часть населения России, запланировали жестокость Гражданской войны. С самого начала они вели политику уголовными средствами: продвижением «своих» на важные посты, обманом, подлостью, наглостью, жестокостью, втягиванием в свою среду слабых и подлых, запугиванием всех остальных.

Взятие большевиками власти в Петрограде и особенно в Москве, тем более «триумфальное шествие Советской власти» сопровождалось чудовищными жестокостями. Очень часто их организовывали и проводили в жизнь как раз «классово близкие», взятые на службу. Или люди с патологическими наклонностями.

В Киеве было убито больше 2000 человек. Многих из них арестовали за то, что у них не было документов или были документы, выданные украинским правительством. В мороз людей раздевали догола и везли на смерть. Люди порой часами ждали, пока их соизволят пристрелить.

В Ростове арестовали много гимназистов и семинаристов — учащаяся молодежь «принадлежала к эксплуататорским классам». Много подростков сражались против Советской власти в Петрограде и в Москве. Подростков 14–16 лет раздевали до кальсон и гнали по улицам к городскому собору, расстреливая у его стен.

В украинском городе Глухове истребили вообще всех гимназистов и гимназисток: собрали и перестреляли. И не только стреляли: после ухода коммунистов люди хоронили выброшенные из комендатуры детские трупики с чудовищными увечьями — с выколотыми глазами, отрубленными руками, отрезанными ушами и носами.

Еще страшнее было в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке: там осело очень много бывших каторжников. Против атамана Г. М. Семенова шли два красных полка, один из них был полностью сформирован уголовными. Им руководила начальница штаба и любовница матерого уголовника С. Лазо, некая Нина Лебедева-Кияшко. Девушка объявляла себя анархисткой-максималисткой, было ей 19 лет, когда уголовно-коммунистический полк в одном Благовещенске истребил больше 1500 человек из 10 000 всего населения. При этом людей резали «просто так» или чтобы не смели мешать грабить их имущество. Избавлю читателя от описания сцен зверского убийства детишек на глазах пап и мам, изнасилования дочерей на глазах родителей, отрубания рук и ног и многого, многого другого. А из домов тащили все сколько-нибудь ценное.

Это я пишу о том, что несли с собой красные в самые обычные, сравнительно тихие места. Туда, где вообще не было сопротивления. Если же население выражало хоть малейшее недовольство новыми порядками, масштаб террора резко возрастал.

После восстания в Лабинском отделе на Кубани большевики убили[41] больше 770 человек, целыми семьями, включая маленьких детей.

В Омске прошли волнения среди рабочих: только волнения, никакого вооруженного восстания! Там коммунисты провели «децимацию» — убийство каждого десятого вместе с его семьей. Набралось несколько сотен человек, включая глубоких стариков, беременных женщин и совсем маленьких детей. Их всех раздевали на глазах друг у друга, пороли и расстреливали. Английский консул Элиот доносил Керзону о подробностях истребления, так что «просвещенный Запад» был в курсе.

Иногда «классовых врагов» не убивали, но крепко пугали. В селе Петровском в Ставрополье большевики сначала расстреляли сотни «буржуев» на обрывистом берегу реки Калауса. Жертвы падали прямо в ледяную воду, и если пытались вылезти, их добивали стоявшие на берегу красные каратели. Потом на то же место, с пятнами и лужами крови, пригнали местных гимназисток — взяли прямо из гимназии с занятий. Девочкам 13–15 лет велели раздеться под дулами винтовок, но убивать не стали: насиловали, пороли плетьми и прутьями, стреляли поверх голов. Насладившись страхом, ожиданием смерти, ушли.

Одна из этих девочек стала потом медсестрой в армии Деникина[42] и умерла уже глубокой старухой во Франции. Но и в 1985 году не могла без дрожи вспоминать, как большевики учили ее бояться новой власти.

Так на безвластии, идеологии, обалдении от хамства и нахрапа, на паническом страхе возник целый «красный остров» Советской власти. Начался он в Петрограде и в Москве в конце ноября 1917 года. До весны 1918 года только расширялся, охватив всю центральную часть Европейской России и широкой полосой проходя через всю Южную Сибирь до Владивостока, выплескиваясь на территорию Казахстана и Туркестана, достигая Кавказа, местами заливая Прибалтику и Белоруссию. Этот «красный остров» стал основой для Советской России, а потом из него вырос СССР.