Александр Вигилев - История отечественной почты. Часть 2. Страница 18

Ямщики получили большие льготы и привилегии. Например, ладожские почтари были освобождены от платежей недоимок, которые у них накопились с 1680 г. Но, давая всяческие блага, царь требовал и службу. «Гоньба была бы неприменна, — говорилось в указе, — и никогда б в гоньбе никакой остановки и мотчания не было. А буде тех вышеписанных всех ямов ямщики с указанных вытей гоньбу гонять не учнут, и в гоньбе остановку и мотчание учнут чинить, и им за то учинена будет смертная казнь, а жены их и дети сосланы будут в Азов на вечное жилье» [137].

Указ 1701 г. способствовал увеличению числа ямщиков на новгородской дороге. К середине лета гоньбу отправляло столько людей, сколько требовал Петр I.

Но развитие военных действий в Прибалтике нуждалось в еще более интенсивных почтовых сношениях. Поэтому 18 мая 1702 г. последовало распоряжение о приписке по три новых выти к Мшанскому, Бронницкому, Крестецкому и Вышневолоцкому станам. Зимнегорскому яму отдали село Валдай и слободу Валдайского монастыря «со всеми людьми и землями».

С указом 1701 г. не могли примириться и помещики. Они требовали возвращения своих крепостных. Наконец, исходя из того, что «помещики сами беспременно бывают на службе и всякие подати с крестьян своих платят неотложно», в феврале 1703 г. по новогородской дороге послали «дворян самых добрых и разумных» и приказали «без всякие поноровки, никому ни в чем не дружа, разобрать в правду под опасением себе от великого государя опалы, чтоб впредь ни от кого спору не челобитья не было». Ревизоры установили, кто из ямщиков в прошлом числился за помещиком, исключили их из числа гонщиков, а вместо выбывших набрали новых из крестьян, принадлежавших духовенству. Кроме того, на пяти станах — Бронницком, Крестецком, Хотеловском, Вышневолоцком и Пшанском — на каждую ямскую выть придали по одному человеку для работы — уборки конюшен, расчистки снега и прочих хозяйственных дел. Этих людей также набрали «из митрополичьих и из монастырских крестьян» [138].

О требованиях, предъявляемых к новгородской почте, и о скорости ее передвижения лучше всего рассказывает подорожная, которая уже частично рассмотрена на стр. 18. 

«1706-го июля в 21 день в 8-м часу дни в 3 четверти отпущена почта из Великого Новгорода к Москве в Новгородский приказ Новгородские слободы с ямщиком Степаном Ершевым в холщовом мешке за почтовою псковскою печатью красного сургуча да в бумажном пакете за новгородцкою почтовою печатью красного сургуча ж. А ехать ему и иным почтарям по почтовым станом переменяясь наскоро денно и ночно нигде не мешкая ни четверти часа. А в час ехалиб по пятнадцати верст. В приемке и в подаче и в целости печати почтарем друг от друга по ямам и по станом расписыватца имянем. А буде который почтарь в пути будет ехать медленно или оплошно и в указные часы неспеет или письма подмочит или утеряет и за то таким почтарям по указу великого Государя учинена будет смертная казнь. Внизу печать: Великого Новгорода почтовая печать» [24].

На обороте подорожной сохранилась отметка о прибытии почты в Москву: «Июля в 23 день в 13 часу дни». Значит, корреспонденция находилась в пути всего 52 часа 15 минут.

1708 г. знаменуется подготовкой Карлом XII вторжения на территорию России. По замыслу короля, шведы должны были пройти Польшу и через Витебск и Смоленск наступать на Москву. Как известно, планам этим не суждено было осуществиться — недалеко от Смоленска враг был остановлен и повернул на Украину.

До начала шведского наступления, 16 марта 1708 г., Петр I отдает распоряжение увеличить число почтовых лошадей между Смоленском и Витебском. Приказ царя мотивировался ухудшением связи с Европой. Но не это было главным — хорошая почта требовалась для более быстрого обмена сообщениями с русской армией.

В Витебске на почте стояло всего шесть мещанских лошадей. Петр I распорядился поляков[44] от гоньбы отставить, заменив их русскими солдатами. Дело возложили на капитана Ивана Мельгунова, поручиков Василия Кондаурова, Григория Алабина и Федора Торопчина. Им выделили команду из 4 урядников, 3 писарей и 130 драгун [139].

Между Смоленском и Витебском И. Мельгунов устроил 5 станций на расстоянии примерно 20 верст одна от другой. На каждую подставу назначили по 10 солдат и 20 лошадей. На опорных пунктах линии в городах, кроме 12 солдат, находились урядник и писарь. Капитану Мельгунову царским указом давались широкие полномочия — он не только определял место расположения станов и их количество, но и «по рассмотрению» мог назначать начальников над почтами. В Смоленске он поставил поручика В. Кондаурова, в Витебске управлял Г. Алабин. Федор Торопчин с двумя урядниками, писарем и 52 драгунами отправился в Полоцк. К этому его обязывал указ от 21 марта. У капитана И. Мельгунова не было постоянной штаб-квартиры. Он с четырьмя драгунами разъезжал по линии, контролировал ее работу [140].

Поручик Ф. Торопчин на 4 станах до Полоцка поставил по 15 лошадей и при них 10 драгун. Сам он ведал приемом почты в Полоцке. Одновременно с Торопчиным из Витебска выехал капитан Иван Горлевский. Ему поручалось «установить почты и составить почтовым станам роспись от Витепска до Великих Лук летнею прямою дорогою, стан от стана по двадцати верст». Роспись Горлевского сохранилась в Почтовых делах Центрального государственного архива древних актов. Подставы он расположил в деревнях Заволани, Лапоток, Щербова, Степановка, Талуева, Табаки, Сораквашина. На каждой почте было 10 драгун с 20 лошадьми. В архивных бумагах сохранились сведения о скорости доставки корреспонденции. 12 апреля 1708 г. письмо из села Поречья в Витебск (130 верст) шло 10 часов [141].

Несколькими месяцами раньше, 1 декабря 1707 г., открыли еще один почтовый тракт из Борисова в Быхов. Он проходил через города Копысь и Могилев. Прокладывал его капитан Григорий Зазевитов. В отличие от других почтовых дорог здесь на каждом стане «для управления» присутствовал офицер в звании прапорщика или поручика. Для чего так было сделано — выяснить не удалось [142]. В сентябре — октябре 1708 г. увеличили число лошадей и почтарей на старых трактах от Брянска до Калуги, из Глухова через Севск и Курск на Воронеж, от Сум до Курска. Реорганизацию почтовой гоньбы поручили людям, чьи имена до этого неоднократно встречались в почтовых документах, — офицеру Василию Бочарову, подьячим Малороссийского приказа Федоту Рогову и Афанасию Инихову. К концу 1708 г. почта соединила Новгород с Великими Луками, Витебск с Копысью и Быхов с Черниговым через Гомель. Сейчас по этим дорогам проходит шоссе Новгород — Киев.

Первоначально вся корреспонденция в действующую армию, как государственная, так и частная, отправлялась по пятницам со двора П. П. Шафирова. Такую пересылку в тогдашних документах называли «почтой из государственного Посольского приказу». С 1703 г., после образования Ингерманландской канцелярии, ведавшей делами возвращенных русских земель, «в полки» стали ходить две почты: по вторникам — из новой канцелярии (она возила только государственную корреспонденцию) и по пятницам — из Посольского приказа с частными грамотками [143]. Был четко очерчен круг лиц, имевших право давать подорожные на ямские и почтовые подводы: из армии — Б. П. Шереметев и П. М. Апраскин; из тыла — А. Д. Меншихов, главный министр Г. И. Головкин, вице-канцлер П. П. Шафиров и смоленский воевода П. С. Салтыков. Категорически запрещалось выдавать для проезда так называемые открытые листы — подорожные, в которых не вписаны имена путешественников [144].

Не везде создание почтовых станов проходило гладко. Военная почта обычно прокладывалась в местах, разоренных войной. Ее устроителям приходилось забирать последнее, что не успела взять армия — последнюю лошадь, последние корма, — а это вызывало у жителей особое озлобление. Терпели почтари и от проезжающих.

В феврале 1704 г. по царскому указу у помещика Б. М. Скрыплева взяли лошадь для почтовой гоньбы на стан в деревне Фирос. Что происходило дальше, рассказывает бурмистр Зимнегородского яма, которому подчинялись ямщики из Фироса, Василий Радионов: «Борис Марков сын Скрыплева приехал к тем ямским охотникам в деревню Фирос, взял насильно лошадь. И для той лошади я нижеимянованный раб твой, потому что я был на Зимнегорском яму у ямских охотников бурмистром, и с иными ямщиками к нему Борису Скрыплеву в усадьбу ездили. И приехав, стали в той ево усадьбе на людцом дворе и послали к нему, Борису, задворного ево человека. И он, Борис Скрыплев, собрався с людьми своими и со крестьянами, меня нижеимянованного раба твово и выборного бил дубьем смертным боем и после того без твоего, государь, указу, сняв порты, бил нас на козле кнутом и после батоги. И от его Борисовых побоев я нижеимянованный раб твой и выборный и два человека ямских охотников лежал при смерти» [145].

Получив челобитье бурмистра, царь пришел в неописуемую ярость и распорядился Скрыплева схватить, отправить в Преображенский приказ и там «допросить подлинно по чьему он, Борька, наущенью своровал против великого государя». Особенно возмутил Петра факт битья батогами — такой казни в России подвергались преступники, и то только по царскому указу.