Павел Федоров - Агафон с Большой Волги Страница 18

Агафон дивился хозяйской сноровке, изворотливости, наконец, работоспособности, с какою она с утра до ночи хлопотала вокруг своего обширного дома и даже успевала вязать очень ценные платки из козьего пуха. Он уже знал от Ульяны, что его хозяйка два раза в год выезжает к своим родственникам с большими чемоданами. Сестра ее жила где-то в Ставрополе, а младший брат - в Кустанае. Всем было ясно, что она сбывает там пуховые платки. Это делалось весьма аккуратно и расчетливо. Обо всех делах тещи догадывался и Мартьян, он как мог воевал с нею и Варварой, но его действия пока были малоуспешны. В доме жили два коммуниста, комсомолец и ничего не могли поделать с пожилой домовитой Агафьей Нестеровной. Она все хозяйство держала в своих хватких руках и чувствовала себя полным властелином. Зачем ей такое хозяйство? Ведь в семье три пары рабочих рук. Заработок Мартьяна, Феди и Варвары полностью обеспечивал их потребности. В сельмаге можно покупать и свежее мясо. А молоко рабочим и служащим доставлялось из того же отделения. Правда, чабаны на кошарах имели лично им принадлежащий скот - коров и овец, но они жили совсем в иных условиях. Кошары отдалены от центрального участка на большие расстояния, в горы. Почти все чабаны были люди многосемейные. Старший чабан шестой кошары, Николай Иванович Байсургенов - отец Кызлгая, имел десять детей и до сего времени жил в саманном азбаре. Без собственных коров и овец семья пока жить не могла. К тому же Николай Иванович был прирожденный кочевник, привыкший жить в степи и постоянно питаться мясом и молоком. Иной пищи он не признавал. Это был лучший в совхозе чабан. У него в отаре был самый большой приплод и отличный начес пуха. Агафон был на этой кошаре и познакомился со всей семьей. Байсургеновы жили очень дружно и ладно, ухаживая и выращивая в очень трудных, особенно зимних, условиях больше двух тысяч коз. Николай Иванович и Кузьма, так он перекрестил сам себя, встретили Агафона как старого знакомого, чуть ли не родича, и угостили вкусным бешбармаком, который он ел с удовольствием первый раз в жизни. Обедали, по старому киргизскому обычаю, только втроем: отец, старший сын и гость. Жена хозяина, тетка Кашмат, молодая, еще очень крепкая женщина, мать десяти детей, прислуживала. Пятеро черноголовых смуглощеких мальчишек и две маленькие трехлетние девочки-двойняшки сидели на нарах позади отца, на разостланной кошме, в один ряд, по возрасту. Самому старшему было лет двенадцать. Две младшие, после Кызлгая, сестренки учились в Валиевской средней школе и жили в интернате.

Ребятишки изучающе поглядывали на гостя, улыбчиво перешептывались и сидели очень смирно. Отец крошил мясо и поочередно давал им глодать кости. Они это делали с завидным, бесцеремонным аппетитом. Агафону очень и очень понравилась эта ватажка черноголовых малышей. Тоже обгладывая мосол, он смотрел на них и весело им подмигивал. Они сдержанно пыжились от смеха и дарили его взаимными взглядами черных, с прищуром глазенок, прелестных своей детской чистотой и лукавостью. Уезжая, он вынул из кармана десять рублей и подарил на гостинцы этой милой, радостной компании - вчера получил первую получку.

- Наверно, это не надо... - смущенно сказал Николай Иванович.

- На конфеты, - краснея, ответил Агафон.

- Привожу им гостинцев-то! Деньги имеем, не жалуемся. А они у меня работящие мальчишки. Ну ладно. Спасибо, - чувствуя, что гость тоже смутился, примиренно добавил отец. В душе ему даже понравилась простота гостя.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Вечером, когда Агафон проводил Ульяну и вернулся домой, он застал у себя гостя. В комнате сидел с ружьем в руках и ждал его Кузьма. Он был тоже на комсомольском собрании и слушал пламенную речь Агафона. Кузьма хотел поговорить с ним там же, но, увидев, что парня поймала девушка и пошла с ним вместе, мешать не стал и решил дождаться на квартире.

Тому, что гость был с ружьем, хозяин не удивился. Кузьма почти никогда не расставался с ружьем.

Агафон провел его в комнату и принес чаю. Принимая из рук хозяина стакан, Кузьма без всяких предисловий сказал:

- Слышишь, Гафон, ты мне друг, да?

- Конечно, друг! - улыбнулся Агафон.

- У нас беда, Гафон.

- Что случилось? Какая беда? - смотря на суровое лицо молодого чабана, встревоженно спросил Агафон.

- Балшая беда, начальник, - сокрушенно качая головой, ответил Кузьма и расстегнул воротник потертого, но опрятного кителя. Он только осенью отслужил срок в армии на афганской границе и вернулся в звании ефрейтора. Однако любил носить все военное, потому что служил в пограничной кавалерийской группе, имел значок отличника границы и постоянно носил его на груди. Сейчас на нем были суконные офицерские брюки с зеленым кантом, заправленные в новенькие остроносые сапоги, сшитые из яловой кожи его отцом, - Николай Иванович был мастером на все руки.

- Да расскажи ты наконец, что произошло? - теряя всякое терпение, спросил Агафон. Он еще мало был знаком с обычаями степняков: сначала неожиданно огорошить себеседника мудрым вопросом, а потом уже исподволь начать замысловатый восточный разговор.

- А то, что больно хорошо, что ты стал нашим другом, - держа чашку обеими руками и медлительно попивая чай, с достоинством древнего аксакала ответил Кузьма.

- Я рад это слышать... Но ты все-таки расскажи про свою беду.

- Ты знаешь пьяницу Апоньку? - вдруг спросил Кузьма.

- Какого Апоньку? - вытаращил глаза Агафон. - Шофера, ты хочешь сказать!

- Да, да! Он самый, который приехал тогда к нам на грузовой автомашине. Шойфер Апонька Лохматов, - подтвердил Кузьма.

- Афанасий Косматов, наверное? Шофер надо произносить, понимаешь, Кузьма, шо-фер! - раздельно повторил Агафон.

- Хорошо. Так, скажем, шофер... Вот этот самый Апонька сегодня сказал, что он нас будет убивать, - удивительно спокойным, уверенным тоном, как нечто само собой разумеющееся, проговорил Кузьма.

- Как это убивать? За что?

Агафон стремительно вскочил со стула и подошел к гостю. Все это было так необыкновенно и неожиданно, что он на минуту растерялся.

- Сказал, что стреляет меня из своей тульской двустволки, невозмутимо ответил Кузьма и прищурил чуть узковатые глаза, темные, как будто специально закопченные у вечного пастушьего огня. Вообще Кузьма был парень видный, с широкоскулым, задубелым от ветра и солнца лицом степняка, приятным и мужественным.

- За что? - с явной в голосе тревогой спросил Агафон.

- Он воровал для своих коров совхозное сено и говорит, что я его продавал партийному секретарю Михайле Соколову.

- Как продавал?

- Конечно, не продавал... Я просто сказал Михайле Соколову, что Апонька, как самый последний свинья, пьянствует, сено для своих коров косить не хочет, а казенное сено крадет. Болше я ничего не говорил.

- Теперь наконец понятно, - облегченно сказал Агафон. - Ты не бойся. Он напугать тебя хочет. Ты молодчина, что сказал.

- Зачем мне бояться, Гафон! Если он в меня стреляет, я тоже двадцать жаканов* зарядил... Вон она, моя винтовка-то! За отличную стрельбу значок имеем, уж не промажем... - убежденно заверил Кузьма.

_______________

* Ж а к а н ы - пули.

- Этого нельзя делать. - Агафон дружески положил ему руку на плечо и объяснил, что Афонька Косматов трус. А трусы всегда только грозят и при первом же случае прячутся. Обещал, что в обиду Кузьму не даст и, ясное дело, заступится как за друга и лучшего чабана. А воришку Афоньку, конечно, накажут и церемониться с ним не станут.

Кузьма, в свою очередь, дал слово, что первый никогда ссоры не начнет, но в то же время предупредил, что при случае сам поймает Апоньку и живым доставит на центральный участок. Принимаясь за третий стакан чаю, вдруг ни с того ни с сего спросил:

- Скажи, Гафон, сколько надо учиться, чтобы стать главным зоотехником?

- Много и долго надо учиться, пять лет.

Кузьма разочарованно покачал головой. Откусив кусочек сахару, снова спросил:

- А короче нельзя?

- Нельзя короче... - сдерживая улыбку, ответил Агафон. - А зачем ты спрашиваешь?

- Жениться хочу потому что, - сказал Кузьма убежденно, как о деле, давно уже и твердо решенном.

- Не понимаю... - Агафон так опешил, что разводил только руками, недоуменно качал головой.

- На русской, - упрямо продолжал Кузьма.

- Ну и пожалуйста! - Агафон не выдержал и захохотал.

- Почему смеешься?

- Ты чудак, Кузьма! То хочешь стать главным зоотехником, то вдруг жениться собираешься...

- Ты думаешь, туда-сюда скачу на своих словах верхом, как на лошади? На ком я жениться хочу, она образованная, а я чабан... Какой тут смех! обиженно проговорил Кузьма.

- Погоди, друг, погоди! Ты не серчай, Кузьма, - заговорил Агафон. Осененный догадкой, он вспомнил намеки Ульяны о Марте, которым не придал тогда никакого значения. Да и трудно было угадать, где она говорит серьезно, а где шутит. Поглядывая на присмиревшего гостя, спросил: Значит, у тебя есть невеста?