Сергей Войтиков - Высшие кадры Красной Армии 1917-1921 Страница 18

Из этого следует, что созданный ЧШ ПгВО по ряду выполняемых задач был параллельным Комитету революционной обороны органом. С учётом этого Комитет революционной обороны принимает 22 февраля решение — ввести в состав комитета всех членов Чрезвычайного штаба (и К.А. Мехоношин)[265], а кроме них — 5 представителей ВЦИК и по 2 представителя от Петроградских комитетов РСДРП(б) и ПЛСР[266].

Очевидно, что в таком составе комитет не мог обеспечить оперативное решение стоявших перед ним задач. Поэтому 25 февраля из состава комитета было выделено бюро. В бюро вошли: председатель ВЦИК Я.М. Свердлов (который и будет председательствовать на заседаниях комитета), председатель Петросовета Г.Е. Зиновьев, 3 члена коллегии Наркомвоена (Н.В. Крыленко, К.А. Мехоношин, Н.И. Подвойский) и командующий Петроградским ВО (К.С. Еремеев)[267], 3 «левых коммуниста» (М.С. Урицкий, С.В. Косиор, В.М. Смирнов), 2 лидера и один видный деятель ПЛСР (М.А. Спиридонова, Я.М. Фишман, М.А. Левин), а также один военный специалист (начальник штаба Верховного главнокомандующего Генштаба генерал-лейтенант М.Д. Бонч-Бруевич)[268]. Итого, в бюро комитета вошли, помимо одного военного специалиста, представители трёх партийных группировок — двух большевистских фракций («левых коммунистов» и условно «большевиков-ленинцев») и одной левоэсеровской. С одной стороны, комитет отвечал требованиям коллегиальности и межпартийности, с другой — оба фактора означали постоянную угрозу раскола в бюро комитета, способную уничтожить этот орган.

В.И. Ленин, будучи прагматиком, по всей видимости, изначально не поверил в возможности Комитета революционной обороны Петрограда как органа, составленного из 14 (затем — 29) политических деятелей-непрофессионалов[269], и подготовил свой вариант руководящего строительством армии органа. На следующий же день после создания комитета председатель СНК экстренно вызвал из Могилёва 12 бывших генералов и офицеров Ставки во главе с М.Д. Бонч-Бруевичем и поручил прибывшим военным специалистам спешно выработать план обороны Петрограда и заняться формированием отрядов для посылки на фронт[270]. Этот шаг означал недоверие В.И. Ленина к комитету. Дальнейшие действия председателя СНК были направлены на создание нового военного центра.

Были ли сомнения Ленина в «дееспособности» Комитета революционной обороны Петрограда оправданы? Позднее, характеризуя деятельность комитета, М.Д. Бонч-Бруевич в своих мемуарах приписал комитету склонность к «говорильне» и игнорирование первостепенных вопросов военного строительства[271]. Исследователь А.Л. Фрайман в 1964 году счёл выдвинутый генералом тезис ошибочным и обстоятельно показал в своей монографии вклад комитета в организацию вооружённого отпора германской армии[272]. Член бюро комитета Н.В. Крыленко дал 4 марта 1918 года оперативную (а потому представляющую особую ценность) оценку Комитета революционной обороны Петрограда, совпадающую в целом с поздней оценкой, данной комитету М.Д. Бонч-Бруевичем. Приведём её полностью: «На собрании представителей районных штабов признана ненужность чрезвычайного штаба в той форме, в какой он существует сейчас, когда одному человеку (Лашевичу) поручено всё дело формирования всех видов оружия и [тем самым] была сбита и спутана работа уже поставленных организаций. То же самое было признано, а это ещё знаменательней — самим комитетом обороны, познавшем на опыте бестолковость учреждения, где работают пять-шесть человек, толкутся сотни и дежурным членам бюро приходится заниматься всем, вплоть до подписывания ордеров на выдачу продовольствия для служащих Смольного, кроме того дела, которое им поручено. Отдел формирования в комнате № 85 уже упразднён комитетом… заседания бюро сводятся в общей части к очередному оперативному докладу Бонча (генерал-майора старой армии М.Д. Бонч-Бруевича. — C.В.), причём не в местном, а во Всероссийском масштабе при прогрессивно убывающей посещаемости заседаний даже членами бюро, а не только комитета»[273]. Постановка Михаила Лашевича во главе вооружения армии (фактически в параллель существовавшей в то время Всероссийской коллегии по организации и формированию РККА) объясняется тем, что близостью Лашевича к Григорию Зиновьеву: в июле 1926 года Лев Каменев в заметках о «деле Лашевича» заявит — «Вопрос о так называемом «деле» т. Лашевича, поставленный, согласно решения Политбюро… в порядок дня нынешнего Пленума [ЦК] неожиданно, в самый последний момент, постановлением Президиума ЦКК от 20 июля, превращён в «дело» т. Зиновьева. Мы считаем необходимым, прежде всего, констатировать, что в проекте резолюции Президиума ЦКК нет ни одного факта, ни одного сообщения, ни одного подозрения, которые не были бы известны…, когда ЦКК вынесла постановление по «делу» т. Лашевича и др. Между тем, в последнем проекте резолюции уже заявляется со всей категоричностью, что «все нити» ведут к т. Зиновьеву, как к председателю Коминтерна, который будто бы использовал во фракционных целях аппарат Коминтерна. Не какие-либо новые фактические обстоятельства побудили ЦКК произвести полный переворот в первоначальной постановке этого дела, а соображения политического характера. Вопрос этот, как совершенно ясно для всех, решался не в Президиуме ЦКК, а в той фракционной группе, руководителем которой является т. Сталин»[274]. По сути, политическая баталия Сталина с Зиновьевым начнётся с подкопа под Лашевича (а также Беленького и других петроцекистов 1918 года[275]) — по образному выражению Каменева, ««дело» Лашевича было превращено в «дело Зиновьева»»[276]. В 1918 году, проведя кандидатуру Лашевича в бюро КРОПг, Зиновьев делал серьёзный задел в руководстве военного ведомства.

2 марта для координации деятельности высших военных органов на всех фронтах Ставка Верховного главнокомандующего фактически прекратила свою деятельность и высшим органом командования, по инициативе В.И. Ленина, был объявлен Комитет революционной обороны Петрограда[277]. Таким образом, комитет формально перестал быть военно-политическим центром, его роль была сведена к оперативно-стратегическому руководству[278].

Крайне важные для нас последующие события 2–4 марта освещаются наиболее полно в черновиках докладных записок Главковерха Н.В. Крыленко Совнаркому, отложившихся в фонде Управления делами Наркомвоена (РГВА), а также в докладной записке от 4 марта 1918 года, отложившейся в фонде секретариата В.И. Ленина (РГАСПИ). Источниками информации для Крыленко были: первый — телефонный разговор с Лениным в ночь со 2 на 3 марта, второй — сведения, полученные членами коллегии Наркомвоена З марта (очевидно, утром или днём) и третий — сведения, полученные теми же лицами на заседании бюро Комитета революционной обороны 3 марта вечером.

Из разговора Н.В. Крыленко с В.И. Лениным следовало, что Ленин намечал создание двух высших военных коллегиальных органов. Над коллегией Наркомвоена председатель СНК планировал поставить два совета: первый — совет из пяти лиц, который предполагалось выделить «из состава Чрезвычайного штаба при Петроградском совете»; второй — Высший военный совет. Обоим органам В.И. Ленин хотел придать статус чрезвычайных, что в условиях революции давало им большие полномочия. «Указанные два учреждения, по выражению тов. Ленина, должны приказывать, все же остальные учреждения и работники военного ведомства исполнять» (докладывал Н.В. Крыленко Совнаркому)[279].

Напомним, что ЧШ ПгВО 22 февраля стал составной частью Комитета революционной обороны. Формулировка Крыленко (или Ленина?) «из состава Чрезвычайного штаба при Петроградском совете» крайне неопределённа. Мы склонны считать, что В.И. Ленин планировал выделить ЧШ ПгВО из Комитета революционной обороны. Последнее подтверждается более точными сведениями о «совете пяти», полученными членами коллегии Наркомвоена 3 марта (об этом сообщил всё тот же Крыленко)[280].

В этом случае, казалось бы, «совет пяти» должен был стать наиболее преданным Ленину контрольным органом: все его члены были большевиками, и притом (в большинстве своём) большевиками-«ленинцами»[281]. Ленин взял на вооружение идею Свердлова о коллегиальном контролирующем органе, но хотел придать ей несколько иное содержание, включив в «совет» таких проверенных большевиков, как М. Лашевич, К. Еремеев, В. Бонч-Бруевич.

О втором органе — Высшем военном совете — у нас больше информации, так как он, в отличие от первого органа, был создан 3 марта и его деятельность изучалась исследователями. Высший военный совет был авторитетным с точки зрения военного опыта и знаний органом. Основу его составили офицеры Ставки Верховного главнокомандующего, прибывшие, как известно, из Могилёва и работавшие ещё с 23 февраля под «неослабным» контролем В.И. Ленина[282]. Для создания полноценного контрольного центра недоставало одного: включить в состав Высшего военного совета партийных работников — военных комиссаров, которые могли бы контролировать военных специалистов.