Анатолий Уткин - В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905) Страница 18

В конечном счете выработка дальневосточной политики России приобрела весьма сложный характер. Эвакуация Маньчжурии, которая должна была закончиться 8 октября 1902 г., приостановилась. Теперь русское правительство добивалось от Пекина, чтобы в городах (особенно приморских) Маньчжурии присутствовали только русские консулы. Это не устаивало сразу несколько стран; активностью здесь отличалась американская дипломатия. Государственный секретарь Хэй жестко выговорил свое неудовольствие только что прибывшему из Пекина в Вашингтон послу России Кассини.

Новая система управления Дальним Востоком

Для того, чтобы «более энергично» управлять отдаленными землями, не бояться «жалких японцев» и получить максимум от фактического распада Китая, государственный советник Безобразов хотел создать новую систему управления краем. Алексеев ему нравился, а «триумвират» — нет.

После одной из встреч с царем Безобразов отправился в Петербург к Куропаткину. Ехал лихо и уверенно. Он не позволит отдать Корею и Маньчжурию Японии, это приз России и он обеспечит его получение. Главный противник Витте; если тот не изменит своей точки зрения, то должен будет уйти, какими бы громкими ни были его прежние заслуги, и как бы не любил его прежний царь — Александр Третий. Влияние Ламсдорфа можно ослабить. Нужно только увеличить значимость на Дальнем Востоке адмирала Алексеева.

12 августа 1903 г. император Николай Второй создал пост своего наместника на Дальнем Востоке. «Триумвират» узнал об этом решении из газет. Царь назначил наместником Дальнего Востока своего незаконнорожденного дядю адмирала Евгения Алексеева. Это означало, что центральные министерства в Петербурге были отныне бессильны перед полномочиями, дарованными наместнику престола. Алексеев был близок с великим князем Алексеем — главнокомандующим русского флота. Это был высокий импозантный мужчина, никогда не имевший собственной семьи. Смелый по своему и неглупый человек, он, однако, не обладал стратегическим видением происходящих событий.

Еще хуже: он поддался авантюрному влиянию. Наместник Алексеев какое–то время сопротивлялся безобразовскому рекрутированию всех, кого только возможно, на Ялу, но постепенно наладил с капитаном Безобразовым добрые отношения, поскольку дальневосточные идеи Безобразова поддерживались такими влиятельными людьми как его родственник адмирал Абаза — член штаба Куропаткина. Через два дня после этого Куропаткин представил прошение об отставке. Царь не любил грубость и военному министру был предоставлен долгосрочный отдых, но и намек был дан, что его пост может быть заполнен. 29 августа государь снял своего лучшего слугу Витте с поста министра финансов России. Этот пост занял «более покладистый» директор Государственного банка Эдуард Дмитриевич Плеске. В тот вечером самодержец Всея Руси записал в дневнике: «Ну, теперь правлю я».

Но новая система никак не желала работать лучше прежней. Скрупулезному прибалтийскому немцу Плеске было вновь узнать об аферах Безобразова, и его никак не могли вразумить, почему он должен дать некой деревообделочной компании 6 млн. рублей из государственной казны. Он все больше ощущал тяжесть ноши, которую прежде нес Витте; он не оправдывал ожиданий авантюрно настроенных политиков. А у тех были свои проблемы. В конце осени 1903 г., когда Ялу замерзла, оказалось, что продукция этих предприятий никому не нужна (непроданная продукция на 0,7 млн. рублей). Так же быстро стала замерзать и симпатия императора. Уже в начале сентября Николай Второй сказал Куропаткину, что «мы должны избавиться от него». Сказалось ли интуитивное желание императора говорить то, что нравится собеседнику, или он принял серьезное решение? Оказалось, что второе. Двумя месяцами позже Безобразов выехал в Швейцарию на длительное лечение. Царь еще выделил 200 тыс. рублей его компании, но это было словно «деньги на ее похороны».

Кайзер

В определенном смысле Германия стала для России более важной, чем официальный (с 1892 г.) союзник — Франция. Германия, ее элита, не хотели ослаблять решимость России по–своему решить дальневосточный вопрос — тогда она сместит центр своего внимания с Дальнего Востока на европейский театр. «Возвращение» России в Европу было бы худшим поворотом дел для Германии — новая опасность «штальринга», стального кольца окружения. И хотя кайзер Вильгельм не был готов встать единым с Россией фронтом, он всячески поддерживал решимость царя Николая Второго обрести величие на Тихом океане. Именно в эти месяцы германский кайзер называет российского самодержца «адмиралом Тихого океана», в то время как себя — «адмиралом Атлантического океана». 2 сентября 1902 г. Вильгельм предложил Николаю «смотреть на германский и российский флоты «как на одно единое целое, принадлежащее одному великому континенту, чьи интересы диктуют оборону побережий на далеких берегах… Практически это означает хранить мир во всем мире».

Кайзеру Вильгельму Второму в 1904 г. было 44 года. Его любимым чтением было то, что восхищало Теодора Рузвельта и британских идеологов империи — книги капитана Альфреда Мэхэна, особенно «Влияние морской мощи на историю». Наше будущее находится на морях — многократно говорил кайзер.

Переходя от чисто европейской к глобальной политике, император Вильгельм обнаружил на Дальнем Востоке «некоторые угрожающие симптомы. Япония становится беспокойным участником обострения ситуации, которая порождает холодность в решениях великих мировых держав». Кайзера Вильгельма несомненно обеспокоило то обстоятельство, что японский военный атташе в Пекине взялся за дело реорганизации китайской армии. «Они готовят их к тому, чтобы изгнать из страны всех иностранцев… От двадцати до тридцати миллионов подготовленных китайцев, поддержанных полудюжиной японских дивизий и ведомые бесстрашными и ненавидящими христиан японскими офицерами — вот будущее, в которое трудно смотреть бесстрашно; и это возможное будущее. Фактически, реальностью становится Желтая Опасность, о которой я говорил много лет назад и по поводу которой многие только смеялись».

В определенном смысле именно кайзер Вильгельм затащил царя Николая в болото восточноазиатской политики. С. Ю. Витте: «С захватом Киао — Чао Вильгельм дал первотолчок нашей политике здесь. Германские дипломаты и кайзер сделали все возможное, чтобы затащить нас в восточноазиатские авантюры… Вильгельм является подлинным автором войны». С настойчивостью и постоянством кайзер убеждал царя Николая Второго, что миссией России является культивировать азиатский континент и защитить Европу он нашествия желтой расы.

То была одна сторона медали, была и вторая. Исходя из стратегических реалий своего времени, кайзер Вильгельм Второй руководствовался следующей мудростью: «Мы должны привязать Россию к Восточной Азии так, чтобы она обращала меньше внимания на Европу и Ближний Восток»[15]. (Это было как раз противоположно тому, чего желали себе наиболее влиятельные силы в России — союз с Европой здесь не желали променять на азиатские авантюры).

Нет сомнения в том, что царь откликался на потакания кайзера Вильгельма, обещавшего России на Дальнем Востоке всяческую помощь. Тем горше было его разочарование, когда вопрос о стратегической помощи встал в конкретную плоскость.

Узнав о решительном шаге Лондона, отошедшего от почти вековой «блестящей изоляции» и вступившей в союз с азиатской Японией, Берлин как бы начинает терять прежний боевой дух, присущий раннему Вильгельму Второму, влекущего Россию к Тихому океану. В Китае и Корее у Германии были чисто коммерческие интересы, и Германия не видела резона в глобальном ожесточении, в смертельном противостоянии Британии по (собственно) маргинальному вопросу. Германия была заинтересована в гарантированном подходе к Киао — Чао, но при этом она не хотела будоражить главную морскую державу, способную при помощи японцев сокрушить германскую восточную торговлю и выставить свои линкоры тогда, когда германские дредноуты еще находились на стапелях. Особенные опасения Берлина вызывало отчуждение растущего гиганта — Соединенных Штатов Америки. Сближения англосаксов немцы боялись более всего. А ведь если Россия и Германия выступят вместе, Вашингтон вполне может присоединиться к Лондону, дружащему с Токио.

В результате подобной калькуляции Германия решила в случае войны России с Японией сохранить нейтралитет. Втайне кайзер испытывал облегчение: еще не построен «великий германский флот», еще готова Франция броситься в конфликт ради возвращения Эльзаса и Лотарингии. Одно твердо обещал царю Николаю кайзер Вильгельм: прикрытие России с запада.

Кайзера Вильгельма Второго «согревало» весомое для него обстоятельство. Теперь он твердо знал, что антигерманская основа франко–русского союза пошатнулась ввиду того, что Франция никоим образом не поддержала дальневосточные проекты Петербурга. У Парижа была своя калькуляция: уведенные на Дальний Восток корпуса русской армии не могли выполнить своей главной для Парижа миссии — броситься на Германию с востока в случае войны Германии с Францией.