Алексей Щербаков - Декабристы. Беспредел по-русски Страница 18

Каторга его (в отличие от многих других мятежников) ничему не научила. До конца жизни он все «резал правду-матку», врал напропалую – и удивлялся, когда ему за это приходилось отвечать… Впрочем, о следствии, суде и каторге будет рассказано в отдельных главах.

Справедливости ради стоит сказать, что не все офицеры Гвардейского экипажа были эдакими чистыми и наивными мальчиками, которых втянул в сомнительное дело самовлюбленный болтун. Некоторые моряки, возможно, имели и свои собственные цели.

Рассказывая о тайном обществе Гвардейского экипажа, я не упомянул одного предположения, которое высказывает ряд исследователей. У членов этого общества были цели, которые, возможно, эти молодые люди и сами четко не сознавали: масонские. Только не в том смысле, о котором сейчас подумали борцы с сионизмом. Ведь в чем одна из причин популярности масонских лож? Это были своего рода закрытые клубы, члены которых по мере сил помогали друг другу, в том числе и в карьерном плане. Масонские ложи запретили. А ребятам смутно хотелось создать нечто подобное, эдакую «мафию» с расчетом на будущее. И если хоть кто-то из членов морского тайного общества мыслил подобным образом, то вся это возня приобретает несколько иное освещение. Они узнали, что готовится переворот. Ладно, мало ли их было на Руси? Заметим, что ни о каком освобождении крестьян Завалишин не говорил. А если и говорил, то не очень подробно. Царя хотят убить? И такое бывало. Будет новый. Что же касается криков о свободе и о республике, то за последние десять лет это стало общим местом. Всерьез большинство «передовых» дворян такие слова уже не воспринимали: это был обязательный ритуал, вроде как масонские церемонии с мечами и другими глупостями.

В этом случае становится понятно, почему Завалишину столь охотно верили. Почему персонажи бессмертной комедии Гоголя, тертые и неглупые люди, поверили Хлестакову? Да потому, что с ужасом ждали настоящего ревизора! А у страха глаза велики.

Но тут… Моряки – люди смелые. Почему бы им не увлечься идеей поучаствовать в перевороте? Рискнуть головой, а в случае удачи – стремительно взлететь наверх. Из мичманов и лейтенантов – в капитаны первого ранга. Такое бывало десятки раз – и не только в России.

Подобные мотивации были характерны не только для моряков-декабристов. Уже упоминавшийся литератор Александр Бестужев-Марлинский потом честно признавался – не только на следствии, но и в мемуарах, – что ему было глубоко наплевать на республиканские и прочие освободительные идеи. Его манили лавры графа Орлова, который выскочил наверх именно в результате переворота, совершенного Екатериной II. И который, кстати, помог свергнутому государю отправиться на тот свет. А ведь двое братьев Бестужева-Марлинского служили во флоте и стояли у истоков тайного общества Гвардейского экипажа.

Все логично: верили потому, что хотелось верить. Рассуждали так: если человек направо и налево кричит о подобных вещах и ничего не боится – значит, все уже схвачено. Все идет по плану. То есть надо лишь успеть прыгнуть на отходящий фрегат. Тем более что внешне ситуация с восстанием и в самом деле до слез смахивала на вульгарный дворцовый переворот.

Так что все шло очень хорошо. Выродок Завалишин нашел себе вполне достойную аудиторию. Что ж, с кем поведешься – так тебе и надо.

4. Человек с Кавказа

Но все-таки главной находкой Рылеева оказались два других персонажа – это были уже законченные отморозки.

Итак, номер первый: Якубович Александр Иванович. «Кавказец». В том смысле, что воевал на начавшейся тогда бесконечной кавказской войне. Угодил он туда, в общем-то, случайно. Как сын богатого украинского помещика, который, как Киса Воробьянинов, был уездным предводителем дворянства, Якубович начинал служить в гвардии. Точнее – в лейб-гвардии Уланском полку. В этой воинской части он дослужился до корнета[11]. Но потом не сложилось: помешала дуэль. И даже не своя, а чужая, в которой Якубович участвовал в качестве секунданта. Кстати, секундантом противника был Грибоедов. Тогда дуэль была вроде кирпича на голову. Отказаться честь не позволяла – за это офицер вылетал из полка, как пробка из бутылки, и навсегда приобретал в обществе репутацию труса. А за участие в дуэли карали. Правда, не всех и не всегда. Якубовичу не повезло: он «попал под раздачу». Его законопатили на Кавказ, точнее в Тифлис (Тбилиси), в обычный армейский драгунский полк, прапорщиком. То есть, согласно табели о рангах, его понизили на один чин. Фактически же – на два, потому что обычно из гвардии в армию выходили с повышением в чине. Вот это и стало главной причиной обиды Якубовича на императора: то, что его вышибли из гвардии и оторвали от веселой петербургской жизни. Кавказ, где шла война, был, конечно, опасным местом, но чины там наверстывались очень быстро. Именно потому туда и посылали дуэлянтов.

Впрочем, на Кавказе Якубович не скучал и первым делом вляпался в новую дуэль – на этот раз с самим Грибоедовым. Якубович считал его еще одним виновником своих неудач. Писатель отделался легким ранением, а бывшему гвардейцу на этот раз ничего за дуэль не было. На Кавказе, видимо, на такие вещи смотрели проще.

Воевал он довольно лихо. И не только воевал, но и прославился тем, что добровольно вызывался на «зачистки» и весьма добросовестно их осуществлял. Во всяком случае дослужился до капитана[12] и получил «Анну на шею», а вдобавок еще и пулю в череп. Пули тогда были большие и тяжелые, так что, возможно, после ранения Якубович немного повредился в рассудке. А может, дело и не в этом: и сегодня некоторые ветераны «горячих точек» ведут себя неадекватно и ввязываются в разные сомнительные дела. Хотя для Якубовича проблема социальной адаптации не стояла. Ему, подобно нынешним «афганцам» и ветеранам Чечни, не пришлось бы обивать пороги в поисках работы: у его батьки денег хватало.

По некоторым сведениям, Якубович состоял на Кавказе в каком-то загадочном обществе, о котором толком ничего не известно. Хотя, по другим данным, это тайное общество занималось исключительно тем, что «задвигало» в обход государства медь в Турцию.

В общем, Якубович был человеком с бурной биографией. В Петербурге же он появляется во всей красе кавказского героя: шляется по салонам и наводит ужас на дам рассказами о своих кровавых подвигах, которые очень напоминают байки конандойлевского бригадира Жерара[13]. Для того чтобы все постоянно помнили о том, откуда он прибыл, Якубович носил на голове черную повязку, хоть рана, по некоторым сведениям, давно уже зажила. Но одного успеха у дам ему показалось мало. Он решил заняться чем-нибудь более серьезным. Случай свел его с Рылеевым. Тот, понимая, что такие люди ему нужны, предложил Якубовичу вступить в организацию. По словам Рылеева, на предложение присоединиться к заговорщикам Якубович ответил: «Господа! Признаюсь, я не люблю никаких тайных обществ. По моему мнению, один решительный человек полезнее всех карбонаров и масонов. Я знаю, с кем говорю, и потому не буду опасаться. Я жестоко оскорблен Царем! Вы, может, слышали». Тут, вынув из бокового кармана полуистлевший приказ о нем по гвардии и подавая оный мне, он продолжал, все с большим и большим жаром: «Вот пилюля, которую я восемь лет ношу у ретивого, восемь лет жажду мщения». Сорвавши перевязку с головы, так что показалась кровь, он сказал: «эту рану можно было залечить и на Кавказе без ваших Арендтов и Буяльских, но я этого не захотел и обрадовался случаю, хоть с живым черепом, добраться до оскорбителя. И, наконец, я здесь! И уверен, что ему не ускользнуть от меня. Тогда пользуйтесь случаем, делайте, что хотите. Созывайте ваш великий собор и дурачьтесь досыта».

Может, это произошло и не совсем так. Во-первых, Рылеев выгораживал себя, во-вторых, он все-таки был поэт. Но о намерении свести счеты с царем Якубович кричал чуть не на каждом углу. Поэтому многие не воспринимали его всерьез. «От Якубовича на расстоянии несло фальшью, он был слишком театрален», – полагает исследователь декабристов М. Цейтлин. Это мнение усердно поддерживают те, кто доказывает: декабристы ничего страшного не хотели. Мол, посмотрите на Якубовича! Он дешевый позер! Верно, но одно другому не мешает. В конце концов, главарь террористов Савинков тоже был самовлюбленным позером, который кокетливо описывал свои «подвиги» в художественной литературе. А главарь американских сатанистов Чарльз Мэнсон тоже кричал на каждом углу, что будет убивать. И ведь такого натворил, что жуть берет. Так что Якубович был непростым человеком. К тому же не забудьте, ОТКУДА он вернулся. Не просто с войны, а с очень своеобразной войны, которая продолжается до сих пор. И его могло метнуть куда угодно – хоть в цареубийцы, хоть в святые подвижники.

Мы никогда не узнаем, как именно Рылеев оценил личность Якубовича. Но он повел с ним очень тонкую и, с точки зрения «политической целесообразности», грамотную игру. Рискну попытаться проследить логику его действий.