Луис Ламур - Путь воина Страница 18

На этот раз остаться в живых мне удалось лишь благодаря счастливой случайности и тому, что для них эта встреча оказалась столь же неожиданной, как и для меня, и еще потому, что они совершенно не были готовы к событиям, за ней последовавшим. Страх был сильнее усталости, и я бежал, устремляясь обратно к реке, надеясь, что мой брат и те, кто находился рядом с ним, были уже где-то к востоку от меня.

Замедлив свой бег, я проверил, на месте ли нож и томагавк. Все в порядке. Колчан со стрелами и лук по-прежнему были за спиной. К счастью, тот, кто напал на меня со спины, был озабочен исключительно тем, чтобы свернуть мне шею, и, по-видимому, ничто другое его не интересовало.

Внезапно я наткнулся на следы Янса и его спутниц и поспешил поскорее присыпать их листьями, а сверху бросил сухую ветку, добившись, чтобы это выглядело так, как будто бы она всегда валялась здесь. Затем я снова скрылся в лесу.

Скорее всего, отсюда до Шомата было не более пятнадцати миль, если идти напрямик, но, если принимать во внимание выбранный ими маршрут и тот путь, который должен буду выбрать для себя я, получится никак не меньше двадцати миль. В такой глуши путешествие по наикратчайшему пути было делом неосуществимым, так как приходилось постоянно с него сворачивать, обходя деревья, преодолевая скалы, каменные завалы, болота, и бог весть что еще, так что иногда дорога могла оказаться едва ли не в половину длиннее, чем это могло показаться с самого начала. Тем более, что из-за подобных отклонений от изначально выбранного маршрута - какими бы незначительными они не были (к тому же если путешественник не достаточно наблюдателен) можно запросто сбиться с пути.

Я никогда прежде не бывал в этих местах, и все же они казались мне до боли знакомыми, потому что всякий раз, когда мне доводилось оказаться в лесной глуши или в горах, я чувствовал себя, как дома.

В своих мокасинах я почти неслышно ступал по сырой листве, стараясь по возможности, как можно меньше шуршать листьями и ветками, за которые мне приходилось задевать. За время путешествия и из-за того, что мне то и дело приходилось опускаться на землю или на траву, моя одежда оказалась сплошь покрыта пятнами и грязными разводами, что делало ее почти незаметной среди листвы и деревьев, через заросли которых мне приходилось теперь пробираться.

Что беспокоило меня больше всего, так это то, что на данный момент я оказался почти безоружен, так как мое теперешнее оружие годилось лишь для ближнего боя. Если меня заметят, то я буду должен любой ценой постараться не стать легкой мишенью для своих врагов, которые рыскали по этим лесам, а им были хорошо известны все хитрости и уловки, на какие только может пуститься охотник.

Выйдя на тропу, я побежал, что было привычным делом для любого индейца или охотника в те времена, когда на лошадях не ездил почти никто, так как в районе залива Массачусетс их не было, а все небольшое поголовье было сосредоточено в испанских колониях далеко на юге. Своих лошадей мы оставили на уединенном пастбище, куда время от времени мог наведываться Маклин, чтобы присмотреть за ними.

Еды с собой у меня не было, но мне и прежде доводилось проводить по нескольку дней без еды, и я знал, что могу это пережить. Тем не менее, время от времени я поглядывал по сторонам в поисках кустиков черники или какой-либо другой пищи, которой можно было бы разжиться в лесу, и вскоре на краю одной из полян мне посчастливилось заметить большой островок ягод.

На земле были заметны медвежьи следы, но поблизости не оказалось ни одного зверя, хотя место для них было вполне подходящее. Я провел здесь почти целый час, собирая ягоды, а затем продолжил свой путь. Конечно, черника была хороша на вкус, но мне хотелось мяса.

Вдруг передо мной словно из-под земли выросли два оленя, и решив не упускать возможности уложить одного из них, я мгновенно прикинул на глаз расстояние между нами и метнул томагавк. Превеликое множество раз до того я с легкостью попадал в мишени величиной не больше ногтя на большом пальце, но только на сей раз удача была явно не на моей стороне, потому что именно в этот момент дрянная тварь повернула голову, и я промахнулся. Олени скрылись в чаще, а я не солоно хлебавши поплелся подбирать томагавк и снова сунул его за пояс, еще какое-то время бормоча себе под нос проклятья.

Оказавшись среди невысоких холмов, поросшие лесом склоны которых были усеяны камнями и поваленными деревьями, я перешел на шаг. В таких местах приходится быть предельно осмотрительным, чтобы, не дай бог, не вывихнуть или не сломать ногу, потому как беспомощный человек, утративший способность к передвижению, зачастую оказывается обреченным на верную погибель. Было очень тихо, и лишь было слышно, как легкий ветерок тихонько пробирается сквозь кроны деревьев, где в вышине перепархивают с ветки на ветку птицы, да то и дело принимаются шуршать в траве мелкие лесные зверьки. Заметно потеплело; задрав голову, я взглянул вверх, в надежде увидеть небо, но там, в вышине, ветви деревьев так плотно сплетались между собой, что за ними не было видно ничего, кроме лоскутков низкого, серого облака, проглядывавшего в просветах между листвою.

Несколько раз я делал короткие остановки, давая себе время для размышлений, пытаясь представить себе, где теперь могли находиться Янс и остальные, но единственное мое предположение заключалось в том, что они были где-то к северу от меня, и что нас разделяло несколько миль, и все же я очень надеялся на то, что наши общие враги, вместо того, чтобы преследовать их, пошли по оставленному мной следу. Подумав об этом, я поднимался с земли и шел дальше.

О поселении Шомат я не знал ничего. Да и не поселение это было вовсе, а так, просто обжитое местечко, о котором мне было известно лишь то, что там проживало всего двое или трое человек. О том, что оно располагалось на морском побережье, и что рядом находилась укромная гавань, я тоже знал, а кое-кто в Джеймстауне да и в Уильямсбурге, с кем мне приходилось встречаться и разговаривать, брался утверждать, будто у этого поселения большое будущее. Мне приходилось часто слышать подобные пророчества в применении к тому местечку, равно как и к другим деревенькам, возникшим на недавно открытом побережье, и поэтому вряд ли все это стоило всерьез принимать за чистую монету.

В лесу было жарко и душно. Вот уже целый день я шел вперед, ощущая некоторую усталость и одиночество, а мои мысли неизменно возвращались к мисс Маклин, несмотря на все мои тщетные попытки заставить себя отвлечься и думать о чем-нибудь другом. Но все впустую.

С какой стати я должен думать о ней? Мы были едва знакомы. Конечно, она была симпатичной девицей. Просто красавица, если уж на то пошло. Девушка, не лишенная самообладания и присутствия духа, и не более похожая на ведьму, чем большинство ее сверстниц, которым тоже отнюдь не чужды те или иные проделки и шалости.

Но кто я такой, чтобы судить о женщинах? Я знал о них гораздо меньше, чем о повадках оленей или, скажем, бобров, и судя по тому, что мне доводилось слышать, они были гораздо более непредсказуемы, чем лесное зверье.

Ноэллу увезли в Англию, когда она была еще ребенком, так что мои крайне скудные познания о женском поле были целиком основаны на моих собственных наблюдениях за женой брата или супругами моих друзей, что было совсем непоказательно. Женщина, которой уже удалось завладеть столь желанной для нее добычей, ведет себя совершенно иначе, чем та, что еще только находится в засаде.

Свое незнание женщин я с успехом скрывал за напускным безразличием, держа при себе свои соображения по этому вопросу, так как вполне возможно, что в большинстве своем они были ошибочны и могли быть опровергнуты, наберись я смелости высказать их вслух. И нет ничего удивительного в том, что местные парни, возможно, в некотором смысле опасались Дианы, так как уже только один ее взгляд приводил мужчину в замешательство.

И помимо красоты, многое в ней заслуживало восхищение, так как, насколько мне удалось подметить, это была вполне самостоятельная барышня, не склонная поддаваться отчаянию, падать в обмороки или давать волю слезам. Она принимала жизнь такой, как есть, самостоятельно принимая решения, что было также очень характерно для моей матери и еще, в большей степени, для Лилы.

У девушек из индейских племен, которых мне приходилось видеть в деревнях индейцев-чероки и катоба, и белых девушек из Джеймстауна было много общего. Они знали, как им лучше пройти, сесть или нагнуться, чтобы наиболее выгодно подчеркнуть достоинства своей фигуры, и я был привычен к этому. Диана же, фигура которой была лучше, чем у любой из них, вовсе не утруждала себя чем-либо подобным. Или, может, я ошибаюсь? Может быть с ее стороны это было просто не столь очевидно? Я был взволнован и озадачен. Можно было подумать, что она делает все без задней мысли и живет только сегодняшним днем, нисколько не задумываясь о будущем. Это настораживало, и еще только думая о ней, я уже был настроен избегать ее.