Алексей Смирнов - Арабо-израильские войны Страница 18

Утром в понедельник 29 марта на стол Бен-Гуриона положили сухую сводку, которая гласила: мяса в городе осталось на 10 дней, маргарина - на 5, крупы и макарон - на 4. Город жил запасами сухих овощных концентратов и консервов. Солдат "Палмаха" - элитных подразделений "Хаганы", получал в день 4 куска хлеба, миску супа, коробку сардин, две картофелины и три сигареты. Их снабжали лучше всего, другие получали меньше.

Положение в городе было известно арабам... Однажды Хаим Галлер услышал, как посреди ночи его кто-то окликает. Поколебавшись - ведь это могла быть буквально смертельная для него уловка врагов, - он приблизился к колючей проволоке, ограждавшей его участок. С той стороны он узнал Саломею, пожилую арабскую женщину, работавшую у него много лет. "Держите, прошептала арабка, - я знаю, вы нуждаетесь во всем", - и она протянула еврею два десятка мелких помидор...

Совсем другим было отношение арабских руководителей. Когда в ООН был поднят вопрос о возможном объявлении перемирия в зоне Большого Иерусалима, то еврейская сторона сразу сообщила о своем согласии. В свою очередь, Высший Арабский комитет без колебаний отверг эту идею, причем их вожди были настолько уверены в близком успехе, что не постеснялись заявить о следующем: "Положение в городе станет совсем невыносимым, когда мы отрежем его от питьевой воды и воздвигнем 300 баррикад на пути от Иерусалима к морю..."

Заседание началось в назначенное время. В своем выступлении Бен-Гурион был краток и говорил по существу: "Я собрал вас здесь, чтобы мы совместно нашли средства разблокировать Иерусалим. Сейчас мы имеем три жизненно важных еврейских центра - Тель-Авив, Хайфу и Иерусалим. Мы сможем выжить, если даже потеряем один из них, при условии, что это будет не Иерусалим... Арабы просчитали все точно. Взятие или уничтожение еврейского Иерусалима нанесет фатальный удар по устремлениям и надеждам нашего народа и, возможно, приведет к смерти еще не рожденное государства. Чтобы помешать этой катастрофе, мы должны быть готовы пойти на самый серьезный риск..."

Далее Бен-Гурион заявил, что впервые "Хагана" должна будет отказаться от тактики секретной войны и бросить свои силы на взятие конкретного географического пункта, чего до этого она никогда не делала. Для этого он потребовал выделить с других секторов и собрать группировку в 1500 человек, причем это должны быть лучшие подразделения с лучшим вооружением. Жозеф Авидар, который заведовал всем арсеналом "Хаганы", заметил, что у них всего-то насчитывалось 10 000 единиц современного стрелкового оружия, а все остальное было отнесено в категорию устаревшего, восстановленного, самодельного и малопригодного оружия.

Приказ командующего был однозначен - полторы тысячи "маузеров", "томпсонов", МГ-34 и "стенганов" должно быть выделено участникам операции. Это означало одно - серьезно оголить все другие фронты. А в случае неудачи, как это случилось совсем недавно у Кфар Этциона, силы сопротивления сразу лишались одной шестой части своего лучшего вооружения. Риск, несомненно, был.

Далее Бен-Гурион объявил о назначениях.

Самый трудный участок поручался молодому офицеру Исааку Рабину (который так прославится двадцать лет спустя). Общее руководство операцией должен был осуществлять Шимон Авидан. Оба они были из подразделений "Палмах".

В завершение, согласно традиции, грядущей военной акции присвоили имя собственное "операция "Нахсон", по имени того иудея, который, согласно легенде, первым пошел навстречу неизвестности, бросившись в кипящие волны Красного моря.

После этого большинство командиров было отпущено и лишь самому узкому кругу офицеров, которые конкретно будут заниматься осуществлением операции "Нахсон", Бен-Гурион объявил название этого географического пункта. Им должна была стать арабская деревня с европейским названием, которое ей дали крестоносцы, - Кастель.

Самое интересное, что Абдель Кадер инстинктивно чувствовал и догадывался, что что-то зреет и что-то вот-вот случится. И чтобы опередить это что-то, он выехал, кстати, в противоположную от Кастеля сторону - в Дамаск.

Пройдет неделя, и его пути пересекутся с указанными выше "палмахниками".

5-7 апреля произойдет одна из развязок запутанных узлов весны 1948 года, и это случится в Кастеле.

Рассказ о первом, действительно "кровавом" месяце в жизни Палестины середины прошлого столетия начнем с идиллической, даже пасторальной картины арабских деревень, нанизанных словно бусы по отрогам горных хребтов на запад от Иерусалима. Именно из них поступала в город значительная часть продовольствия в виде овощей, фруктов, именно оттуда гнали крестьяне отары овец для продажи на знаменитом Мясном рынке у ворот Ирода возле Старой крепости.

Редкой была деревня, в которую по тем временам было проведено электричество. Ни в одной из них тогда не было водопровода или телефона. В каждой деревне обязательно доминировали два здания: мечеть и дом местного старосты (по-арабски "мухтара"). Как правило, это были весьма солидные сооружения, обязательно построенные из местного прочного камня. Здесь концентрировалась вся социальная жизнь деревни. Сюда приходили феллахи на молитву, здесь же долгими вечерами просиживали они, обсуждая последние новости, которые им доносили радиоволны или соседи, съездившие на рынок в Хеврон или Вифлеем. Единственный батарейный приемник обычно принадлежал "мухтару". Этот человек всегда пользовался непререкаемым авторитетом в деревне, а должность его обычно была наследственной.

И вот в этот пасторальный мир должна была вторгнуться ударная бригада "Харель", из элитных подразделений "Палмах". Ее командующий, тогда совсем молодой Исаак Рабин (в 1967 г. он будет начальником Генерального штаба), был настроен решительно: "...не оставить в деревнях камня на камне, изгнать оттуда все население... Лишившись их, банды разбойников будут парализованы..." - вот его слова.

Операция "Нахсон" на своем первом этапе предусматривала взятие деревни Кастель, которая контролировала въезд в Иерусалим. Непосредственный захват деревни был поручен боевому офицеру по имени Узи Наркисс (запомните это имя). За неделю до этого он претерпел позорное унижение, сдав свое оружие у Неби Даниэль, и поэтому сейчас просто сгорал от желания расквитаться с арабами. В ночь на 3 апреля возглавляемые им 180 "палмахников" начали восхождение по горному склону. Приблизившись к деревне и расставив несколько пулеметов, ровно в полночь они обрушили огонь на мирно спящие дома. Небольшой местный отряд самообороны не смог противостоять столь организованному противнику и тут же бежал. Вслед за ним бежали все до единого жители Кастеля.

Утром в субботу 3 апреля впервые целая арабская деревня оказалась в руках евреев.

Новость об этом быстро распространилась по всей арабской Палестине вплоть до Дамаска, где тогда находился Абдель Кадер. Он отдал приказ Камалю Ирекату (кстати, весьма неплохо проявившему себя все у того же Неби Даниэль) немедленно отвоевать этот объект. Ирекат тут же выслал связных по всей Иудее собирать добровольцев для штурма.

В это время бойцов Узи Наркисса, которые уже требовались в другом месте, сменил отряд регулярной "Хаганы" под командованием офицера Мотке Газит (запомните это имя). Он был происхождением из Прибалтики и, хотя в свое время учился на дипломата, стал одним из заслуженных полевых командиров "Хаганы".

Мотке Газит прибыл в Кастель, имея на руках два приказа:

- оборонять деревню до последнего вздоха;

- при первой возможности "динамитировать" все строения и полностью снести деревню с лица земли, чтобы она больше не служила базой для "придорожных разбойников".

Вскоре после полудня Камаль Ирекат имел в своем распоряжении 400 бойцов, и он лично возглавил первую атаку. К этому времени выяснилось, что первая линия еврейской обороны проходит в каменном карьере Цуба, расположенном ниже деревни. С криками "Аллах акбар!" (это что-то напоминает читателю. - Примеч. авт.) нападавшие атаковали карьер. Немногочисленные защитники Цубы, продержавшись сколько можно, в конце концов все укрылись в большом каменном доме прямо в центре карьера, где находилась его контора. Толстые прочные стены оберегали их от ружейных пуль, и бой затянулся далеко заполночь.

Прошли первые сутки обороны Кастеля. Утром 4 апреля на помощь "ирекатавцам" прибыл со своим отрядом старый боец Ибрагим Абу Дайя, который командовал арабской милицией в Катамоне. Атаки возобновились с прежней силой. Наконец под стенами конторы заложили заряд тротила, и дом был взорван. Уцелевшие евреи отступили уже в пределы собственно деревни. Воодушевленные несомненным успехом, арабы стали подступать уже к деревенским постройкам. Но здесь, к полному изумлению оборонявшихся, они остановились. Причина была простой (и этот фактор так часто будет подводить арабов и позже): когда сутки назад они начинали бой, никто даже не побеспокоился о каком-либо питании. И сейчас, 24 часа спустя, у многих во рту не было ни крошки хлеба, ни глотка воды. Находясь на пределе своих физических сил, ополченцы были вынуждены прекратить сражение.