Франсуа Блюш - Ришелье Страница 18

ОБОЮДНАЯ СУРОВОСТЬ

Гораздо лучше заставить себя бояться, чем любить.

Я заставляю отбывать наказание перед тем, как вознаградить.

Я дарую своим подданным справедливость.

Невозможно быть справедливым, если не являешься человечным.

По странной сентиментальности наше время представляет политический тандем Людовик XIII — Ришелье в образе некоей двуединой суровости, иногда граничащей с крайней жестокостью. При подобном представлении забываются три факта: 1) тридцать шесть лет религиозных войн (1552–1598); 2) число заговоров, подавленных при Генрихе IV; 3) последствия двух предыдущих пунктов. Действительно, при Людовике XIII мы наблюдаем новые религиозные войны и новые заговоры. Что следует делать правителю, столкнувшемуся с сепаратистами, насильниками, заговорщиками? Почему формулировка Макиавелли «Гораздо лучше заставить себя бояться, чем любить» — фраза до странности банальная, изобличает макиавеллиевского злодея? Ришелье, несомненно, знал это высказывание; король, вероятно, нет; но оба воплощали его на практике, не считая, что грешат перед Божескими законами или законами природы. Следовательно, нет смысла переоценивать суровость, царившую во Франции эпохи барокко. Стоит измерить персональную суровость короля и кардинала-министра и попытаться оценить с помощью нескольких известных примеров меру ответственности каждого.

Первым принимаемым в расчет элементом является монархия как данность — древняя, почтенная, боготворимая, неоспоримая. Во Франции никогда не было двоевластия или дуумвирата. Невозможно поставить в один ряд суверена и его подданного. Решает только король, абсолютный монарх. Только король может миловать — такова королевская прерогатива. Когда правитель управляет своим государством, как истинный наместник Божий, его суждения считаются вытекающими из божественного права; он едва ли может ошибиться. Если его решения представляются верными, остается лишь «позволить свершиться королевскому правосудию». Если его решения кажутся несправедливыми, это не его ошибка — вероятно, кто-то другой подал ему плохой совет, — и тогда люди восклицают: «Ах, если бы король знал!»

В данном случае дурным советчиком имел все шансы стать Арман дю Плесси, Его Высокопреосвященство кардинал Ришелье. По этой причине наш герой никогда не прекращал исполнять роль защитного экрана, щита. Он должен был хранить репутацию короля, к которому относился по-отечески. Если действующий монарх является «первым слугой государства», то главный министр должен постоянно исполнять роль второго слуги. Монархия не является ни диктатурой, ни исключительной властью.

Король был не абстракцией, а воплощением своего королевства. Даже его слабости и ошибки подтверждают этот постулат. Людовик XIII в данном случае был человеком из плоти и крови. Он отнюдь не был добряком. Бальзак и Сен-Симон лгут по его поводу, как истинные льстецы. В «Государе» Ге де Бальзак пишет: «Его мягкость часто корректировалась суровостью бремени, которое он нес». Сен-Симон, упоминая убийство Кончини, написал без смеха, что этот неверный фаворит был «убит вопреки самым точным и неоднократным запретам Людовика XIII».

1626

Д’Орнано Жан-Батист д’Орнано (1581–1626), генерал-полковник Корсики, рыцарь ордена Святого Духа в декабре 1619 г., маршал Франции 7 апреля 1626 г. арестован 4 мая 1626 г., заключен в Венсеннский замок, где умер 2 сентября.

1629–1632

Марильяк Луи де Марильяк (1573–1632), граф де Монтлор, брат хранителя королевской печати, стал маршалом 2 июня 1629 г., командующим армией в Италии 10 ноября 1630 г. арестован 21 ноября 1630-го, казнен 10 мая 1632 г.

1634–1635

Пюилоран Антуан де л’Аж, сеньор де Пюилоран, племянник через брак Ришелье, герцог и пэр с декабря 1634 г. арестован 14 февраля 1635 г., умер в Венсеннском замке 1 июля.

Доктор Эроар, наблюдавший за дофином с самого рождения, писал о нем: «…темперамента сангвинического, смешанного с холерическим», «холерической природы», иногда «изможденный гневом». «Я убью вас!» — кричал малыш мадам де Монгла, своей гувернантке. Очень рано будущий Людовик XIII избрал себе прозвище Людовик Справедливый. Говорят, он боялся стать Людовиком Заикой (поскольку заикался). На самом деле причина в том, что с самого нежного возраста сын Генриха IV путал справедливость и суровость. Он считал себя «справедливым в душе» (отец Шевалье), но душа его часто купалась в суровости. Его преемник Людовик XIV будет более откровенным. Будучи дофином, он скажет, что мечтает, чтобы его называли Людовиком Суровым (Ж. де Вигери).

В деле маршала Анкра было ясно, что король дал понять — ничего не говоря, довольствуясь намеками, — что в глубине души он предпочитает аресту смерть. Иначе почему же он незамедлительно сделал Витри, этого услужливого убийцу, маршалом Франции? Затем последовала целая серия арестов, ссылок и опал, а затем отказ в королевском помиловании накануне казней. Король был так искусен, так красноречив (он, который был заикой), отказывая в каждом прошении о помиловании, что невозможно было не заметить, как он доволен исполнением роли верховного судьи. При его царствовании «Людовика XIII знали, как волевого и строгого государя; но никто не знал, что суровые решения его правительства чаще всего были его делом… Он делал вид или заставлял верить в то, что единственным виновником был Ришелье», — писал Луи Баттифоль.

На самом деле Людовик XIII был целиком ответствен за все казни и аресты. Часто он даже не пытался скрыть свою радость; в случаях бедного Шале (1626), Бутвиля (1627), Лестранжа и маршала-герцога Монморанси (1632) это было более чем очевидно.

Участие Его Высокопреосвященства было, очевидно, более скромным и тайным. Иногда к осторожности его побуждала профессиональная этика. Он пытался выглядеть нейтральным при аресте и заключении в тюрьму хранителя королевской печати Мишеля де Марильяка (1630). Но после четвертого или пятого раза он уже не скрывал своей злобы, иногда весьма мелочной, иногда близкой к садизму. Можно понять, за что он предал королеву-мать, преследовал Анну Австрийскую, сражался с Месье: здесь политические доводы всегда могли быть удобно оправданы неким высшим смыслом. Однако трудно извинить священнику эпохи святых рвение, проявленное в осуждении и казни маршала Марильяка (1631–1632). Его позиция по отношению к командору де Жару, помилованному только на эшафоте (1633), тоже отдает садизмом. Много позднее, в 1638 и 1639 годах, Ришелье играет в кошки-мышки — не слишком сильный образ — с несчастным аббатом Сен-Сираном, его заботами помещенным в Венсеннский замок. Наконец, ответственный за арест главного конюшего Сен-Мара, он вынудил Людовика XIII поступить исключительно сурово. А ведь де Ту, соучастник и друг казненного, возможно, мог бы спасти свою голову.

Но в целом, хотя кардинал-министр редко миловал, королевская суровость в 1624–1642 годах превосходила кардинальскую. Скажем честно: сутана его Высокопреосвященства не так уж сильно запятнана кровью, как об этом рассказывают легенды.

ПОСТРАДАВШИЕ ОТ «КОРОЛЕВСКОГО ПРАВОСУДИЯ»

Злые поступки приводят человека на эшафот.

1626. 19 августа: Казнь в Нанте графа де Шале (Анри де Талейрана).

1627. 22 июня: Казнь в Париже графа де Бутвиля (Франсуа де Монморанси) и графа де Капеля (Франсуа де Росмадека).

1632. 10 мая: Казнь в Париже Луи, маршала де Марильяка. — Сентябрь: Казнь в Лионе Сира де Капестана. — 6 сентября: Казнь виконта де Лестранжа (Клода де Отфора). — 12 октября: Казнь в Безье Дезея де Корменана. — 30 октября: Казнь в Тулузе Анри, герцога и маршала де Монморанси.

1633. 10 ноября: В Труа командор де Жар (Франсуа де Рошешуар) получает помилование только на эшафоте.

1641. 9 ноября: Казнь в Амьене де Сен-Прейля (Франсуа де Жюссака), губернатора Арраса.

1642. 12 сентября: Казнь в Лионе маркиза де Сен-Мара (Анри Куафье де Рюзе), главного конюшего, и его друга Франсуа Огюста де Ту.

ЮМОР И ЛЮБЕЗНОСТЬ

Кардинал часто щекотал сам себя, чтобы посмеяться.

Он приказывал найти Буаробера и других, кто мог его развлечь, и говорил им: «Повеселите меня, если знаете что-то интересное».

Таллеман, Светоний эпохи барокко, в основном мало склонный льстить Ришелье, тем не менее писал: «Его Высокопреосвященство любил посмеяться». Склонный к плохому настроению, много страдавший физически, почти всегда утомленный, кардинал неоднократно испытывал потребность развлечься в непринужденной обстановке. А его пристрастие «поржать» в тесном кругу породило предположение о том, что «он воображает себя лошадью».